— Почему по дешевке? — спросила Варя.

— Это ты у неё спроси, — откликнулся Баск. — Она пришла и попросила. Предок остался очень доволен. Он называет её «скромной хорошей женщиной».

Последние слова Сеня произнес с такой интонацией, что Луна тут же поинтересовался:

— А что, жутко противная?

— Да, в общем, не так чтобы жутко, — объяснил Баск. — Она пока меня не особенно напрягает. Но без неё было бы гораздо лучше.

— Не сомневаюсь, — убежденно произнес Иван.

— «На свете счастья нет, но есть покой и воля», — Варя весьма к месту процитировала Пушкина.

— Это, Варвара, одни мечты, — покачал головой Баск. — А в действительности нет ни покоя, ни счастья, ни воли.

Из передней послышался хлопок двери.

— Ну, я же говорил, — с тяжелым вздохом изрек Баскаков. — Она вернулась.

— Кто? — спросил Каменное Муму.

— Ва-лен-ти-на, — по складам и шепотом произнес Сеня. — До-мо-му-чи-тель-ни-ца.

Судя по звукам, доносившимся до ребят из передней, домомучительница повесила шубу, затем сбросила сапоги и направилась в гостиную.

— Здравствуйте, — строго оглядела она всю компанию и начала принюхиваться. — Почему тут пахнет паленым? И камин зачем разожгли? В квартире, кажется, топят.

— Да мы тут… знаете, — с кротким видом начала Варя. — Камин — это очень красиво.

— И очень грязно, — резким голосом перебила домомучительница. — Вы разожгли, а мне потом убирать. Ковер, надеюсь, не спалили?

— Нет, Валентина Аркадьевна, — робко произнес Сеня. — Мы осторожненько.

— А ели зачем здесь? — покосилась на грязные тарелки домомучительница. — Сеня, по-моему, я тебе перед уходом русским языком объяснила: все приготовлено на кухне.

— Да я… да мы… Тут, у камина, как-то уютней, — нашел наконец объяснение Баск.

— Ладно, — смирилась Валентина Аркадьевна.

— Не беспокойтесь, — с самым что ни на есть ангельским видом сказала Варя. — Мы сейчас все отнесем на кухню и вымоем.

— Ну, раз так… — Домомучительница заметно смягчилась. — Если что надо, я буду у себя в комнате.

И она вышла из гостиной.

Впрочем, настроение у ребят уже было испорчено.

— Давайте по-быстрому все уберем, — поторопила Марго, — и домой. Все равно нам уже пора.

— Да посидите еще. — Сене не хотелось оставаться один на один с домомучительницей.

— Нет, Баск, — возразил Луна, — нам и впрямь уже пора. Мы лучше ещё придем.

— И в другой раз посидим подольше, — подхватила Варя.

— Как хотите, — вздохнул Сеня.

Ребята быстро справились с посудой и пошли одеваться.

— Ты тут держись, — хлопнул Сеню по плечу Луна. — Мы всегда мысленно с тобой.

— До завтра, — уныло откликнулся тот и выпустил всю компанию на лестничную площадку.

Наутро, когда Иван, Герасим, Марго и Варя вошли во двор дома номер двадцать шесть по Ленинградскому проспекту, где их поджидал возле своего подъезда разрумянившийся от мороза Луна, послышался громкий окрик:

— Ребята! Ребята! Подождите!

Вся компания, уже было направившая стопы в сторону экспериментальной авторской школы «Пирамида», где они учились в восьмом «А» классе, обернулась на крик. К ним со всех ног поспешал Сеня Баскаков:

— Стойте, стойте! Со мной тут такое…

И он осекся, чтобы перевести дух. По выпученным его глазам и растерянному виду ребята поняли: произошло что-то из ряда вон выходящее.

— Сенечка, — всплеснула руками Варя, — неужели домомучительница твоя исчезла?

— С мучительницей порядок, — выдохнул Баск. — Тут совершенно другое.

— Какое? — мигом насторожился Герасим.

— Часы! — издал трагический вопль Сеня.

— Что часы? — подался чуть вперед Павел.

— С ними такое… такое… — никак не мог подобрать нужных слов Баск. — А теперь ещё они встали!

— Ты можешь объяснить внятно? — спросил Луна. — Что у тебя с этим антиквариатом стряслось?

— Дело ясное, — уверенно произнес Муму. — Баск пытался остановить часы, и они испортились.

— Фигли! — возопил Сеня. — Ничего я не пытался. Они все сделали сами, и не только это!

— Дурдом, — Варя покрутила пальцем возле виска. — Что, Сенечка, «не только это»?

— Тупые совсем? — выпалил Баск. — Говорю им, говорю, а они не врубаются.

— Говоришь ты много, — перебил Иван. — Но пока как-то не очень по делу.

— И впрямь, Сенька, — сказала Марго. — Давай-ка поясней. Иначе мы так до начала уроков ничего и не узнаем.

— Черт с ними, с уроками! — взвыл Баск. — Тут, может, вообще вопрос моей жизни и смерти решается.

— Жизни и смерти? — изумленно уставилась на него Марго.

— Именно, — с трагическим видом продолжал Сеня. — Предок вернется и тут же увидит, что его дорогой «Цвайс» откинул копыта. А если ещё окажется, что он безнадежно сломан? Мне тогда не только до конца школы, но и вообще до конца своих дней не видеть карманных денег.

— Вообще наследства лишат, — сладеньким голоском произнесла Варя.

— Какого ещё наследства? — ошалело уставился на неё Сеня.

— О-ли-гар-хи-чес-ко-го, — откликнулась Варя.

— Кончай издеваться! — простонал Баск. — И без того тошно.

— Я пока одного не понимаю, — зануднейшим голосом начал Муму. — Это ты сломал часы или не ты? Если не ты, то чего волнуешься? А если ты, то просто дурак.

— Да не ломал я! — грянул на весь двор Баск. — Но предку-то без разницы. Он все равно на меня подумает. Скажет: «Больше некому было ломать». А вообще с этим «Цвайсом» такая история… Ну просто полный абзац. Расскажи кто другой, не поверил бы. Но я же видел. Понимаете, видел!

— Так. — Луна хлопнул Сеню по плечу. — Или ты сейчас берешь себя в руки, напрягаешь волю и излагаешь нам по порядку все, что случилось, или мы идем в школу.

— Ща.

Сеня глубоко вздохнул, затем с шумом выдохнул воздух и, выдержав короткую паузу, загробным голосом произнес:

— Я проснулся, а они бьют.

На этом поток расноречия у Баска иссяк, и он задумался.

— Очень хорошо, — ободрил Павел. — Теперь мы по крайней мере можем сделать вывод, что часы тебя разбудили либо в полночь, либо в шесть утра.

— Ни фига, — отозвался Сеня. — Они разбудили меня ровно в три ночи.

— В три-и? — хором воскликнули ребята.

— Они же у тебя в это время не бьют, — добавил Иван.

— В том-то и дело, — с волнением продолжил Баск. — Я как проснулся, взглянул на будильник, а он три часа показывает. Тут меня и шарахнуло. Последний сон слетел. Думаю: «Либо будильник скапутился, либо у «Цвайса» крыша поехала». Но будильник-то у меня электронный. С дисплеем. И цифры светятся. Значит, с ним полный порядок. Иначе дисплей бы погас. Выходит, дело в «Цвайсе». Я свет пытаюсь включить, надо же проверить, что там с «Цвайсом». Но свет не включается. Ни возле кровати, ни на потолке.

Тут у меня в голове все и сложилось: воры электричество и сигнализацию вырубили, в квартиру проникли и пытаются «Цвайс» увести. Я телефонную трубку нашариваю. Она у меня всегда ночью возле кровати лежит. Нету трубки. Потом вдруг вспомнил: я ведь сейчас в Москве, а трубка возле кровати у меня там, в загородном доме, всегда лежит. Я к двери. Ближайший радиотелефон в коридоре. Думаю: «Проберусь, схвачу трубку, а потом из своей комнаты позвоню в милицию». Выхожу. Тьма, хоть глаз выколи, но тихо. Я, конечно, некоторое время ждал. Слушал. Ни единого звука. Ну, я и засомневался: «А вдруг мне вообще все приснилось? И «Цвайс», может, на самом деле не бил. Зачем тогда в милицию звонить?»

— Слушай, а сколько раз часы били, когда ты проснулся? — спросила Марго.

— Чего не знаю, того не знаю, — пожал плечами Баск. — Понимаете, я проснулся, а «Цвайс» заткнулся.

— Так приснилось или не приснилось? — не выдержал Герасим.

— Не перебивай, — ушел от ответа Сеня. — В общем, я решил посмотреть. Думаю: «Если там кто есть, проберусь обратно и тогда уж позвоню». Дошел до гостиной. А там окна занавешены плотными шторами. Темно, как в бочке. Я ко входу в столовую пробираюсь и только о том и думаю, чтобы ни на что не наткнуться. Представляете, если там кто-то есть.