– Я прочла все, что в свое время писали об этом преступлении, и обнаружила, как мне показалось, некий пробел. Нигде не сообщалось о том, что девушка была смешанной крови. Как вы считаете, могло ли это обстоятельство сыграть какую-то роль в мотивации убийства?

Босх посмотрел на Гарсию в надежде, что тот ответит первым.

– В восемьдесят восьмом мы тщательно изучили этот аспект, – сказал коммандер, – но не обнаружили ничего, что свидетельствовало бы о преступлении на расовой почве. Возможно, именно поэтому вы ничего и не нашли.

Репортер повернулась к Босху, ожидания его дополнений.

– Мы внимательно изучили материалы дела и не нашли никаких подтверждений того, что говорило бы о присутствии расовой мотивации, – осторожно подбирая слова, ответил он. – Сейчас мы еще раз пересматриваем всю имеющуюся информацию и в первую очередь обращаем внимание на то, что могло сыграть роль в мотивации данного преступления.

Столь уклончивый ответ мог не понравиться Маккензи, и Босх внутренне собрался, ожидая дальнейших вопросов в этом направлении. Конечно, можно было бы высказаться определеннее, поделиться своими подозрениями с расчетом еще сильнее надавить на Маккея и подтолкнуть его к действиям. Но с другой стороны, ему не хотелось, чтобы подозреваемый понял, насколько близко они к нему подошли. В итоге Босх оставил все как есть.

Однако репортер, вместо того чтобы продолжить наступление, закрыла блокнот.

– Думаю, у меня есть все, что надо, – сказала она. – Сейчас я поеду к миссис Верлорен, а потом вернусь в редакцию, чтобы успеть написать все для завтрашнего выпуска. По какому номеру я могу связаться с вами, детектив? Срочно, если возникнет такая необходимость?

Босх понял, что попался, и неохотно продиктовал номер сотового, зная, что теперь у нее есть прямая линия связи, которой она непременно воспользуется – если не в этом случае, то в следующем. Такова была окончательная плата за заключенную сделку.

Все поднялись из-за стола, и Босх лишь теперь заметил, что Эмми Уорд вернулась в кабинет и тихонько сидит у двери. Гарсия поблагодарил обеих сестер за любезность, они попрощались и вышли. Босх остался в комнате с коммандером.

– По-моему, все прошло хорошо, – сказал Гарсия, когда дверь наконец закрылась.

– Надеюсь, что да. Только мне это дорого обошлось. Теперь придется менять номер, который был у меня три года, и сообщать всем новый. Приятного мало.

Гарсия пропустил его жалобу мимо ушей.

– А вы уверены, что Маккей читает газеты? И не просто газеты – надо, чтобы он прочитал именно завтрашний номер «Ньюс».

– Не уверены. Более того, с чтением у него проблемы. Может, он вообще ничего не читает.

У Гарсии буквально отвисла челюсть.

– Тогда как же…

– На этот случай у нас есть план. Постараемся сделать так, чтобы он прочел то, что надо. Не беспокойтесь – все прикрыто. Со времени нашего вчерашнего разговора всплыло еще одно имя. Это знакомый и, если можно так сказать, сообщник Маккея. Билли Беркхарт. В те времена его больше знали как Билли Блицкриг. Не припоминаете?

Гарсия изобразил глубокую задумчивость, как будто стоял перед камерой. Он даже вышел из-за стола и прошелся по кабинету. Потом покачал головой:

– Нет, не припоминаю.

– Наверное, если бы слышали, то вспомнили бы.

Гарсия вернулся к столу, но не стал садиться, а уперся взглядом в ежедневник.

– Так, посмотрим, что у нас там дальше…

– Дальше у вас я, коммандер, – сказал Босх.

Гарсия вскинул голову:

– Извините – что?

– Я отниму у вас всего несколько минут. Всплыло кое-что новое, надо прояснить.

– Что прояснить? Вы имеете в виду того парня, Блицкрига?

– Да. И кое-что еще, насчет чего спросила репортер, а мы ей солгали. У дела была расовая подоплека.

Лицо коммандера превратилось в каменную маску.

– Я не лгал. Ни ей сегодня, ни вам вчера. Мы ничего не нашли. Никакой расовой подоплеки.

– Мы?

– Мы с напарником.

– Уверены?

На столе звякнул телефон. Гарсия схватил трубку и сердито бросил:

– Не соединять! Я занят. – Он посмотрел на Босха и уже спокойно сказал: – Позвольте напомнить, детектив, с кем вы разговариваете. И что, черт возьми, означает ваше «уверены?». Что вы хотите этим сказать?

– При всем уважении к вашему рангу, сэр, должен напомнить, что в восемьдесят восьмом на следствие было оказано давление. Я верю вам, когда вы говорите, что не обнаружили расовой подоплеки преступления. В противном случае вы не стали бы звонить в наш отдел и напоминать о необходимости провести анализ ДНК. Но если вы не знали о том, что происходит, то ваш напарник определенно знал. Он когда-нибудь говорил вам о том давлении, которое оказывало на него начальство?

– Рон Грин был самым лучшим из всех детективов, с которыми я когда-либо работал. И я не позволю, чтобы вы чернили его репутацию.

Они стояли друг против друга, разделенные столом, скрестив взгляды, как оружие в бою.

– Меня не интересуют репутации. Меня интересует правда. Вчера вы сказали, что он застрелился через несколько лет после того дела. Почему? Ваш напарник оставил записку?

– Ему было тяжело, детектив. Он не вынес того, что выпало на его долю. Его мучили воспоминания.

– О тех, кому он позволил отвертеться?

Гарсия подался вперед и, выставив руку, ткнул в Босха пальцем.

– Как вы смеете? Вы… вы ходите по тонкому льду, Босх. Достаточно одного звонка на шестой этаж, и вас вышвырнут на улицу еще до вечера. Ясно? Я вас знаю. Вы только что вернулись, и вам дали испытательный срок. Так вот, один звонок, и все. Вы меня поняли?

– Да. Понял.

Босх опустился на приставленный к столу стул, надеясь, что это поможет хоть немного разрядить скопившееся в комнате напряжение. Гарсия, поколебавшись, тоже сел.

– То, что вы мне сказали, в высшей степени оскорбительно. – Голос его еще сочился гневом.

– Извините, коммандер. Я лишь хотел уяснить, что вам известно.

– Не понимаю.

– Извините, сэр, но командование определенно блокировало некоторые направления расследования. Сейчас я не хочу вдаваться в детали и называть имена. Некоторые из тех людей еще на службе. На мой взгляд, расовая подоплека убийства сейчас прояснилась – это доказывает связь Маккея с Беркхартом. Тогда вы ничего не знали ни об одном, ни о другом, но у вас был пистолет и кое-что еще. Я хотел понять, участвовали ли вы в этом. Судя по вашей реакции, нет.

– Но мой напарник, по-вашему, участвовал и ничего мне не сказал.

Босх кивнул.

– Невозможно. – Гарсия решительно покачал головой. – Мы с Роном всем делились. У нас были самые доверительные отношения.

– Между напарниками всегда доверительные отношения. Но есть вещи, которыми не делятся даже с самыми близкими. Думаю, у вас существовало разделение труда. Вы занимались бумажной стороной, а дело тащил Грин. Наткнувшись на сопротивление внутри департамента, он предпочел держать вас в неведении. Да, полагаю, так все и было. Может быть, Грин оберегал вас, может быть, ему было стыдно признаться в том, что он поддался давлению.

Гарсия опустил глаза. Босх понимал – его мысли в прошлом. Каменная маска не выдержала, треснула.

– Думаю, я и сам чувствовал, что что-то не так, – тихо сказал он. – Не с самого начала… потом…

– Почему?

– В самом начале мы с Роном договорились разделить родителей. Он взял отца, а я мать. Ну вы понимаете, так легче установить отношения. С отцом у Рона возникли проблемы. Он вел себя очень неровно. То был спокоен, пассивен, то вдруг взрывался, требовал незамедлительных результатов. Но было и что-то еще, и об этом Рон ничего не говорил.

– А вы спрашивали?

– Да. Спрашивал. Он объяснил, что с мистером Верлореном работать трудно, что тот зациклился на одном пункте и уверен, что его дочь убили из-за цвета кожи. И еще я помню, как он тогда сказал: «Нам туда путь закрыт». Только эти слова, ничего больше, но мне они запомнились, потому что ничего подобного Рон никогда не говорил. «Нам туда путь закрыт». Тот Рон Грин, которого я знал, всегда шел до конца. Для него не существовало запретов. До того дела.