— Дикари? — Осторожно спросил Шекспир.

— Дикари. — Согласился я. — С вселенской манией величия.

— И дырявыми лодками. — Добавил он.

Мы посмеялись. Вернее, ртом смеялся я, напарник смеялся по-своему, тряс руками, закрыв глаза. Мне от выражения его веселья стало еще смешнее. Не знай я, что это означает, решил бы, что у него случился эпилептический припадок. Наверное, то же самое он думал о моем смехе, похожем на астматические конвульсии.

Отсмеявшись, мы с новой силой налегли на весла. Шекспир хорошо ориентировался на воде и временами правил курс. Я же доверял ему, как себе и усиленно греб. Весла терпели мои усилия, скрипели, гнулись, но не ломались. Стемнело совсем. Небо подсвечивало дорогу голубоватым сиянием, выделяя на темной поверхности воды белые барашки. Над головой ярче звезд выделялась красивая разноцветная туманность, похожая на кошачью мордочку. С интервалом в сорок минут через весь небосвод пролетал яркий объект явно искусственного происхождения. Я вынул свой продвинутый бинокль, чтобы он определил его. Мало ли, вдруг это пограничный корабль по мою душу, или Ольга, высматривающая меня в телескоп.

Точка появилась из-за горизонта. Я поймал ее электронной оптикой с хорошей стабилизацией. Картинка приблизилась, настолько, насколько это было возможно, чтобы не терять ее из вида в таком шатком положении, как у меня. Надписи на борту не прочитать, но форму объекта определить возможно. Электроника определила его, как «Грузовое судно, класса Лямбда Семь», дополнив кучей информации о грузоподъемности, скорости, расстоянии на одной заправке и тому подобном. Когда я смотрел на него невооруженным взглядом, то не видел, как рядом с ним снует поток мелких челноков, доставляющих груз с орбиты на поверхность планеты и обратно.

— Не за тобой? — С надеждой спросил Шекспир.

— Нет. — Произнес я с сожалением.

Я был почти уверен, что Ольга ищет способ вытянуть меня с этой планеты, пусть не сама, ей сейчас могло быть совсем не до этого, а через своих людей.

— Не спеши покидать нас. Что тебе даст оказаться на родной планете раньше на десять дней? Я понимаю, семья, дети, жена, родители, но с ними ничего не случится без тебя, а мы погибнем. Тяжело поставить на одну чашу весов свои проблемы и чужие, но я прошу тебя понять, твое появление в нашем лесу не случайность. Тот, кто создал мир, выбрал тебя для нашего спасения. — Шекспир бросил грести и уставился на меня влажным взглядом.

— Похоже, он не утруждает себя составлением очередности героев для спасения мира. — Я вздохнул. — Да не лечу я никуда.

Напарник ничего не сказал, снова налег на весла. Я не стал далеко убирать бинокль, мало ли кто еще решит полетать по ночному небу. Взялся за весла и хорошенько прибавил скорости нашему суденышку. Мы не общались очень долго, занятые работой. Погода благоприятствовала нашему путешествию. Туманность «Кошачья мордочка» опустилась к светлеющему горизонту. Звезды поблекли, а вместе с ними и вращающийся на орбите грузовик. Прямо по курсу сквозь утреннюю дымку проступили контуры берега.

— Земля? — Поинтересовался я на всякий случай.

— Долина. Удачно попали между гор. — Шекспир оставил весла и поднялся, чтобы лучше разглядеть сушу.

Я вынул бинокль. Мне стало понятно, о чем говорил напарник. Плоская равнина была зажата меж двух горных гряд, соединяющихся в полутора десятках километров от берега. Нарушали естественный природный пейзаж два дымящих завода, расположенные друг от друга в нескольких километрах. Никто из людей не беспокоился об экологии чужой планеты, относясь к ней, как к временному прибежищу. Если прогнозы моави были верны, то работать им оставалось считанные дни.

— Я все равно не понимаю до конца свою миссию. — Признался я. — Чужой человек, прибывший на планету два дня назад, почему они поверят мне?

— Когда вы появились здесь впервые, мы приняли вас за посланников неба, которые спустились на землю ради наших интересов. Как можно было не верить, когда мы видели, насколько вы превзошли нас. Отрезвление пришло не скоро и не у всех. Ты увидишь сам, что на моави из леса, моави из долины смотрят свысока, как на недоразвитых братьев. Если я расскажу им про начало цикла, они посмеются мне в лицо, но если это сделаешь ты, еще и добавишь, что информация наших предков перепроверена вашими учеными и подтверждена, они отнесутся к этому серьезно.

— А если ты ошибаешься, то из-за меня они перестанут верить людям.

— Я не ошибаюсь. Так будет.

— Хорошо, вроде теперь мне понятнее моя роль. Совсем недавно я уже примерял подобный образ, и мне было, как бы это сказать, комфортно в нем. Наверное, внутри меня живет артист, которому иногда хочется почувствовать себя в новом образе.

— Не знаю, кто такие артисты, но дело у тебя важное и ответственное. Твое имя будет сохранено в памяти моави. По крайней мере, до конца следующего цикла.

— Спасибо, конечно, но я не особо честолюбивый, чтобы желать подобной славы. Мне подумалось, было бы здорово, чтобы у моей дочери была в няньках женщина моави. Вы так выглядите, что человек поневоле становится лучше. Я был удивлен тем, как вы сожительствуете с людьми в долине. История знает кучу примеров, когда мы, считающие себя умными и цивилизованными, убивали других, занимающих свои исконные земли, считая их дикарями.

— Я слышал о таком от людей. И у нас не всегда все было хорошо. Мы умели прощать, а люди вовремя остановиться. А насчет няньки, я хотел бы пожить на твоей планете ради расширения кругозора, но у меня племя за которое надо нести ответственность. А оно скоро станет еще больше, после того, как мы вернем моави в лес.

— Да я это просто так сказал. Даст бог, сами прилетим в гости.

— Было бы замечательно. К тому времени я уже буду отцом большого семейства.

— Большого семейства Шекспирычей. — Я засмеялся. — Не забыть бы гостинцев прихватить на всех.

— Всегда будем рады видеть твою семью.

— Шекспир, а почему ты вернулся в лес? Да еще и с кучей оружия? — Поинтересовался я.

Он снова сел на весла и стал грести.

— Я не один, нас было много. Поручили мне и еще нескольким моави отправиться в лес и рекрутировать новых помощников. Люди собирались расширять производство и требовали новый персонал. Территорию надо было зачистить от вертунов и поддерживать чистоту на новом объекте. Я, конечно, не очень любил лесных собратьев, но задание есть задание, набрал всяких безделушек, чтобы подкупить их. Сели на катера, доплыли до леса и отправились на поиски лесных моави. Два дня бродили по лесу, совершенно не понимая, как в нем ориентироваться. Ладно, сами лесные собратья выследили нас и решили напасть. Но воевать-то мы умели не хуже, и оружие у нас было лучше. Убили пару человек в самом начале схватки с обеих сторон, а потом опомнились, за что же мы убиваем-то друг друга. Начали общаться. Когда они поняли, зачем мы пришли, снова озверели и хотели броситься в бой, но я сложил оружие, поднял руки вверх и сказал, что они многого не знают, и я требую пообщаться с жителями племени. Мои напарники остались на месте, а я один пошел в поселок лесного племени. А там увидел ее, самую красивую девушку из созданных миром во все времена. Короче, речь моя не задалась, убедить никого не получилось. Вернулись пустыми, еще и с потерями. А я понял, что не найду себе места, пока не добьюсь той красавицы. Мне было понятно, что она не выберет долину ни за что, так что подходил только вариант возвращения в лес. Я стал проводить работу с соплеменниками, напоминать им о корнях и о том, что лес наша естественная среда. Мне удалось собрать около сорока единомышленников. Понимая, что за это люди могут нам отомстить, украли оружие из челнока и сбежали в лес. Добрались без проблем, погони не было. Перенесли оружие в лес, катера утопили. Я стал искать контакт с лесным племенем и наткнулся на мертвый пояс из крикунов, о которых не имел тогда никакого понятия. Услышав стрельбу, лесные моави всполошились и решили проверить, кто это шумит. Встретив нас во второй раз, и узнав, что мы вроде бы стали одними из них, смягчились. Я, конечно, сразу отправился к той девице, но она уже была замужем и готовилась стать матерью. Для меня это был шок. Я готов был отдаться крикунам на съедение. Кое-как пришел в себя и решил, что мы будем жить обособленно от лесного племени. С тех пор у нас вялотекущая нелюбовь друг к другу, но и ей остались считанные дни. — Шекспир замолчал.