При необходимости он давал отпор любому взрослому. Среди ярмарочных зазывал, выступавших на рыночных площадях с целью завлечь публику в свои балаганчики, ему не было равных. Его смелостью восхищались опытнейшие наездники. Учителя фехтования, с многими из которых он водил дружбу, твердили в один голос:
— Когда этот малыш сможет держать настоящую шпагу, лучше будет не становиться у него на дороге!
Он отважно бросался в реку и плавал, как рыба. Тело Анри обладало удивительной способностью мгновенно, по его желанию, то увеличиваться, то уменьшаться в размерах; на глазах у изумленной публики он становился горбуном, кривоногим, косолапым и кривобоким — и тут же, как по мановению волшебной палочки, вновь обретал свой юношеский облик.
Он был упорен в достижении своих целей. Говорил он мало и долгим раздумьям всегда предпочитал действия… Вот и сейчас, верный своей привычке, он на ходу размышлял над словами Изидора, прикидывая, как можно помочь делу: «Сборы все хуже и хуже… Нужна маленькая девочка, этакая милая фея…»
Выйдя на улицу Фоссе-Сен-Жермен (позднее — улица Старой Комедии), что напротив кафе Прокопа, появившегося там всего за три года до описываемых событий, он замедлил шаг.
— Интересно, куда девался тот грустный дворянин с длинной шпагой, за которым шла девчушка с кротким, словно у Девы Марии, взором и золотыми волосами? Ах, ну почему я не послушался внутреннего голоса и не пошел за ними! Впрочем, о чем это я, ведь не мог же я уйти посредине представления. Теперь, думаю, уже поздно… Зловещая Долина Нищеты, должно быть, уже затянула их в свои сети… Верно, куда еще они могли податься, если не в эти проклятые места? Испытания, выпавшие на мою долю, под силу далеко не всякому взрослому, и я прекрасно научился читать по лицам… Я сразу понял, что несчастья — одно за другим — обрушились на этих двоих, и они уже утратили всякую надежду вновь завоевать благорасположение фортуны. А что, если мне все-таки попробовать разыскать их? Как знать? Может быть, я сумею не только поправить дела мамаши Туту и Плуфа, но и помочь этому несчастному ребенку? Я хорошо запомнил бледненькое личико и глаза — усталые, обведенные синими кругами, но все же сияющие, подобно звездам… Ее отец, похоже, уже совсем отчаялся… Уверен, что голод прочно держит их в своих цепких когтях! О! Наверняка они частенько ложатся спать без ужина, а днем обходятся без обеда! Бедняги! Если они станут путешествовать вместе с нами, у них, по крайней мере, каждый день будет верный кусок хлеба.
И он, не долго думая, принял решение:
— Я найду их! Обязательно найду, не будь я дворянин! А я — дворянин, и со временем я это докажу, черт побери! Ведь как утверждал господин кюре, терпение — вот добродетель истинного христианина!
И он, не теряя ни минуты, повернул на сто восемьдесят градусов, перешел через мост и углубился в лабиринт темных зловонных улочек, ведущих с улицы Сен-Жермен-Л'Оксеруа на набережную де Ла Ферай.
Неужели он надеялся отыскать свою маленькую красавицу и ее печального отца в этом мрачном месте, в этой клоаке, где редкие масляные лампы, изобретенные господином де Ла Рейни, не только не освещали, а напротив, лишь мешали что-либо разглядеть?
Немало стойких духом, отважных сердцем и прекрасно владеющих шпагой людей не отважилось бы ночью проникнуть в эти места, именуемые Долиной Нищеты. Их остановил бы не столько страх, сколько отвращение к ее обитателям, которые по вполне понятным причинам отнюдь не жаловали дневной свет.
Человеческая жизнь ценилась здесь удивительно дешево, особенно после захода солнца.
Обходы полицейского дозора были бессмысленны, ибо совершались с завидной регулярностью, в строго определенные часы и всегда по одним и тем же дворам и улочкам. Даже полицейские не желали рисковать и лезть черту в зубы.
Но юный Анри, казалось, совершенно не боялся опасных обитателей этих мест. Он уверенно шагал вперед, зная, что в случае опасности вполне может положиться на свое проворство и ловкость. К тому же он выучился нескольким замечательным ударам, с помощью которых мог сбить с ног любого верзилу.
Ему уже доводилось прибегать к ним, и парочка-другая ошалевших пьяниц, и трое или четверо головорезов, увидевших в нем легкую добычу, остались лежать в пыли, извиваясь от боли и бессильной ярости. Впрочем, Анри предпочитал не хвастаться подобными подвигами перед госпожой Бернар.
Он шел медленно, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к каждому подозрительному звуку. Время от времени он распахивал двери какого-нибудь вонючего заведения и, не обращая внимания на оскорбления и угрозы, окидывал своим острым взором его посетителей. В памяти Анри навсегда запечатлелся облик несчастного дворянина, бредущего по Новому мосту в надежде встретить того, кому можно было бы предложить свои услуги умелого фехтовальщика, — отца златовласого ангела, которого так страстно желал отыскать наш юный герой. Но ни сего пленительного существа, ни отца его нигде не было.
Поиски привели Маленького Парижанина на улицу Балю.
Там внимание его привлек некий дом, стоящий на углу набережной де Ла Ферай и напоминающий огромный и неуклюжий деревянный ящик. Мальчику показалось — или же он ослышался? — что за глухими, без окон, стенами раздаются шаги и ругательства.
Снаружи темное строение выглядело таинственным и заброшенным.
Рядом с этим домом располагался особняк, некогда принадлежавший Сен-Мару. Окна в нем были закрыты ставнями, отчего жилище казалось давно покинутым.
«Интересно, кто же скрывается здесь, за слепыми окнами и толстыми стенами?» — подумал Анри.
Сердце подсказывало мальчику, что между этими двумя с виду необитаемыми домами существует некая связь, но его честная и благородная натура не позволила бы ему даже предположить нечто столь гнусное, как те сделки, что на самом деле заключались там.
Наконец он оказался на углу улицы Сен-Жермен-Л'Оксеруа; внезапно, словно дикий зверь, которого охотник застал врасплох, он резко прыгнул в сторону и затаился в темноте.
Дверь кабачка «Сосущий теленок» со скрипом отворилась: улицу позолотил пучок тусклого света, какой обычно бывает во всех питейных заведениях, освещаемых сальными свечами, и огласил нестройный хор голосов подвыпивших посетителей.
Спрятавшись от взглядов праздных гуляк, Анри почувствовал себя поистине на охоте. Тревожное ожидание охватило его… Любой пустяк казался ему исполненным зловещего смысла… Весь сжавшись, подобно стальной пружине, он ждал, когда придет время действовать.
Из своего укрытия он увидел, как двое мужчин, озираясь по сторонам, вышли из пещеры Бахуса, именуемой «Сосущим теленком».
Первый — это был Эстафе — тащил под мышкой продолговатый сверток. Второй — Жоэль де Жюган — держал в руке обнаженную шпагу.
Пнув ногой дверь кабака, отчего та с глухим стуком захлопнулась, великан из Нижней Бретани и его сообщник направились к улице Труа-Мари, продолжая внимательно оглядываться вокруг. Вскоре они повернули налево и поспешили к Новому мосту.
Охваченный любопытством, Маленький Парижанин последовал за ними.
«Что это они замышляют? Я увидел их лица лишь в неверном свете масляных ламп, но запомню их навсегда. Вот уж поистине висельники из висельников!»
Жоэль Жюган и Эстафе прошли по набережной Самаритен, где бурные воды Сены, вздувшейся из-за раннего весеннего паводка, с шумом разбивались о деревянные прибрежные сваи…
Ночь, словно погребальный саван, окутывала Париж. Дорога, избранная двумя злоумышленниками, была пустынна.
Низко пригнувшись к земле, Анри невидимкой скользил за ними, плотно прижимаясь к стенам домов, готовый, если надо, наклониться еще ниже и даже лечь на мостовую. Добравшись до конца набережной, он резко остановился, ибо те, кого он выслеживал вот уже около четверти часа, свернули на мост.
«Эти двое бандитов пришли сюда неспроста… — думал он. — Не стоит ли мне, воспользовавшись преимуществом внезапности, напасть на них первому и завладеть подозрительным свертком, который тащит этот великан? А заодно и немножечко поразмяться?
