Все, что требовалось для проверки, — дождаться очередного вечера, когда она рано уйдет к себе в комнату, предварительно попросив опийной настойки. Летти не пришлось долго ждать. В тот же вечер за ужином Рэнни был молчалив, лишь коротко, одним-двумя словами, отвечал на вопросы. Он не говорил о боли, он никогда этого не делал. Просто в глазах его появился тусклый блеск, и вскорости он пробормотал извинения и оставил их.

В тот вечер не было гостей. Три дамы и Питер переместились из столовой в гостиную в холле. Тетушка Эм взялась чинить простыню, Салли Энн взяла свои пяльцы с вышиванием, а Питер растянулся на полу, играя волчком и куском бечевки. Летти забралась в уголок канапе, чтобы прочитать еще несколько страниц из найденного ей в книжном шкафу томика Теккерея.

Пробегали минуты, их бег отмерялся боем часов в гостиной, четверти и половины каждого часа. Слоистый дымок от лампы висел в неподвижном воздухе. С улицы доносилось беспрерывное стрекотание сверчков и кваканье лягушек. Пестрый кот прокрался через открытый черный ход, потерся о ноги тетушки Эм, пока она его не отпихнула, пару раз стукнул лапой по волчку Питера то тут, то там, потом подпрыгнул и устроился на коленях у Салли Энн.

Летти подняла глаза, зевнула, прочла еще одну страницу и снова зевнула. Тетушка Эм широко зевнула, как бы поддразнивая ее, потом рассмеялась, покачивая головой. Летти улыбнулась в ответ, но через несколько минут снова зевнула. Она отложила книгу в сторону и пожелала всем доброй ночи.

Как она и ожидала, тетушка Эм вскорости последовала ее примеру. Салли Энн по укоренившейся привычке отправилась спать одновременно с ней. Из соседней комнаты слышались звуки передвигаемой кровати и тихие голоса. Это Питера укладывали на раскладушку. Наконец все стихло.

Можно было с уверенностью предположить, что если Рэнни и есть Шип, то он вряд ли имеет обыкновение покидать дом раньше, чем через некоторое время после того, как все остальные улягутся. И все же ждать было трудно. Летти сдерживала свое нетерпение, пока не прошел целый час после того, как по дому стало распространяться тихое посапывание тетушки Эм.

Только тогда она вышла из комнаты. Однако она и не думала красться и несла в руке свечу. Внешне это не было с ее стороны какой-то тайной. Было бы глупо красться по дому на цыпочках. В то же время она не собиралась будить весь дом, так же как и не планировала оповещать всех о своих целях ненужным шумом. Ее шаги не потревожили даже Лайонела, который спал на коврике у двери Рэнни. Все, что ей оставалось сделать, потянуться через него и постучать.

И тут Лайонел проснулся. Увидев склонившуюся над ним Летти, он сдавленно вздохнул, затем тяжело поднялся на ноги.

— Мисс Летти, мэм, что вы делаете? Вы же не собираетесь будить мастера Рэнни?

Она изобразила улыбку:

— Я только хочу посмотреть, как он.

— Но он же спит!

— Да я и не разбужу его.

— Вам нельзя туда входить! — Глаза Лайонела потемнели и тревожно сверкали, однако он старался говорить тихо.

— Вы же леди, а мастер Рэнни — джентльмен. Это было бы неправильно.

— Я только хочу помочь.

— Мастер Рэнни будет вне себя, если я позволю вам войти.

Летти не хотелось расстраивать мальчика, но другого выхода не было. Не дожидаясь ответа, она положила руку на дверную ручку, повернула ее и толкнула дверь в спальню. Лайонел протянул руку, чтобы схватить ее за юбки, но отдернул ладонь, не коснувшись ее.

В большой комнате ее свеча отбрасывала лишь небольшой круг желтоватого света. Круг двинулся вместе с ней по комнате к кровати, осветил колеблющиеся у окон занавески, превратив их в колышащиеся бледно-желтые колонны, а высокую кровать, затянутую противомоскитной сеткой, сделал похожей на задрапированный катафалк. Верхняя простыня была откинута и смята. Под ней никого не было.

Летти подошла к стойке в ногах кровати, обошла кровать, проведя левой рукой по простыням, и остановилась у подушек.

Ей не хотелось, чтобы ее подозрения подтвердились. Она и не думала, что это может случиться. В какое-то единственное болезненное мгновение она пожалела, что сделала это открытие, она даже подумала, может быть, есть какой-то способ перечеркнуть его. Думать, что Рэнни с его тонкой чувствительностью и шутливой веселостью — фальшивка, было так больно, что она себе этого и не представляла. Открытие было как яд. Она стояла ошеломленная, оцепеневшая и бесчувственная, глубоко и медленно дышала, пытаясь сдержать рвущиеся к глазам слезы.

Голос, глубокий и тихий, бесконечно успокаивающий, донесся из окна позади нее:

— Вы что-то хотели, мисс Летти?

Она обернулась, взметнув юбками, сердцезабилось, глаза расширились от невозможного.

— Рэнни! Откуда вы? Я думала…

— Я не мог заснуть и вышел на веранду. Сердцебиение затихало, хотя колени всееще дрожали от облегчения. Летти почувствовала сильное желание громко засмеяться. Вместо этого она сложила руки перед собой и глубоко вдохнула. С опозданием она вдруг заметила, что на нем как будто бы только брюки, словно он спит без ночной рубашки и решил, выходя, соблюсти лишь минимальные приличия. Она отвернулась, смутившись.

— Вы не можете заснуть? Но вы же приняли опийную настойку.

— Она не всегда действует. Теперь уже не всегда. Не на меня.

Настойка опийного мака теряет свою силу, если принимать ее долго и не увеличивать дозу. И даже если увеличивать, доза, которую можно принять, ограничена. Очевидно, Рэнни достиг предела, ведь он так долго прибегал к ее помощи.

— Мне очень жаль, — сказала она, и это действительно было так. — Я… зашла только посмотреть, не могу ли я чем-нибудь помочь.

Если бы Рэнсом не услышал ее голос, когда она говорила с Лайонелом, а он уже наполовину спустился с лестницы, он бы сейчас был уже далеко. Она сделает его еще более сумасшедшим, чем она о нем думает. Из-за нее он уже весьма наловчился скидывать и быстро надевать одежду, хотя, может быть, было бы полезнее и скорее бы укротило ее создающую неудобства заботливость, если бы он появился совсем обнаженным. Но уж раз ему пришлось вернуться, он мог быть как-то вознагражден за это. Он посмотрел на Лайонела, который застрял в дверях и делал гримасы, говорившие о его сожалении и невиновности.

— Все в порядке, — сказал Рэнсом. — Иди спать.

Когда мальчик попятился назад и закрыл за собой дверь, он снова повернулся к Летти. В его улыбке была просьба.

— Поговорите со мной. Это поможет.

Это было в высшей степени неудобным — находиться одной и в такой час в спальне мужчины. Но конечно же, в этом нет ничего такого.

— Я могу поговорить несколько минут, — согласилась она осторожно, — но я могла бы прежде что-нибудь принести вам, например стакан воды?

— Нет, спасибо.

— Было… было бы, наверно, лучше — не так жарко, — если бы мы вышли на веранду.

И в самом деле, может, так и лучше. Рэнсом отступил назад и отодвинул занавеску. Когда она приблизилась и ступила в проем окна, он взял у нее из руки свечку и задул ее.

Летти остановилась.

— Почему вы это сделали?

— Привлекает комаров. Свет.

— А, да, конечно.

Придерживая занавеску, он потянулся, чтобы поставить подсвечник на стол. Она вышла первой, двигаясь в темноте на ощупь, пока глаза не привыкли.

Гряда облаков скрывала луну, воздух был душным. Наверное, к утру пойдет дождь. Это было не совсем то, о чем следовало вести разговор, но чтобы сохранить хоть какое-то ощущение обычности, она сказала все это.

— Может быть, — согласился Рэнсом, голос его был серьезен.

Летти ухватилась за следующую мысль, пришедшую ей в голову.

— Может быть, поможет, если я помассирую вам виски и затылок? Я делала это иногда моей матери, когда у нее болела голова.

— Если вы хотите этого.

Она может делать все что угодно, если это подразумевает прикосновение к нему, подумал Рэнсом.

— Если вы сядете, я попробую.

— А вы будете стоять? Нет. Возьмите стул.

— Но я не смогу дотянуться…