Рэнни обернулся, когда Летти вышла на веранду. Легкая улыбка осветила его лицо, зажгла огонь в нежной голубизне глаз. Внезапно его взгляд застыл на белой ямочке на ее горле, не скрываемой открытым воротником. Он усмехнулся уголком рта и склонил голову.

— Добрый вечер, мисс Летти.

Летти разделила свою улыбку между молодым человеком и его компаньоном.

— Добрый вечер, Рэнни. Лайонел сказал мне, что вам было не очень хорошо. Надеюсь, вам лучше?

— Намного лучше. А… вам?

Вопрос прозвучал резко, как будто он смущался задать его или же ответ был очень для него важен, что, конечно, вряд ли было так. Она улыбнулась с демонстративной легкостью.

— Если вы имеете в виду, пришла ли я в себя после поездки, то да.

— Вам лучше было бы взять меня с собой. Улыбка сошла с ее лица, словно солнце спряталось за облако.

— Да, возможно.

Не стоило напоминать ей об этом, подумал Рэнсом. Не надо забывать, что ее улыбки предназначены Рэнни, мужчине с умом ребенка, которым она его считала, а не тому, кем он был на самом деле.

Чтобы отвлечь ее, он сказал:

— А я думал о том, что вы мне говорили.

— О чем?

— О том, чтобы учить меня. Вы не передумали?

— Конечно, нет. Я бы с радостью взялась за это, если вы хотите учиться.

— Если вы будете учить и Лайонела.

Лайонел, следивший за их разговором с некоторым интересом, широко раскрыл глаза:

— О, мастер Рэнни! Рэнни улыбнулся ему:

— Не меня благодари.

— Это несправедливо!

— Твоему отцу это понравится. Мальчик повесил голову:

— Да мне все равно.

— Нет, ему не все равно, — сказал Рэнни тихо. — Совсем не все равно.

Летти казалось, что она понимает их, хотя и не была в этом уверена. Отец Лайонела, слуга Рэнни до войны, очевидно, бросил мальчика, предоставив заботиться о нем своей матери, Маме Тэсс, а сам отправился наслаждаться свободой. К чести Рэнни, он пытался создать у мальчика хорошее мнение об его отце, заслуживал тот этого или нет.

— Я с радостью буду учить Лайонела, — сказала Летти. — Как здорово каждое утро вместе ездить в школу, не говоря уже о том, как приятно видеть в классе два дружеских лица.

Рэнни коротко взглянул на нее из-под ресниц, потом покачал головой:

— Нет.

— Но я думала, вы говорили…

— Мне бы лучше учиться здесь.

— О, но вы не будете там единственным взрослым, — сказала она серьезно. — Там будет несколько других мужчин и женщин, раньше они были рабами и провели свою жизнь в такой глуши, что никогда и не учились читать.

— Здесь, — повторил он. — С Лайонелом. И с другими людьми.

— Какими другими? — спросила она в растерянности.

— Из поселка. Моими людьми.

Он имел в виду обитателей Сплендоры, которые жили в поселке за домом.

— Они могли бы ходить в школу.

— Но они не будут. Им приходится трудиться, чтобы заработать на пропитание. А некоторые слишком испугаются.

Она подняла брови. Он говорит дело, ей необходимо это обсудить с чиновниками из Бюро по делам освобожденных невольников.

— Я понимаю. Конечно, я смогу учить вас по вечерам.

— Мы можем начать сейчас, втроем. Здесь?

Его улыбка была такой бесхитростной и полной ожидания, что ей не хватило духу отказать ему. В любом случае это отвлечет ее мысли от того, что хотелось поскорее забыть.

Летти привезла с собой несколько букварей и сборников текстов для чтения, так как ей говорили, что этих книг не хватает. У нее была небольшая грифельная доска и коробочка мелков. Она вынесла все это и разложила на столе на веранде. Она и Рэнни с Лайонелом провели веселые полчаса. Склонившись над столом так, что их головы почти касались, они выписывали буквы. Лайонел, очевидно, раньше немного учился — он умел не только писать буквы алфавита, но и составлять простые слова. Рэнни усердно трудился, от усердия высовывал кончик языка, но буквы его так комично заваливались на доске в разные стороны, что Лайонел приглушал смешки ладошкой. Чем старательнее выписывал буквы Рэнни, тем хуже получалось, пока буквы не стали совсем как пьяные.

Летти хмурилась, осуждающе качала головой, призывая Лайонела к состраданию. Она положила ладонь поверх сильного, загорелого кулака Рэнни, чтобы направлять его. Он позволил ей двигать своей рукой беспрепятственно, а сам повернул голову и посмотрел на нее. Он был так близко, что только дюймы разделяли их лица. Она попала в ловушку ровного света его глаз, но насторожилась, заметив в их глубинах проблеск веселья.

Она вдруг остановилась на вдохе, затем так толкнула его руку, что мел скрипнул по доске.

— Вы это делаете нарочно!

Лайонел взорвался смехом, слетел со своего качающегося стула и стал кататься по полу. Рэнни улыбнулся и покорно кивнул.

— Почему?

— Вы хотели учить меня.

— Вы могли бы сказать, что я понапрасну теряю время!

— Может быть, я что-нибудь забыл. Кроме того…

— Кроме того — что? — спросила она с глубоким подозрением, когда он сделал паузу.

— Вы так милы, когда вы так… так… Слова подобрал Лайонел:

— Так строги и придирчивы, как школьная учительница.

— А кто же я еще? — промолвила она, нахмурясь, не совсем уверенная, обиделась она или нет.

Рэнни склонил голову набок и наблюдал за ней, не отвечая.

— Очень милы.

Летти бросила на него свой самый суровый взгляд, хотя и не смогла побороть легкой улыбки в уголках рта.

— Я вижу, мне надо дать вам обоим контрольную, чтобы выяснить, что вы уже знаете.

— Завтра, — сказал Рэнни категорично. — А сейчас можете почитать нам?

— Почитать вам?

Лайонел сел и обхватил руками колени.

— Иногда тетушка Эм читает нам рассказы, все о рыцарях и воинах, такие, как «Айвенго».

— Она читает? — Летти обдумывала предложение. Все, что вдохновляет любого из них к чтению, — на пользу, подумала она. В то же время сейчас она не чувствовала желания что-то выдумывать для составления контрольной.

— Полагаю, и я могла вам почитать, если бы у меня была книга.

— Я принесу! — закричал Лайонел. Он вскочил и бросился в дом. Вернулся он через секунду с томом в кожаном переплете, повестью Диккенса. Он вручил книгу Летти и расположился у ее ног. Рэнни откинулся на стуле, вытянув длинные ноги перед собой. Летти отложила доску и мелки в сторону, раскрыла книгу и стала читать.

Она держала книгу на коленях, переворачивая страницы одной рукой, в то время как другая покоилась на подлокотнике кресла. Она прочитала несколько абзацев, когда Рэнни коснулся ее пальцев. Он погладил тонкую кожу на сгибе суставов, потом обвел ее миндалевидные ногти, повернул руку Летти ладонью вверх, провел пальцем по пересекающим ладонь линиям, затем перешел к изучению голубоватых жилок, пульсирующих на запястье. Наконец переплел свои пальцы с ее пальцами и сжал их легко, но уверенно.

Летти подняла голову и посмотрела на него, в ее карих глазах был вопрос. Рэнни встретил ее взгляд своим чистым взглядом. Веранда находилась в тени, но послеобеденное солнце отбрасывало на нее яркий золотистый свет. В лучах этого света Рэнни как будто светился. Черты его лица были так удивительно правильны, волосы такими густыми и вьющимися, а кожа — такой бронзовой, что казалось, что он и не человек. Извилистый, резко выделяющийся шрам усиливал это впечатление. Было в нем что-то, что беспокоило ее. Может быть, ощущение несбывшихся надежд, тяжелых утрат. Он был как шедевр, беспричинно разрушенный, навсегда уничтоженный. Это открытие больно поразило ее.

— Вы хотите, чтобы я убрал руку? — спросил он.

— Нет, не надо.

Он тихо улыбнулся ей, и, казалось, эта улыбка зажгла в его глазах свет, похожий на полыхающий костер.

— Хорошо. Мне так… лучше.

Ее губы приготовились ответить, но она вновь обратила взгляд к книге. Когда Летти нашла место, где прервалась, и начала читать, медленно и выразительно, она почувствовала, как ласковая сила его пожатия проникает в нее, поддерживает ее.

Конечно, это было обыкновенное прикосновение двух людей. Но как это ни удивительно, ей от него тоже было лучше.