Дураку понятно, что «случайность» ни разу не случайна, что именно о ней меня предупредили. С какой целью — это дело десятое. Экстренно нужно думать, как если и не полностью убрать проблемы, так хотя бы их сгладить. Хорошо ещё, что на сей раз бои будут проводиться не все сразу, а один за одним. И вообще, дали несколько минут для того, чтобы и первая пара сумела подготовиться. Каким образом? Например, поменяв при желании используемое оружие, ведь ведущий наш курс мастер клинка понимал, что иначе могут быть совсем неприглядные ситуации. К примеру, выходить с теми же кинжалами против копья или с малыми топорами против двуручника… Сомнительные варианты.
— Та-ак… Вот стою я, смотрю на различные мечи из числа одноручных, но с правильной, по моему представлению, гардой и понимаю — другого варианта тупо нет. Меч и кинжал, только такая связка одновременно будет и пригодной для противостояния Фигнеру, и в то же время не окажется для меня совсем непривычной, а значит вредной.
— Плохой противник, — голос подошедшего Терлигова звучал в унисон собственным мыслям. — Репнин и Вилецкий лучшие бойцы, но их отношение к нам… Ты ведь понимаешь?
— Ещё бы, — с некоторым усилием выдавливаю из себя кривую улыбку. — С ними был бы обычный бой, а Фигнер постарается превратить тренировочную схватку в показательное избиение. И не отказаться, на здоровье сославшись. Слабость покажу, ещё более сильную, нежели будучи показательно побитым. Цугцванг.
— Что? А-а, шахматы. Да, похоже. И что делать станешь?
— Драться, конечно, — говорю то, что и должен сказать. Не понижая голос, напротив, малость повысив его, чтобы побольше сокурсников услышало. Пусть знают о если и не прямой подставе, то крайне неоднозначной ситуации. — Никогда не понимал такие вот пакости, делаемые не прямо, а исподтишка. Впрочем, буду рад ошибиться, очень рад. Всегда хочется верить в благородство тех, в чьих жилах течёт насыщенная мистической энергией кровь.
— Ты слишком…
— Громок? Так, Степан? Возможно, но не вижу в этом ничего особенного. Пусть как хорошее, так и не слишком не таится под вуалью недомолвок, а сразу выносится на общее обозрение. Вреда от этого не будет, а вот польза, вполне возможно, последует.
Умные поймут суть происходящего. Малость подтормаживающим доведут до пробуксовывающего разума более быстро соображающие друзья-приятели. Ну а форменным тупицам — надеюсь, что таковых тут просто не окажется — им и знать не надо. Знания и ограниченность разума, они вообще сложно сочетаются, многократно это видел.
Ладно, оружие выбрано, несколько пробных взмахом и выпадов сделано как мечом, так и кинжалом. Теперь остаётся лишь немного подождать и… Ага, первый бой уже начался, в котором Вилецкий, не особенно то и напрягаясь, теснил Линду Липранди. Без намерения покрасоваться, просто строя рисунок боя таким образом, чтобы сперва измотать множеством силовых ударов, а затем окончательно поставить жирную точку.
— Фигнер будет красоваться, — мелодично так произнесла, чуть ли не пропела Неклюдова, подошедшая ко мне открыто, даже не думая скрываться. — Лев хорошо владеет обычным и полуторным мечом, намного лучше того, что ты сейчас показал, победив Черкасова. Не скорость, техника и опыт.
— Понимаю. Но ещё раз благодарю за предупреждение. И не откажусь от совета, если, конечно, сочтёшь нужным порадовать меня дважды за один день.
— Проиграй быстро. Умения подставиться должно хватить, — прошептала Неклюдова, за секунду до этого повернув печаткой внутрь один из своих перстней, как я полагаю, затрудняющий окружающим возможность подслушивать разговор.
— Интересная идея, Алиса, моя благодарность
— Ты тоже интересный, Ник. Не стань скучным, — и перстенёк обратно. — Посмотрю, как будет проходить твой бой. И Настенька посмотрит. Только сначала Дёню Болотова вразумит.
— Ну а ты сама? — проявляю естественное по этикету любопытство в таких ситуациях. — От души желаю успеха, однако…
— Кирилл Енгалычев хорошо обращается с саблей. Может победит он, может я. Хороший противник, вырвать победу будет для меня честью.
— Тогда успеха нам обоим. Мне вот совсем скоро, тебе попозже, как очередь дойдёт.
Кивает Алиса, а вот глаза устремлены туда. где Анастасия Ливен и впрямь показывала не подавляющее, но заметное преимущество над Болотовым, отбивавшимся от её глефы обоюдоострой секирой, дополненной шипом-острием. Пока отбивавшимся, но ощущалось, что его попытки продавить соперницу грубой «физикой» провалились, а истощившиеся после этого силы теперь давали возможность лишь защищаться и огрызаться нечастыми контратаками.
От ведь чертовка! На контратаке Ливен его и подловила. Переиграла, показав одно намерение, в то время как сама, неожиданно сократив дистанцию и перехватив древко своего оружия ближе к середине, коротким, но сильным тычком в грудь решила схватку в свою пользу. Вспышка боли от вплетённых в тренировочное оружие чар, она своё сыграла. Ну и подкосившиеся ноги не дали Болотову возможность даже напоследок рыпнуться. Финита! Анастасии моё искреннее уважение как не просто мистику, но и отличной мастерице при обращении с глефой. На нашем неофитском уровне, конечно, ну так лиха беда начало.
Беда. Сейчас она вплотную ко мне приблизилась. Однако Алиса подсказала интересный выход которым можно воспользоваться в классическом виде, а можно… Точно, любую хорошую идею можно усовершенствовать. Требуется лишь гибкость мышления, готовность в клочья рвать шаблоны, а ещё, если брать конкретную ситуацию, немалая толика отмороженности. Ай, после всего того, что я уже успел сотворить, ничего перебором не окажется. Главное, чтоб всё получилось, чтоб кости не выпали вверх двумя единичками, тем самым показав мне как игроку свои «чёртовы глазки».
Снова я «в круге», только соперник не чета прошлому. Как по уровню владения оружием, так и по сути своей. То была просто тренировка, пускай и с получением болевых ощущений. Экстрим — это да, но не с целью специально «показать место» или «дать ответку». Сейчас иначе. Вон, не зря же Лев Фигнер так и скалится, поигрывая своим полуторником.
— Готов, безродный ты мусор?
Это вместо нормального вопроса, с необходимым уважением к сопернику. Вижу. что Кравченко сперва кривится, а потом, не выдержав, рычит:
— Уважение к сопернику, Лев сын Карла из рода Фигнеров А то я могу напомнить твоим предкам о том, что правильное воспитание потомков — их дело. с которым они скверно справляются. Лично напомнить!
— Не хотел задеть ваши уши своими словами, мастер, — и заметный такой поклон в сторону мастера Пути Варлока. В мою же усмешка и злобный взгляд. — Разрешите продолжать?
— Разрешаю, — цедит мастер клинка и о-очень внимательно смотрит, явно собираясь не просто следить за боем, а делать это особенно внимательно.
Любопытно. А уж не является ли Богдан Кравченко, мистик Пути Варлока в ранге мастера, таким же безродным или, на крайний случай, так и не вошедшим в род/семью бастардом? Нужно будет прояснить этот не самый малозначимый вопрос. Потом. Не сейчас.
Сигнал к началу боя и… Быстрый, с-сволочь. С трудом успеваю принять на жёсткий блок первый рубящий удар и пытаюсь ударить кинжалом, сокращая дистанцию. Не-а, Фигнер успевает уйти. И опять от него атака, теперь уже более хитрая. Сперва ложный финт, а затем выпад, но нацеленный не в условно «смертельные» места, попади он в которые, и бой закончится. Не-а, целил он в пах. Не удивлюсь, если так, чтоб поединок не прервался, но боли я отхватил по самые «фаберже». Ускользаю, но едва-едва,а от намерения захватить его клинок усами-захватами кинжала он тоже уходит. Небрежно так, с ленцой. И на лице этакая мечтательно-пренебрежительная улыбка. Я-ясно. Значит, пришло время той самой второй фазы.
Вторая фаза? Ну та самая, на мысль о которой навели предупреждающие слова Алисы Неклюдовой. Модернизированная с учётом собственного восприятия ситуёвины, в которую вляпался.
С ходу «насадиться» на клинок противника, тем самым признав его преимущество и свою этакого рода беспомощность? Не-а, даже подобного рода символическое ритуальное самоубийство ни разу не улучшит создаваемую репутацию и даже не удержит оную от «падения вниз стремительным домкратом». Потому сначала бой, пусть недолгий, зато тот, в котором видно, что я стремлюсь к победе, работаю на максимуме собственных возможностей. Заодно и Фигнер в этом убедился, хоть и относится к попыткам как к забавляющим трепыханиям всё едино обречённой на боль и позор жертвы. Обломишься, гадёныш!