Они работали со мной еще месяца два с большими перерывами, каждый день атакуя меня все новыми вопросами. Результат был прежний. «Весту» на это время оставили в покое, и она занималась приготовлением пищи и детьми.
Однажды ночью случился переполох: кто-то постучал снаружи в стену дома, и охранники, а это были молодые ребята, забегали по дому с пистолетами в руках. Я тоже вышел посмотреть, что там происходит, но вскоре понял, что ничего серьезного.
— А собственно, кого вы опасаетесь? — спросил я. — Русских здесь нет. Своих, что ли, боитесь?
— Какие там, к черту, русские?! — воскликнул один из них. — У нас своих террористов хватает: и левые, и правые, и «тупамарос», и «эскадроны смерти»! Черт его знает, вдруг кому-нибудь из них придет в голову наведаться сюда. Мы вон даже своему СИДЭ и то не доверяем, потому что там есть люди, которые хотели бы с вами расправиться, а следовательно, и с нами заодно, поскольку мы вас обязаны защищать.
«Что-то новое», — подумал я.
— На днях, — сказал другой охранник, уже знакомый мне высокий мулат, — террористы угрохали одного начальника полиции, отличавшегося особой свирепостью и жестокостью в борьбе с «левыми». Так теперь это дело увязывают с вами. Наше начальство через одного адвоката передало вашим из посольства, что вы в полном порядке и что вовсе незачем убивать наших полицейских комиссаров.
Густаво теперь стал приезжать гораздо чаще, чем раньше.
— Ситуация создается такая, что чем скорее вы выедете из страны, тем будет лучше для вас. Оставаться здесь становится крайне опасно, так как местные власти могут захотеть в какой-то момент решить ваш вопрос по-своему. К тому же активизируются террористические группы. Вам необходимо готовиться к переезду в США. Вы сами понимаете, что после того, что произошло, обратного пути у вас нет. Дома вас ждет Сибирь. В Штатах же вы можете прекрасно устроиться и жить припеваючи, уверяю вас. Я уверен, что вам там понравится. Америка — чудесная страна. Страна с большими возможностями.
Я передал «Весте» наш разговор с Густаво.
— А и впрямь, ты что думаешь, нас дома встретят с распростертыми объятиями?
— Ну, с объятиями, может, и не встретят. Может, даже посадят сгоряча, по крайней мере меня. Ведь я, как-никак, нарушил присягу. Да и ты вроде тоже.
— А к стенке тебя не поставят?
— У нас это, кажется, сейчас вышло из моды. А вот в тюрягу или психушку — это очень даже может быть. Или вышлют куда-нибудь. А ты, если останешься на воле, будешь за меня хлопотать и носить мне передачи.
— Ты думаешь, нам удастся доказать факт предательства?
— Скорей всего не поверят. Ведь если предатель в Центре[45] то он должен быть неплохо защищен, и нас могут убрать раньше, чем мы откроем рот. Но волков бояться— в лес не ходить. Я думаю, в Штатах нам удастся осуществить задуманное. У нас только один путь — домой. Что бы там ни было. Не оставаться же здесь и записаться в предатели?
— Но нам ведь могут сказать, что версию о том, что нас предали, мы придумали сами, чтобы обелить себя.
— Пусть говорят, нам важно добраться до дома, доложить о случившемся и о своих подозрениях, а там пусть решают. Что сейчас об этом думать? Вон и Густаво говорит, что нам нужно поскорей отсюда убираться, так как здесь начинает пахнуть керосином.
Через два дня Густаво приехал со своим шефом, который представился как Карлито. Он смотрел строго сквозь очки, в глазах у него таилось недоверие. Вместе с ними прибыли Урета с Перейрой, те, что беседовали со мной почти два месяца. Необходимо было завершить некоторые формальности, как-то: официальный отказ от аргентинского гражданства нас и наших детей (ведь они-то были урожденными гражданами Аргентины), для того чтобы в будущем ни наши дети, ни кто-либо другой не могли претендовать на аргентинское гражданство.[46]
Кроме того, мы подписали доверенность на имя Уреты на продажу квартиры, машины и мебели. Машину Урета приобрел для себя за смехотворную цену и был весьма доволен покупкой. Они с Перейрой буквально источали доброту и ласково посматривали на меня, как кот на сметану. Я мог только предположить, что им крупно повезло: они, вероятно, нашли те пять тысяч долларов, что находились в тайнике на кухне, и оприходовали их. Это была наша зарплата, присланная Центром через тайник.
Вскоре аргентинцы ушли, забрав с собой подписанные нами документы. Густаво с Карлито остались.
— Относительно ваших вещей, — сказал Густаво. — Пишущая машинка и магнитофон «Филипс» проданы. Деньги вам пригодятся. Оба фотоаппарата и кинокамера исчезли во время ареста. Норковая шубка тоже было пропала, но мы попросили полицию поработать, и шуба появилась. Мы ее привезли с собой. Вот только похититель ударился в бега.
С этими словами оп передал «Весте» большой пакет с шубой.
— Деньги за квартиру, машину и мебель, а также те, что будут получены в Швейцарии, мы переведем на ваш счет в США, чтобы вам там было на что жить первое время. Ваша одежда из дома будет привезена сюда, и вы сможете отобрать себе все необходимое, особенно одежду для детей. Со стороны вашей службы имел место подход к человеку, который связан с нами, о чем русские знают. Вас разыскивают. Думаю, что в ближайшее время ваше пребывание здесь закончится, так как в отношении вас принято решение. И на очень высоком уровне. Вы поедете в Штаты.
Подходил к концу девятый месяц со дня нашего ареста.
Наутро привезли картонные коробки с вещами и детскими игрушками. Мы отобрали самое необходимое. Поздно вечером нас увозили из Аргентины в США.
Америка, Америка…
Вашингтон. Пригород Спрингфилд. Было тепло, даже немного душновато, и мы открыли окно. Ведь из Южного полушария, где была зима, мы за сутки переместились в Северное полушарие, где лето было в самом разгаре.
Рядом с нашей кроватью стояли две кроватки дочерей. Американцы все предусмотрели. Едва мы разместили вещи, как в дверь постучал Гарри. Он пригласил нас поужинать. Как гостеприимный хозяин, он показал нам дом, состоявший из гостиной в двух уровнях с открытым камином посредине, над которым с потолка свисал медный кожух вытяжки; великолепной кухни с электроплитой и посудомоечной машиной, прачечной с автоматической стиральной машиной и сушилкой. Дальше шла дверь в служебные помещения, где размещалась охрана и, по-видимому, средства связи и аппаратура подслушивания.
Вместе с Гарри мы все сели за стол и поужинали холодной ветчиной с пивом, подогрели молоко для детей, съели мороженое, которое американцы обычно едят на ночь. Затем Гарри закурил свою трубку, распрощался с нами и прошел в служебную комнату, а Питер проводил нас до дверей спальни и пожелал спокойной ночи. Так началась паша новая жизнь.
Утром нас разбудил довольно сильный стук в дверь. Очевидно, мы долго не могли проснуться. Питер через дверь интересовался, не хотим ли мы позавтракать. Оказывается, было уже девять утра. По телефону, наверное, запрашивали о нашем состоянии. Мы быстро собрались и пошли на кухню завтракать.
Питер, худой, высокий молодой человек лет тридцати, показал нам окрестности и определил примерные места прогулки. Кругом был сплошной лес. Когда мы подходили к дому, услышали громкий звонок, и через некоторое время по дорожке, покрытой гравием, зашуршали колеса приближавшейся машины. Позже мы выяснили, что на лесной дороге, ведущей к дому, имелось сигнальное устройство, оповещавшее охрану звонком о приближении машины.
Когда раздавался звонок, один из охранников выходил встречать посетителей, остальные оставались в прикрытии. Оружия мы никогда у них не видели, хотя оно, несомненно, имелось.
После завтрака раздался звонок, и вскоре появилась машина. Приехал Гарри (в английском произношении звучит как «Хэри»). Приветливый, энергичный, черноглазый, он был одет в серый деловой костюм, курил трубку.