Для того чтобы уточнить этот момент, рассмотрим еще раз примеры, которые использовал Мао Цзе Дун. Если все противоречия подчиняются великому закону неравенства, если для того, чтобы быть марксистом и быть в состоянии осуществлять политическое действие (добавлю: для того, чтобы производить в теории), следует любой ценой отделять среди противоречий и их аспектов главное от второстепенного, если это различение имеет существенное значение для марксистской теории и практики, — то, как отмечает Мао, объясняется это необходимостью справиться с конкретной реальностью, реальностью истории, в которой живут люди, чтобы дать объяснение реальности, в которой господствует тождество противоположностей, т. е.: 1) переход, в определенных условиях, одной противоположности на место другой, смена ролей между противоречиями и их аспектами (этот феномен подстановки мы назовем смещением); 2) «тождество» противоположностей в реальном единстве (этот феномен «сплава» мы назовем конденсацией). Действительно, великий урок, преподаваемый практикой, заключается в том, что если структура с доминантой остается постоянной, то роли меняются: главное противоречие становится второстепенным, второстепенное противоречие занимает его место, главный аспект становится второстепенным, а второстепенный аспект становится главным. Разумеется, всегда есть главное противоречие и противоречия второстепенные, но они сменяют свои роли в артикулированной структуре с доминантой, которая сама остается стабильной. Как говорит Мао Цзе Дун, «совершенно несомненно, что на каждом из различных этапов развития процесса существует лишь одно главное противоречие, которое играет ведущую роль». Но это главное противоречие, являющееся продуктом смещения, становится «решающим», взрывоопасным только благодаря конденсации (благодаря «сплаву»). Именно оно представляет собой то «решающее звено», которое в политической борьбе, как говорит Ленин, (или в теоретической практике) необходимо ухватить и потянуть к себе для того, чтобы пришла в движение вся цепь, или, если привлечь менее линейный образ, именно оно занимает стратегическое узловое положение, место, в котором необходимо начать атаку, чтобы осуществить «расчленение единого». Здесь тоже не следует поддаваться впечатлению произвольной последовательности господствующих моментов: каждый из них конституирует определенный этап сложного процесса (основу «периодизации» истории), и как раз потому, что мы имеем дело с диалектикой сложного процесса, мы имеем дело с теми сверхдетерминированными и специфическими «моментами», которые являются «этапами», «стадиями», «периодами», а также с теми мутациями специфического господства, которые характеризуют каждый этап. Узловые точки развития (специфические стадии) и специфические узловые пункты структуры каждой стадии суть сами существование и реальность сложного процесса. Именно это служит основой реальности, имеющей решающее значение для политической практики (и, разумеется, также для практики теоретической): смещений господства и конденсации противоречий, ясный и глубокий пример которых дает нам Ленин в своем анализе Революции 1917 г. (пункт «сплава» противоречий: в двух смыслах этого термина, пункт, в котором конденсируется («образует сплав») множество противоречий, так что в результате этот пункт становится пунктом (критического) сплава, пунктом революционной мутации, «преобразования»).
Возможно, эти указания позволят понять, почему великий закон неравенства не знает исключений. Это неравенство не знает исключений потому, что оно само не есть исключение: т. е. производный закон, являющийся продуктом специфических обстоятельств (например, империализма) или появляющийся в результате взаимного влияния развития отличных друг от друга общественных формаций (например, неравенство экономического развития «развитых» и «отсталых» стран, колонизаторов и колонизируемых и т. д.). Напротив, это элементарный закон, предшествующий этим особым обстоятельствам и способный обосновать эти специфические случаи именно потому, что он сам не зависит от их существования. Дело в том, что неравенство касается всякой общественной формации во всем ее существовании, что оно касается также и отношений этой общественной формации с другими общественными формациями, находящимися на иных ступенях экономической, политической и идеологической зрелости, и что оно позволяет понять возможность этих отношений. Поэтому отнюдь не внешнее неравенство обосновывает существование внутреннего неравенства (например, в том случае, когда встречаются друг с другом так называемые «цивилизации»); напротив, первичным является внутреннее неравенство, и как раз оно обосновывает роль внешнего неравенства, определяя собой даже те эффекты, которые это второе неравенство вызывает в пределах наличных общественных формаций. Всякая интерпретация, сводящая феномены внутреннего неравенства к неравенству внешнему (например, та, которая «исключительные» обстоятельства или конъюнктуру, существовавшие в России в 1917 г., объясняла бы только с помощью отношений внешнего неравенства: с помощью международных отношений, неравенства экономического развития России и Запада и т. д.), впадает или в механицизм, или в то, что часто играет роль алиби: в теорию взаимодействия между внешним и внутренним. Таким образом, для того чтобы схватить сущность внешнего неравенства, следует вернуться ко внутреннему, первоначальному неравенству.
Вся история марксистской теории и практики подтверждает истинность этого тезиса. Марксистская теория и практика сталкиваются с неравенством не только как с внешним эффектом взаимодействия между различными существующими общественными формациями, — но внутри каждой общественной формации. И внутри каждой общественной формации марксистская теория и марксистская практика сталкиваются с неравенством не только в форме простой внешности (взаимное воздействие базиса и надстройки друг на друга), — но в форме, которая является органически, внутренне присущей каждой инстанции общественной тотальности, каждому противоречию. Только «экономизм» (механицизм), а не подлинная марксистская традиция раз и навсегда устанавливает иерархию инстанций, за каждой их них закрепляет свою сущность и роль и определяет однозначный смысл их отношений; именно он идентифицирует вневременные роли и не знающих перемен актеров, не понимая, что необходимость процесса заключается в смене ролей «в зависимости от обстоятельств». Именно экономизм с самого начала и навсегда отождествляет противоречие являющееся определяющим в конечном счете с ролью господствующего противоречия, именно он навсегда уподобляет один «аспект» (производительные силы, экономику, практику…) главной роли, а другой «аспект» (производственные отношения, политику, идеологию, теорию…)роли второстепенной — в то время как экономическая детерминация, детерминация в конечном счете в реальной истории осуществляется как раз в пермутациях первой роли между экономикой, политикой, теорией и т. д. Энгельс прекрасно понял и подчеркнул это в ходе своей борьбы против оппортунистов II Интернационала, которые от эффективности одной только экономики ожидали прихода социализма. Вся политическая работа Ленина свидетельствует о глубине этого принципа: детерминация экономикой, детерминация в конечном счете в зависимости от стадий процесса осуществляется не случайно, не согласно внешним или случайным причинам, но сущностно, согласно причинам внутренним и необходимым, посредством пермутаций, смещений и конденсаций.
Таким образом, неравенство внутренне присуще общественной формации, поскольку структурирование с доминантой сложного целого, эта структурная инварианта, сама является условием конкретных вариаций противоречий, которые ее конституируют, а значит, и их смещений, конденсаций и мутаций и т. д. — и обратно, поскольку эта вариация есть существование этой инварианты. Поэтому неравное развитие (т. е. те же самые феномены смещения и конденсации, которые можно наблюдать в процессе развития сложного целого) не является внешним для противоречия, но конституирует его наиболее глубокую сущность. Поэтому неравенство, которое существует в «развитии» противоречий, т. е. в самом процессе, существует в сущности самого противоречия. Если бы понятие неравенства не вызывало ассоциаций со внешним сравнением, носящим количественный характер, я бы сказал, что марксистское противоречие «детерминировано неравным образом», при условии, что за этим неравенством была бы узнаваема обозначаемая им внутренняя сущность: сверхдетерминация.
