– Да, Тоби Плендер, – повторил Ларк, к которому уже вернулось самообладание. – У вас еще есть шанс удрать отсюда, мистер Мэннеринг. Через погреб. Там, в глубине, есть маленькая дверца, она выходит во двор. Забор – не так чтоб очень высок, а по другую сторону строится дом. Только не медлите!

И, провожая Джона к погребу, Ларк уточнил:

– Стройка ведет на улицу, параллельную моей. Если поторопитесь, можете обогнать легавых. Не могу предложить вам оставить камешки тут – они перевернут все вверх дном и проверят каждую соринку... но главное, чтобы все это хозяйство не нашли у вас!

В дверь позвонили. Долгий, настойчивый звонок...

– Ишь, как этим господам не терпится! – возмутился Белка и сунул в руку Джона карманный фонарик.

Тот бросился в подвал, крича на ходу:

– Задержи их как можно дольше, Ларк, и спасибо!

Он без всяких сложностей нашел дверцу, взбежал на несколько ступенек, быстро перескочил кирпичную стену (она не остановила бы и пятилетнего ребенка!) и приземлился в будущем садике, а ныне – пустыре возле строящегося дома.

Мэннеринг не мешкая вошел в дом и при свете фонарика двинулся в ту сторону, где, по его расчетам, должен был находиться холл. Перед ним зияло большое овальное отверстие – вероятно, тут запланирован главный вход. Джон подошел, осторожно высунул нос на улицу и... увидел полицейского. Он мерно прохаживался туда-обратно метрах в пятидесяти от Мэннеринга.

Джон отскочил к стене, пытаясь собраться с мыслями. Полицейским явно не потребуется много времени, чтобы обнаружить в доме Ларка погреб, дверцу и дворик... а все это приведет их прямиком к нему, Мэннерингу, неподвижно замершему в темноте. Уж лучше попытаться выскользнуть, как только полисмен отвернется.

Да и в конце-то концов, чем он рискует, если вдруг "бобби", заметив его, позовет подкрепление? Ничем... при условии, что в карманах Джона не будет драгоценностей. Да, конечно, он раскрашен, как индеец, и не прихватил с собой никаких бумаг. Из участка позвонят Бристоу, тот разозлится, начнет метать громы и молнии, грозить самыми страшными карами... но – и только!

Значит, надо избавиться от драгоценностей!

Обойдя будущие комнаты первого этажа, Джон заметил в углу одной из них кучу строительного мусора. И быстренько один за другим он стал распихивать футляры под обломками кирпича и камня. Мэннеринг так торопился, что порвал перчатку и, оцарапав руку, выругался. Ему удалось спрятать все драгоценности так, что со стороны ничего не было заметно. Теперь можно и вернуться к входной двери!

Полисмен по-прежнему был на улице, но, по счастью, медленно удалялся спиной к Джону...

Мэннеринг как ошпаренный бросился в противоположном направлении, втянув голову в плечи и с минуты на минуту ожидая, что пронзительный свисток остановит его отчаянное бегство...

Но никто не засвистел, и вскоре Джон исчез в первой попавшейся улочке.

Примерно в половине третьего ночи Джон Мэннеринг вышел из туалетной комнаты на Пэддингтонском вокзале, неся в руке кожаный кейс с твидовым костюмом, шляпой и галстуком мистера Миллера, а заодно и ярко-зеленой коробкой для грима.

Джон более-менее смыл грим и теперь мечтал только о трех вещах: теплой ванне, большом бокале неразбавленного виски и улыбке Лорны.

Но на Пэддингтонском вокзале, как и на маленькой улочке Олдгейта, силы порядка не дремали... На сей раз Мэннеринг увидел не обычного полисмена в униформе, а куда более опасного, невзирая на весьма благодушную физиономию, инспектора Доусона из Уголовной полиции.

Мгновение поколебавшись, Джон вернулся в туалетную комнату – пожалуй, инспектора Доусона гораздо лучше повстречать без компрометирующих предметов в руках... Однако он сунул в карман резиновые шарики, раздувавшие щеки мистера Миллера, и его ужасающие вставные зубы, потом оставил костюм и зеленую коробку за дверью туалета и вышел, помахивая пустым кейсом.

Мэннерингу пришлось еще раз пройти через все здание вокзала. Доусон, погруженный в оживленную беседу с полисменом в форме, рассказывающим ему об убийстве на Чопмен-стрит, не обратил на Джона ни малейшего внимания, и тот поспешил улизнуть.

Еще ни разу в жизни дорога с Пэддингтонского вокзала до Челси не казалась Джону такой долгой. И все-таки он велел шоферу остановиться возле телефона-автомата и позвонил в Ярд, оставив дежурному сержанту срочное сообщение для Бристоу.

Гнусавым голосом с почти таким же сильным американским акцентом, как у Бада, Мэннеринг весьма энергично посоветовал:

– Можете вытащить вашего суперинтенданта хоть из постели, если понадобится! Только передайте ему, чтоб немедленно послал людей обыскать строящийся дом на Сент-Питер-стрит в Олдгейте. Кто говорит? Э-э-э... Да так, доброжелатель...

И Джон повесил трубку.

"С ума сойти, чьим только доброжелателем я ни побывал сегодня! А что, если теперь малость подумать и о себе?" – пробормотал он себе под нос.

И Мэннеринг, со спокойной совестью усевшись в такси, поехал домой.

Осуществление трех заветных желаний не заняло много времени: Джон получил наконец и горячую ванну, и бокал виски, и улыбку успокоившейся Лорны.

– Хочешь верь, хочешь не верь, любовь моя, но с этой историей покончено. И причем – за двадцать четыре часа, а это рекорд даже для меня! Завтра Бристоу отволочет старому мерзавцу Сванмору его драгоценную коллекцию... Представляю, какая у него будет при этом торжествующая и в то же время скромная физиономий!

– А как же Ларк?

– Ларк и сам отлично выпутается, можешь за него не беспокоиться. Наш приятель дотрагивался до драгоценностей только в перчатках, и у Билла нет против него ни единой улики. Что до Бада, то пусть им занимается Бристоу. Оставляю ему заботу отправить этого типа за решетку, а заодно разыскать остальные драгоценности, украденные в "Куинс". Для меня это слишком легкая работа, – закончил он, потягиваясь.

Лорна на мгновение замялась, нахмурила брови и наконец смерила мужа долгим взглядом.

– А Патриция? – спросила она.

– Патриция? Патриция Сванмор?

– Разумеется! Она исчезла! Патриции нет ни дома, ни у отца – я сама звонила около полуночи.

– Ну, если тебе охота висеть на телефоне всякий раз, как одна из твоих приятельниц задумает малость поразвлечься, не предупредив домашних...

Раздосадованная Лорна налила себе еще одну порцию виски, но не стала возражать.

Джон размышлял.

– И однако, мне кажется, что Бад... – начал он.

– Ах-ха, – хмыкнула Лорна, не поднимая носа от бокала.

– Так вот, он упоминал о какой-то "другой девушке", которой не стоит "досаждать"... именно это слово он и употребил... А впрочем, ладно! Если Патриция и в самом деле исчезла и похитил ее Бад, Билл разыщет все вместе: Патрицию, драгоценности и Бада... В конце концов, он-то за это хоть деньги получает! И пользуется к тому же всеобщим уважением! В то время как я вынужден рисковать собственным благополучием и, что гораздо более важно, твоим... А чего ради? Чтобы эти господа из Ярда, и Билл в первую очередь, обращались со мной, как с мальчишкой, забравшимся в шкаф с вареньем? Я нашел драгоценности Сванмора, и этого мне более чем достаточно. Итак вопрос исчерпан. – И, подозрительно глядя на Лорну, он осведомился: – А могу я узнать, что ты там бормочешь в свой бокал?

Молодая женщина подняла голову и одарила мужа ангельской улыбкой.

– О, ничего, пустяки... Я лишь сказала: будем надеяться, что завтра у тебя не изменится настроение...

На следующий день, с самого утра, те служащие Ярда, что находились под началом у Бристоу, передавали друг другу не слишком почтительное, но вполне оправданное предостережение:

– Осторожно! Старый Билл, похоже, взбесился!

Во всем Ярде царило не самое лучшее настроение: полисмен, раненный на Чопмен-стрит, к утру скончался, а для государственной полицейской службы убийство одного из ее людей всегда было серьезнейшим делом. Поэтому каждый пребывал в самом мрачном расположении духа.