Сейчас он понял, насколько опрометчиво поступил, а не мог сказать даже слова в свое оправдание.
— Теперь минутку терпения, — уже спокойнее проговорил Хамадани. — Я сейчас просмотрю блокнот и расскажу вам о его содержании… — доктор, свободно владеющий английским, стал листать страницы.
Мирза следил за выражением его лица… Не хватало еще, чтобы записная книжка не представляла особой ценности…
— Дорогой друг, ваш безрассудный поступок, кажется, будет иметь важные последствия! Это очень ценный документ. В нем содержатся сведения о жизни и деятельности хозяина книжки. Здесь указано буквально все: цены мешхедского рынка, когда и какой была погода, но также и более любопытные сведения: с кем встречался господин атташе и о чем беседовал, имена, фамилии и адреса его «друзей», ныне пребывающих в районах Советского Закаспия — в Ашхабаде, Мары, Чарджоу, Байрам-али и других городах. Великолепная находка! Ее немедленно нужно отправить в Центр. Но повторяю: чтобы такой поступок был последним! Кстати, неизвестно, чем все может кончиться. Эх, молодость… Прошу вас, будьте Настороже!
Прошло три дня, и мистер Хамбер схватился за голову. Перерыв все бумаги, он так и не нашел своей записной книжки. Но о пропаже атташе не сказал ни слова ни жене, ни сослуживцам: это стоило бы ему карьеры. Подозревая в краже своих слуг индийцев Миян Хашима и Ило Бахша, он даже избил их… Но все было тщетно. О Мирзе Хамбер, к счастью, не вспомнил. Правда, когда муфтий перед отъездом посетил майора, тот спросил у него, между прочим, рассеянным тоном, не была ли случайно обнаружена среди одежды записная книжка. Муфтий не совсем понял вопрос, но все же уверенно ответил:
— Нет, нет! Что вы! В таком случае я сразу же возвратил бы ее вам.
…Дорого обошелся военному атташе Хамберу его маскарад.
А записная книжка вскоре внимательно изучалась в Центре советской разведки…
СКАКУНЫ
Ветер находит дырявую юрту, а душа — лживое слово.
Наконец-то муфтий оставит Мешхед, покинет Иран, где в последнее время дела шли все хуже и хуже. Чувствуя на себе цепкое внимание местных властей, Садретдинхан теперь думал только об одном: как оторваться от полицейских агентов.
Шла подготовка к отъезду, о котором мало кто знал.
В один из таких хлопотливых дней в мечеть вошли три прилично одетых старых казаха и попросили имама.
За несколько месяцев до этого через советскую границу бежало в Иран несколько байских казахских семей. Они поселились недалеко от Мешхеда. Муфтий знал об этом. Его люди уже побывали там, успев расхвалить единственную мечеть среднеазиатских мусульман и, конечно, имама. Пришедшие на поклонение к муфтию старики здесь, на чужбине, искали покровителя. Седовласые казахи, поцеловав руку Садретдинхана, расселись у порога худжры. Когда имам окончил благословение, один из самых почтенных стариков протянул ему несколько золотых монет. Муфтий держался перед своими щедрыми гостями с достоинством и участливо расспрашивал о делах, конечно давно ему известных.
— Вы из какого улуса прибыли?
— Из Урта-Аула, господин.
— Где обосновались?
— На пастбище, неподалеку от Мешхеда.
— Вас много?
— Шесть семей одного рода.
— Одни на чужбине… — вздохнул муфтий, остановив взгляд, полный сострадания, на стариках. — У вас есть трудности? Мы всегда готовы помочь.
— Благодарим, господин, нам ничего не нужно. Имущества у нас достаточно.
— А именно?
— Пятнадцать коней, двадцать верблюдов и отара овец.
— Ну, благодарение всевышнему, вы богаты.
— Да, господин, аллах помог нам кое-что сохранить.
— То, что вы пришли в мечеть, — благое дело. И впредь посещайте нас.
— Мы нуждаемся в вашем благословении, господин. Что бы вы ни приказали, мы готовы исполнить. Будем рады, если соизволите посетить наше становище.
— Даст аллах, посетим. А пока я попросил бы вас об одной услуге…
Казахи почтительно уставились на уважаемого имама.
— Приказывайте, господин, мы сделаем все, что в наших силах.
— Я собираюсь совершить поклонение святым местам. Для этого мне нужна пара выносливых скакунов.
— С удовольствием, господин.
Казахи, видимо, решили, что муфтий берет коней на время, но он предупредил:
— Этих скакунов мы у вас купим, ибо хотим принести их в жертву святому. Вы станете соучастниками священного дела.
Пришедшие на поклонение казахи восприняли это как знак большого внимания. Муфтий решил ковать железо пока горячо: достал несколько золотых монет и, присоединив к тем, что преподнесли гости, протянул им. Они хотели было отказаться, но муфтий твердо сказал:
— Берите, в противном случае приношение не засчитается. Это тоже на путь божий…
Казахам пришлось взять деньги. Сумма не составляла и половины стоимости коней, но все же старики остались довольны.
— Благодарим вас, господин…
Муфтий был невозмутим.
— Братья, — заговорил он решительно, — завтра к вечеру я с моим сыном Фархадом приеду на ваше пастбище. К этому времени вы как следует накормите и оседлайте для нас двух скакунов. Мы немного погостим у вас. А там посмотрим… Согласны?
— Конечно, господин. Вы обрадовали нас.
Довольные казахи, переговариваясь, покинули худжру своего благодетеля.
— Дорогой Фархад, — обратился к Мирзе муфтий после ухода гостей, — вот еще одно дело с плеч долой! Скакуны нам готовы. Собирайтесь в дорогу немедленно.
— Слушаюсь, господин. Каким путем мы двинемся? Мне кажется, не следует идти обычной дорогой, где часто встречаются полицейские…
— Это предусмотрено. Мне обещали найти афганца, хорошо знающего дорогу. Он будет сопровождать нас до границы и поможет перейти ее.
Муфтий подготавливал все, как отличный конспиратор, и некоторые детали поездки держал в секрете даже от Мирзы.
Когда сгустились сумерки, Садретдинхан вызвал к себе в худжру суфия мечети.
— Я прочел послеполуденную молитву, но, возможно, буду отсутствовать на вечерней. Замените меня. Я должен срочно выехать по важному делу в Ширван.
Давно мечтавший о месте муфтия, суфий с тайной радостью согласился.
Когда наступила ночь и мешхедцы разошлись по домам, муфтий в сопровождении Мирзы и афганца двинулся не к Ширвану, а в противоположном направлении.
Пройдя пешком несколько километров, они увидели юрты, установленные на берегу ручья. Это и была стоянка казахов.
Между юртами, в очаге, сделанном из камней, горел огонь. Вокруг костра сидели мужчины в широкополых войлочных шапках, ожидая почетного гостя.
Один из аксакалов низко поклонился, подбежал к муфтию и, бережно взяв в ладони его руку, поцеловал, словно погладил ее белой бородой. Муфтий, едва поздоровавшись, приступил к делу. Спросил о купленных лошадях, осмотрел их и только тогда вошел в юрту. Ее убранство было богатым: красные ковры, одеяла из разноцветного шелка и бархата.
Хозяева усадили Садретдинхана на почетное место. Дастархан уставили медными блюдами с вареным мясом, жиром, бешбармаком. Собирающихся в дальний путь гостей угощали, просили есть вдоволь, не стесняться.
После еды муфтий перешел к проповеди. Он рассказывал казахам о земной и потусторонней жизни, мимоходом ругал большевиков и в своем ожесточении и проклятьях даже пропустил час вечерней молитвы.
Около полуночи, спохватившись, муфтий спросил:
— Кони оседланы?
— Да, господин, их пасли целый день и только что оседлали… — поклонился аксакал.
— Ну, тогда помолимся. Говорят, молитва, совершенная перед отъездом, помогает в пути. Я помолюсь и за вас, а потом двинемся.
Муфтий забормотал привычные слова, негромко сказал «аминь», и все встали. Гости, низко нагнувшись, вышли из юрты. Скакунов уже держали под уздцы казахские парни. Хозяева нагрузили на лошадей два хурджуна с продуктами.
— Это вам на дорогу. Путь ваш долог, не обессудьте, примите, господин… Если останется, принесете в жертву, Может быть, благодарение всевышнего перепадет и нам…