Перехватив её руку, Гриша заинтересовался:

— Это кто?

— А это та бешеная Ренарова персиянка, которая меня отравила.

Григорий отнял карточку и зачитал:

— Потомственная гадалка Айгуль. Раскрывает прошлое, открывает будущее с помощью волшебного чая.

Василиса против воли захихикала, но страхи свои озвучила:

— Как этот идиот её сюда притащил? И она ведь пол-Москвы перетравит.

— Как — понятно. Теперь ясно, кто взрыв организовал, о котором Деян Силыч рассказывал. Что перетравит — ну, пусть теперь Ренар у персиянки на коротком поводке ходит: один взгляд налево, и будет сам уголовку с отравлениями расхлёбывать. А здесь не очень-то темницы повзрываешь. В конце концов, это было его решение, а уж что там было — любовь или чувство вины — мне не интересно. Мы скоро далеко от них всех будем.

После свадьбы время полетело бешеными скачками, а количество не сделанного и не предусмотренного только возрастало. Ппришлось разбираться с отбывающими и остающимися родственниками. Гришины родители куда-то ехать отказались, заявив, что хоть кто-то из семьи должен родные края блюсти. И младшую дочь с мужем не отпустили — виданное ли дело, ей рожать через два месяца, а она за тридевять земель потащится. Естественно, домовой остался с ними, отрядив в новый дом своего сына, такого же бородатого и обстоятельного.

Василисин отец заявил, что они с Ким переезжают — он уже успел договориться с Мореной об открытии школы и обычного, и дельфиньего серфинга, и, как муравей, таскал на ту сторону оборудование и костюмы. О маме речь даже не заходила, но Василиса, тем не менее, ей позвонила, чтобы сообщить, что вышла замуж, уезжает надолго путешествовать по местам, где связи не будет. В ответ получила сухое поздравление и предложение «звонить», если что.

Гриша обнаружил её грустно вздыхающей, и предложил немедленно отправиться домой, в сказку, и посадить, наконец-то, треклятый дуб, который он замучился поливать, как и таскать Ликси пиццу и взбитые сливки — а ведь толку-то от обоих никакого: одна так и продолжает спать, прилепившись к стволу, а другой даже не пытается расти, не говоря уже о желудях.

Место для посадки они выбрали рядом с домом, на небольшом взгорке. Деревце, показавшееся совсем игрушечным рядом с лесными гигантами, огородили двумя рядами кольев и жердями, а кошке было велено бдеть и отпугивать всех, крупнее мыши, мышей же можно просто есть.

Ликси внимательно проинспектировала ограду, одобрительно мявкнула, а хозяевам предложила есть мышей самим, затребовав ежедневных поставок пиццы — потому что пицца, как и сливки, совсем не еда, а подпитка для нежной кошачьей души.

Последний день наступил неожиданно. Вставать пришлось рано — через три часа нужно было оказаться в земной части Гришиной деревни, со всеми попрощаться, перейти в сказку и сразу же оттуда — прибыть на Олимп, двери закрывать. Конечно, можно было переехать и вчера, чтобы ночевать уже на новом месте, но было как-то грустно уходить, не попрощавшись со старым домом.

Привычный заоконный пейзаж из крыш, труб и редких пятен зелени выглядел теперь, при расставании, даже романтично. Гриша, стоявший в обнимку с Василисой у окна, поцеловал жену и попытался успокоить:

— Не переживай, год — это ведь не так уж много. А соскучишься по здешнему смогу — всегда ведь навестить сможешь.

Василиса встрепенулась:

— По поводу смога… Мы ведь противокомариную сетку так и не купили, сбегай, а? Она в соседнем хозмаге есть. А я пока сумку последнюю соберу и ключи соседке оставлю, для квартирантов.

Гриша обречённо вздохнул и пошёл к дверям, пообещав вернуться через пять минут — и чтобы она была готова и не вздумала вспомнить про что-то ещё. Через пять минут он, естественно, не вернулся. Через двадцать Василиса забеспокоилась а через двадцать пять раздался телефонный звонок и вежливый голос попросил госпожу Васильеву, Василису Васильевну.

Чуть не потеряв сознание от ужаса, девушка опустилась на диван и, постепенно успокаиваясь, выслушала новость о том, что её друг задержан за хранение наркотиков и пока находится в отделении полиции по соседству. И положение его сильно осложняется сопротивлением представителям власти с нанесением им огромного количества травм. Если она хочет повидаться с приятелем перед отправкой в СИЗО, и, тем более, передать арестованному какие-то вещи, ей лучше прибыть незамедлительно и обратиться к звонящему, оперуполномоченному Иванову, который за молодого человека и его девушку искренне переживает.

Василиса облегчённо вздохнула, ещё раз выслушала подчёркнутое напоминание про вещи, и обещала быть очень, очень скоро. Подхватив сумку, она отдала соседке ключи, расцеловалась с ней на прощание, и через пару минут уже входила в отделение.

Встретивший её лейтенант был крайне предупредителен и тут же проводил девушку к клетке, где на большом рулоне сетки в одиночестве понуро сидел её муж с огромным синяком под глазом. Василиса очень вежливо поинтересовалась, может ли она поговорить с задержанным не через решётку, потому что вопросы будут обсуждаться деликатные, так что кричать не хочется. Лейтенанта её идея явно обрадовала, и он, поддерживая Василису под локоток, проводил её в обезьянник и защёлкнул замок:

— Не переживайте, это правила такие. Как только скажете — я вас сразу выпущу. А тем временем и человек один хороший подъедет, который вашу проблему поможет решить. Вы меня понимаете?

Василиса мило поблагодарила доброго оперативника, подтвердила, что абсолютно всё поняла, пытаясь попутно вспомнить все нарушенные им статьи уголовно-процессуального кодекса, подошла к Грише, и, встав вполоборота к решётке, громко спросила:

— Ну, что, допрыгался?

Краем глаза она продолжала наблюдать за немедленно приклеившимся к телефону лейтенантом и совершенно не удивилась, когда за его плечом на мгновение мелькнуло лицо Анатоля. Отойдя на шаг от Гриши, Василиса прислушалась, и с удовольствием приняла к сведению передаваемую натужным шёпотом информацию о том они оба здесь, под замком, и никуда не денутся, а девица сообразительная, к переговорам явно готова, а про монеты он, как и велено, не спрашивал.

Потом трубку вырвал Анатоль и начал истерическим шёпотом требовать, чтобы переговоры вёл он сам, мол, в силу старого знакомства и знания всей подноготной… Не дослушав до конца, она заставила мужа подняться, всучила ему сумку, потёрла колечко, представила себе избу в полуопустевшей деревне и громко сказала:

— Домой!

Метнувшиеся к клетке при звуке её голоса лейтенант и Анатоль успели увидеть только тающие в воздухе силуэты. И, самое возмутительное, исчезая, эти призрачные фигуры целовались.

Прощание с родителями пришлось скомкать, отказавшись от посиделок и, заодно, от возможности пообсуждать Гришины синяки — время поджимало. В собственном доме, бросив мужа на попечение немного ошарашенного свалившейся ответственностью домового, Василиса рванула на Олимп, где была удивлена простотой технологии закрытия проходов: просто отстоять небольшую очередь, пообщаться со знакомыми и незнакомыми, приложить кольцо к огромному сияющему стержню, ответить на вопрос, почему она такая растрёпанная, хором заданный наблюдающими за процедурой бабушкой и Никифоровой — и всё, можно возвращаться.

Дома её встретил любимый муж, который тут же был обласкан и захвален за спасённую сетку. Таинственно улыбаясь, он поманил Василису за дом:

— Смотри, он буквально минуту назад изменился.

Василиса восхищённо ахнула: на взгорочке красовался исполинский дуб, разметавший по сторонам колья и жерди. По стволу вилась толстая золотая цепь, по которой разгуливала самодовольная Ликси в натуральную величину, а на ветвях, ближе к макушке, сверкали крупные жёлуди.

Домовой Филимон уныло бродил по опустевшему дому. Пусть и главный хозяин, и почти вся семья остались на месте — а всё равно тоскливо. Деревня опустела, и поговорить теперь совсем не с кем. К тому же Григория он любил больше других младших, а без суматошливой Василисы и вообще вдруг стало как-то тихо пусто. И закрытие дверей он сразу почувствовал — как половину мира вдруг отрезало.