…разве иногда может похвастаться мужественным своим нападением на станционного смотрителя… – Путешественники, едущие не по «казенной надобности», получали лошадей всегда во вторую очередь. Жалобы на станционных смотрителей, не дающих лошадей, – одно из «общих мест» при изображении почтовых станций в литературе первой трети века.
Пустыни Барабинские – степь на юге Западной Сибири.
Огнищане – так называли средних и мелких земледельцев, «княжеских мужей».
…благодарственный молебен… князю Петру и княгине Февронии. – Петр и Феврония – муромские святые, канонизированные в 1547 г. В «Повести о Петре и Февронии» говорится, что Петр княжил в Муроме. В летописях, однако, такой князь не упоминается.
Сенька Жданов (или Жвалов) – один из казаков, подосланных Заруцким в Ярославль для убийства Д. М. Пожарского.
«Прещение его подобно рыканию львову… и яко же роса злаку, тако тихость его». – «Гнев царя – как рев льва, а благоволение его – как роса на траву» (Книга Притчей Соломоновых, 19, 12).
…а в Москве остался старшим пан Струся. – Николай Струсь вместе с Гонсевским командовал польским гарнизоном, осажденным в Кремле.
…этот монастырь в недавнем времени выдержал осаду, которая останется навсегда… явным доказательством могущества и милосердия божия. – Авраамий Палицын в своем «Сказании» не единожды утверждает, что монастырь выдержал осаду не только благодаря мужеству его защитников, но и за счет помощи «заступников» Сергия, Никона, Богородицы. Впрочем, сведения об осаде Троице-Сергиевой лавры почерпнуты Загоскиным прежде всего из «Истории…» Карамзина, который, в свою очередь, опирался на «Сказание» Палицына (см. след. коммент.).
Тридцать тысяч войска польского… – Цифра взята у Карамзина («История…», т. XII. с. 99), который использовал сведения Палицына: «всего войска с Сопегою и Лисовским до 30000» («Сказание», с. 145). Историки полагают, однако, что Троице-Сгргиеву лавру осаждали около 13-15 тысяч человек (см.: Голубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троице-Сергиева лавра. М., 1909, с. 362—363).
Начальники осажденного войска князь Долгорукий и Голохвастов, готовясь, по словам летописца… – Н. М. Карамзин приводит в своем повествовании об осаде Троице-Сергиевой лавры слова Авраамия Палицына в неточном пересказе: «Князь Долгорукий с Голохвастовым первые, над гробом св. Сергия, поцеловали крест в том, чтобы сидеть в осаде без измены… все люди ратные и монастырские… готовились к трапезе кровопролитной, пить чашу смертную за отечество» («История…», т. XII, с, 100; курсивом Карамзин выделил слова, принадлежащие «летописцу» – Палицыну, у которого они звучат несколько иначе: «Народ во обители к мукам уготовляется: трапеза бо кровопролитная всем представляется и чаша смертная всем наливается» – «Сказание», с. 134). Загоскин в данном случае безусловно использовал текст Карамзина, однако отсылку в целях большей достоверности сделал на «летописца». Голохвастов А. И., Долгорукий Г. Б. – воеводы, руководившие защитой Троице-Сергиева монастыря (см. также коммент. к историческому замечанию (13)).
…который недаром называли в речах своих каменным гробом… – Курсивом выделена цитата из Карамзина, пересказывающего Палицына («История…», т. XII, с. 98): «Доколе, – говорили Лжедмитрию ляхи, – доколе свирепствовать против нас сим кровожадным вранам, гнездящимся в их каменном гробе?» – Ср. в «Сказании», с. 131.
…подле Святых ворот лавры. – Святые, или Красные ворота – главные ворота Троице-Сергиева монастыря, расположенные с восточной стороны его.
…смотрел пристально вдоль ростовской дороги… – Точнее: вдоль Переяславской дороги (как она тогда называлась), проходившей от монастыря на северо-восток.
…брат Суета? – Один из «даточных людей», участвовавший в защите лавры («даточные люди» – крестьяне, находившиеся в зависимости от монастыря). О нем говорится и у Карамзина, и у Палицына: «велик возрастом и силен вельми», отличался «бесстрашием и храбростью» и «никто же против его стати не возможе» («Сказание», с. 159).
Архимандрит. – Имеется в виду Дионисий – архимандрит Троице-Сергиева монастыря (см. коммент.).
Сбердить – пятиться от дела или слова.
…изменник Заруцкий ушел в Коломну… – После неудавшегося покушения на Пожарского Заруцкий двинулся к югу.
…да и князя Трубецкого войско-то не больно надежно… – Одной из главных целей казаков, находившихся под началом князя Трубецкого, была нажива.
Мартьяш – глухонемой польский воин, перешедший на сторону защитников монастыря, «зело яростен и силен бе и послужи в дому пресвятыя троица, яко же истиннии христиане» («Сказание», с. 173). Карамзин в примечаниях к тексту своей «Истории…» приводит выписку из «Сказания» Палицына о том, как Мартьяш (другое имя его – Немко) обличил польского разведчика, который проник но время осады в лавру и стремился «пакость содеяти». Этот исторический эпизод и послужил Загоскину для выделения главной черты Мартьяша в романе – бдительности, которую он проявляет, несмотря на природный физический недостаток.
«В сей бо день…» – Несколько измененная цитата из «Сказания» (см. с. 173).
Мы не иноки западной церкви… – Согласно уставу католического монашества, помимо обетов нестяжания, целомудрия и повиновения (необходимых и в православном монашестве), иноки должны были соблюдать также обет постоянства, обязывающий их к пожизненному пребыванию в звании. В православии пострижение в монахи не пожизненное: иноческий обет может быть снят, и человек снова отпущен в «мир».
Пересвет и Ослябя – иноки Троице-Сергиева монастыря, отправленные Сергием Радонежским в войско Дмитрия Донского. Погибли в Куликовской битве.
Литургия – христианское богослужение, во время которого совершается обряд причащения.
Ступай в стан князя Пожарского… – Посвящение Милославского в монахи Авраамием Палицыным задумано Загоскиным, вероятно, с «исторической» перспективой: подобно Сергию Радонежскому, отсылающему иноков на поле битвы (Ослябю и Пересвета – см. коммент. выше), Палицын отправляет героя романа на защиту отечества.
Трапеза – здесь: престол в алтаре.
Без помолвки, без девишника!.. – Старинные свадьбы справлялись обычно в течение нескольких дней, каждому из которых соответствовал определенный комплекс ритуалов. Помолвка – один из начальных эпизодов свадьбы, во время которого родители жениха и невесты договаривались о проведении свадьбы, о приданом и объявляли своих детей женихом и невестой. Девишник проводился незадолго до венчания: подруги невесты, собравшиеся в ее доме, пели свадебные песни, невеста причитала о девичьей жизни и т. д.
Хотьковский монастырь – расположен в нескольких верстах от Троице-Сергиевой лавры в сторону Москвы.
…в безумии моем я молился – не на лики святых угодников… – Мотив этот, восходящий к теме дьявольского соблазна во время молитвы, был переосмыслен в литературе конца XVIII – первых десятилетий XIX в. (см. например, легенду о монахе, влюбившемся в монахиню, пересказанную Карамзиным в «Письмах русского путешественника»: «Образ нежной монахини всегда присутствовал в душе его. Он хотел молиться; но язык его, послушный сердцу, не мог произнести ничего, кроме: „Люблю! Люблю! Люблю! (Н. М. Карамзин. Избранные сочинения в 2-х томах, т. 1, с. 186). Аналогичные чувства, не побеждаемые молитвой, испытывает священник Клод Фролло к Эсмеральде в романе В. Гюго «Собор Парижской богоматери“). Мотив влюбленного монаха частично ощутим и в произведении Загоскина: Юрий Милославский также собирается принять пострижение.
Дай мне свою руку, радость дней моих, ненаглядный мой!.. – Эпизод объяснения Анастасии и Юрия показался критикам романа неправдоподобным, нарушающим историческую иллюзию, не соответствующим «характеру того времени»: «Анастасия могла взять руку мужа и поцеловать. Также прощаясь с ним у ворот Хотьковского монастыря, по нашему мнению, следовало бы ей поклониться в ноги своему спасителю, супругу и господину» (из рецензии на «Юрия Милославского» С. Т. Аксакова). «Любовь всегда была самою слабою стороною в романах Загоскина», – замечал Аксаков по другому поводу (С. Т. Аксаков. Собр. соч. в 5-ти томах, т. 4, с. 189).
