— Тогда заткнись. Если, конечно, не хочешь окончить жизнь рядовым.

Лонгин заставил себя сдержать гнев. Сухо отсалютовав, он повернулся к выходу, но все же задержался.

— Пусть только твое предательство подтвердится — я своими руками распну тебя, — прошептал он и только после этого вышел.

— Итак, сегодня мы истребим ту мошкару, которая досаждает моим людям, — заявил Красс.

Набатиец широко улыбнулся.

Вскоре после того как состоялся этот разговор, Ромул и Тарквиний провожали глазами длинную колонну набатийских конников, направлявшуюся на юго-восток.

— Неужели он так вот взял и отпустил их всех?

— Да, мы их больше не увидим, — кивнул этруск и посмотрел на тонкую полоску облаков, висевшую в той стороне неба, куда направлялись удаляющиеся кавалеристы.

Ромул недоверчиво потряс головой.

— Я это заранее знал. — Бренн в который раз точил клинок своего меча. — Наш полководец — круглый дурак.

— Ариамн очень хитер. Он попросту говорил Крассу то, что тот хотел услышать, — уверенно сказал этруск.

— Теперь у нас осталось только две тысячи конников, заметил Ромул. — Интересно, сколько выставят парфяне?

— Пятерых против одного нашего.

Ромул нахмурился, пытаясь подсчитать, сколько же стрел может выпустить такое множество лучников.

Тарквиний оглянулся и, убедившись, что никто посторонний их не услышит, негромко сказал:

— В предстоящей битве тысячи расстанутся с жизнью.

Галл потемнел лицом.

— А с нами что будет?

— Много душ покинут свои обиталища… — Этруск казался необычно взволнованным. — Трудно предсказать точно, — добавил он. — Впрочем, я уверен, что двое из нас уцелеют, потому что видел, как наша дружба будет продолжаться и после кровопролития и гибели многих и многих.

Бренн мысленно велел себе приготовиться к худшему.

«Пусть я умру как герой, — думал он. — С честью, защищая Ромула и Тарквиния. Тогда я смогу без стыда встретиться на том свете с Браком и моим дядей. Сказать Лиат, что на сей раз я не сбежал, когда был нужен тем, кого любил».

К его горлу подступил комок, и он с трудом сглотнул, пытаясь утихомирить совесть, которая с тех пор почти непрерывно продолжала терзать его.

Ромул нахмурился. Неужели человек в состоянии видеть души умерших? Конечно, в битве против парфян погибнет множество народу, но разве можно узнать, кто именно встретит смерть? Нет, такого быть не может. Он поднял голову и увидел, что Тарквиний пристально смотрит на него. Ромул совсем разволновался и вдруг обнаружил, что не решается взглянуть ему в глаза. Возможно, что и его самого тоже ждет смерть. У него все внутри оборвалось от страха, и он поспешно обратился к Юпитеру с мольбой, чтобы всемогущий бог защитил их всех.

— А как остальные воины нашей когорты? — спросил могучий галл.

Тарквиний не пожелал ответить. Бренн повторил вопрос.

Тот снова промолчал.

Галл побледнел.

— Неужели все?

— Почти все.

— Ты временами видишь слишком много, — сказал Бренн передернув плечами, как от холода.

Он обвел взглядом ничего не подозревавших наемников, готовившихся к очередному тяжелому переходу по палящей жаре. Страшно было даже подумать о том, что они все погибнут; с жестокой ясностью перед ним предстал тот последний раз, когда он видел своих сородичей, воинов племени аллоброгов, готовившихся к битве.

Ромулу же явились образы матери и Фабиолы, как это бывало всегда после прорицаний этруска. Он все время хотел спросить о них, но не решался, страшась того, что у него не хватит сил отказаться поверить Тарквинию, если тот скажет что-то ужасное. Хрупкие воспоминания о них были священными, больше того, от них зависела сама его жизнь. Они помогали ему идти дальше в неведомое.

Солнце стремительно поднималось от горизонта, с новой яростью обрушивая на пришельцев свой жар. Едва успела набатийская конница скрыться из виду, трубы дали сигнал покидать лагерь. Дисциплина все еще соблюдалась в полной мере, и армия вскоре была готова к маршу. Впереди стояли нерегулярные когорты, за которыми следовали пять легионов и обоз. Тыл теперь прикрывали два легиона, а по бокам двигались галльские и иберийские конники. Только они и составляли всю защиту для множества пехотинцев.

Бассий внимательно прислушался к последним аккордам труб.

— Пора трогаться. Сегодня я заставлю вас пройти двадцать миль.

Два отряда галлов поскакали вперед по песку, взрытому копытами коней набатийцев.

Следом за ними и солдаты двинулись в безжизненную пустыню. Впереди не было видно никаких признаков вражеской конницы, и они немного приободрились. А по мере того как время шло, а на небе не появлялось ни облачка, которое могло бы хоть ненадолго защитить от ярости солнца, и жара вновь принялась собирать жуткую дань с бредущих со стертыми логами римлян, воины вообще позабыли о противнике. Многие уже накануне выпили всю воду, а той, что находилась в навьюченных на мулов бурдюках, вопреки убеждению Красса, могло хватить лишь для немногих. Жажда мучила солдат, и у тех, кто не мог вновь наполнить свои фляги, оставался лишь один выход: идти вперед. Трое друзей мрачно посасывали камушки. Воду, оставшуюся в их фляжках, они берегли как золото.

А потом боги, казалось, вспомнили об армии Красса. Примчались полдюжины галлов с известием о том, что впереди речка. Легионы чуть ли не вдвое ускорили шаг, и вскоре впереди завиднелась дымка, которая в пустынях всегда говорит о наличии воды.

Измученные жаждой наемники кинулись в речушку, начисто стоптав росшие вдоль русла тростники. Люди ничком кидались в мелкую воду, пытаясь освежиться. Но Ромулу и его соратникам едва хватило времени на то, чтобы заново наполнить фляги.

— Разве я приказал остановиться? Или разрешил кому-то выйти из строя? Нет! — гремел Бассий. — Идем дальше, мерзавцы!

С блаженным ощущением в усталых мышцах Ромул плескался в воде, едва достигавшей середины его голени.

— А передохнуть было бы совсем неплохо, — пробормотал он, предварительно убедившись, что центурион его не слышит.

— И то лучше, чем ничего! — Бренн вылил из фляги затхлые остатки воды и поспешно наполнил ее заново. — Пей сколько влезет.

— Отдохнем мы не скоро. — Тарквиний ткнул рукой вперед.

Ромул и галл неохотно подняли головы от освежающей воды.

Все разведчики галопом неслись назад.

Ромул увидел, как Бренн положил руку на рукоять меча. Почувствовав, что его лоб густо покрылся потом, он механически повторил его движение.

Галлы промчались мимо. Они направлялись в середину колонны, туда, где ехал Красс. Через несколько мгновений загремели букцины — таким отчаянным тоном, какого никто из солдат прежде не слышал.

— Слышали? Появился неприятель! Прибавить шагу!

Когорта повиновалась со всем усердием, на какое были способны усталые люди. Они поспешно устремились к противоположному берегу речушки и дальше вверх по невысокому пологому склону. Каждый надеялся, что галлы ошиблись.

До конца своих дней Ромул запомнил то зрелище, которое открылось перед ним.

На плоской равнине в некотором отдалении фронтом почти в милю шириной выстроилась парфянская армия. Тысячи воинов, отчетливо обозримых, несмотря на искажавшую восприятие знойную дымку, спокойно сидели на лошадях, поджидая римлян. Огромные пестрые знамена развевались в раскаленном воздухе, отчего облик врагов казался еще более чуждым. Легионы услышали грохот барабанов и звяканье гонгов, при помощи которых парфяне передавали приказы в своей армии.

Для изможденных римских солдат зрелище оказалось устрашающим. Обожженные солнцем лица побелели, из пересохших губ посыпались проклятия. Многие из наемников безнадежно оглядывались назад, туда, где остались Евфрат и безопасная жизнь.

— Клянусь яйцами Юпитера! — прогремел Бренн. — У них что, вообще нет пехоты?

— Я ведь уже говорил тебе, что нет, — отозвался Тарквиний.

Оба ненадолго замолчали. Было видно, как галл собирал волю в кулак.