По воскресеньям мы в сопровождении эскорта из двух охранников отправлялись за город. Национальный парк на реке Потомак занимает сотни гектаров. Живописные долины, покрытые девственным лесом, грохочущие водопады Потомака, места для отдыха на аккуратно подстриженных лужайках, где установлены мангалы для barbecue, столы из толстых дубовых досок и бревен. По всему берегу реки водружены транспаранты с предупреждающей надписью: «Не купаться! Опасно для жизни!» Говорят, что вода в Потомаке настолько отравлена сбросами химических заводов, расположенных выше по реке, что в нее опасно окунуть даже палец. В Национальном парке отдыхают целыми семьями. Часто попадаются взрослые и дети, одетые в майки с призывами в защиту окружающей среды. Движение «зеленых» в те годы еще только набирало силу.

В другой раз мы посетили карстовые пещеры неподалеку от Вашингтона. Превосходно оборудованные подземные сооружения природы с гигантскими сталактитовыми гротами, подземными озерами, мостиками — все это имеет подсветку при помощи неоновых светильников и прожекторов. В большом подземном зале, своды которого состоят сплошь из каменных сосулек, оборудован великолепный сталактитовый органный зал. Музыку здесь слушают стоя, так как сидений нет. На каменном подиуме за пультом сидит органист и играет Баха, только музыка эта особенная, извлекаемая из камня: маленькие молоточки, установленные всюду на свисающих с потолка огромных сталактитовых сосульках, при ударе по камню издают удивительные по своей красоте звуки, которые усиливаются при помощи электроники. Орган может работать и в автоматическом режиме, и тогда им управляет компьютер. Ощущение невозможно передать. Каждую такую поездку, каждую экскурсию мы использовали в целях изучения города, транспорта, возможности затеряться во время подобных поездок. Однако охранники во время наших походов цепко держали пас в поле зрения, а когда мы листали какие-нибудь книги или журналы на полках супермаркетов, они старались выяснить, какие темы нас интересуют, и всегда один из них, как бы случайно, оказывался рядом. И чем больше мы изучали и анализировали возможности незаметного отрыва от своего эскорта, тем больше убеждались, что с детьми это будет сделать невозможно. Мы прикидывали десятки вариантов, но ни один из них не давал гарантии успеха.

Гарри между тем составил план нашего закрепления в Северной Америке. В качестве места жительства была выбрана Канада. Предстояло уточнить район проживания. Была разработана легенда нашей новой биографии, освоением которой я начал усердно заниматься. Я уже стал Питером Гендриксом албанского происхождения. В целях привыкания охранники стали обращаться к нам уже по новым именам: Питер и Линда. По легенде, требовалось знание греческого языка, поэтому я часами просиживал над лингафонным курсом и учебными текстами греческого языка, вспоминая этот давно забытый мною язык.

— Почему албанец и почему греческий язык? — спросил я Гарри.

— У наших документальщиков есть готовые документы на албанца по имени Питер и его жену по имени Линда. Они проживали в той местности Албании, которая примыкает к Греции, поэтому там пользуются греческим языком. А что, вам не нравится греческий язык?

— Да нет, язык как будто хороший. А как моя жена?

— О, по своим корням она так и останется немкой, поэтому язык ей изучать не надо.

— А почему Канада, а не США? — спросила «Веста».

— Ну, для нас так удобнее, — отвечал Гарри. — И для вас тоже.

— А город какой?

— Предположительно Торонто.

— Чем же мы там будем заниматься? И на что будем жить?

— На первых порах мы вам поможем. К тому же у нас примерно пять тысяч долларов из тех денег, что в Швейцарии, и средства, полученные от продажи квартиры, машины и имущества.

— А вы не думаете, Гарри, что нас могут искать? Вы полагаете, у наших служб нет возможности выяснить, куда исчезла из Аргентины семья с двумя детьми? Как бы там ни было, а мы дома пока еще числимся советскими гражданами. А разве вы своих американских граждан, да еще с детьми, не стали бы искать, если бы с ними такое случилось?

— Еще как стали бы!

— Ну вот. Так что вы думаете на этот счет?

— Ну, чтобы вас не искали, мы можем устроить вам ложную автокатастрофу со смертельным исходом, и вы исчезнете навсегда. Вот вас и искать никто не будет, — сказал Гарри с улыбкой, и было трудно понять, шутит он или говорит это всерьез.

— Это несерьезно, Гарри, — сказала «Веста». — Не нравятся мне все эти штучки.

— Ну, тогда мы придумаем что-нибудь другое. Время у нас пока есть.

«Когда имеешь дело с ЦРУ, — думал я, — невольно забеспокоишься, как бы эта автокатастрофа не превратилась в подлинную».

Однажды в середине ноября Гарри сообщил, что со мной хотели бы побеседовать джентльмены из ФБР.

Я ответил, что не возражаю. (А с чего бы мне было возражать? Они здесь хозяева.)

Было промозглое осеннее утро. Сильные порывы ветра гнали волну на Потомаке, заставляя шумно трепыхаться флаги, установленные на высоких мачтах на набережной перед «Marriott Hotel». Вдвоем с Гарри мы вошли в бар отеля и заняли столик в углу зала. Пока пили кофе, к столу подошли два джентльмена. Представились просто: Джон и Боб. Отозвав старшего в сторонку, Гарри о чем-то с ним переговорил. Затем сказал, что заедет за мной через три часа.

Втроем мы поднялись в один из номеров отеля. В небольшой комнате было две кровати, кресло, стул и тумбочка. На степе замысловатая картина на абстрактную тему.

Старший из сотрудников, представившийся Джоном, был лысым и худым, речь неторопливая. Второй — по имени Боб, полная противоположность своему шефу: розовощекий, улыбчивый, приветливый, речь быстрая. Если во взгляде Джона сквозило недоверие, то у Боба — просто явное любопытство.

Боб пододвинул к кровати тумбочку, расположился на кровати, я — на стуле, Джон — в кресле. Тусклый свет падал из окна, выходившего во внутренний дворик отеля. Боб включил верхний свет.

— Мы рады с вами познакомиться, — сказал старший, растягивая слова. — У нас к вам есть ряд вопросов, но для разминки, так сказать, давайте-ка немного полистаем вот эти альбомы из нашей «коллекции». Прошу называть знакомых вам лиц, даже если вы их видели когда-либо мельком.

С этими словами он взял один из альбомов, разложенных на кровати, и открыл первую страницу, полностью посвященную нашему разведчику Рудольфу Абелю: Абель, сидящий в кресле, Абель в профиль и анфас, Абель на улице в Нью-Йорке, Абель в полосатой тюремной робе.

— Вы знаете этого человека? — спросил Джон.

— Знаю, конечно, — ответил я. — Это полковник Абель.

— Откуда вы его знаете? Вам приходилось с ним встречаться?

— Ну кто же его не знает! Все газеты и журналы мира одно время были заполнены его фотографиями.

— А лично с ним вы не встречались?

— Лично — нет.

С полковником Абелем мы встречались во время нашего отпуска в Союзе, в сентябре 1967 года, перед самым нашим отъездом. Встреча была организована по нашей просьбе. В предотъездной суете к нам домой приходило немало людей, каждый из которых считал своим долгом провести последний инструктаж по своей линии. Особое внимание, разумеется, уделялось вопросам совершенствования связи, отступного варианта легенды и прочее. И вот однажды наш куратор этого периода Геннадий Савельевич привел к нам невысокого, худого, пожалуй, даже изможденного пожилого человека в свободном твидовом пиджаке и в черном берете. На вид ему было лет шестьдесят. Он был больше похож на художника, чем на ветерана разведки. Взгляд строгий, внимательный, изучающий сквозь очки в металлической оправе. Голос тихий, глухой. Мы сразу его узнали по фотографиям в зарубежной периодике.

— Здравствуйте! — сказал он, войдя в скромную двухкомнатную квартиру родителей жены. — Рад с вами познакомиться.

Мы смотрели во все глаза на этого человека, о котором ходили легенды. Шеф ЦРУ Аллен Даллес сказал как-то о нем: «Я мог бы гордиться, если бы у меня были один-два таких разведчика». До сих пор ФБР так и не знает, кто был у Абеля на связи и какие секреты ему удалось добыть, а секреты эти касались американских планов атомной войны против СССР.