Те стрелки, которые приводили сменных лошадей, ушли от Гельсингфорса на Ревель, но я не стал рисковать, тем более, что в этом направлении лед был двенадцать и меньше сантиметров. А еще важно было, чтобы русский посланник, то есть я, прошел через границу, будь как, хоть и с шумом. Не нужно давать врагу лишние поводы для размышления. Пусть думают, где и как мы проходили, чтобы выйти незамеченными.

Мало того, королева не может бежать, она прорвется из страны, или свободно выедет. Ну и я, наверное, подставлял Александру Павловну. Но, если прозвучит хоть один выстрел в сторону дочери русского императора, Павел будет решителен в отношении Швеции.

А это, как я считаю, сейчас очень даже нужно. Как минимум, от Питера нужно отодвигать шведа, ну и шведский флот… Без его ликвидации, не быть нам хозяевами в Балтике. Это сильный, на данный момент, противник. Уж не знаю, как справится Ушаков и справиться ли вообще, тем более, что англичане пока еще не выбиты из Датских проливов и могут прийти на помощь шведам. Но я, как сугубо сухопутный, считаю, что лучшая стратегия и тактика против флота, это свои солдаты во вражеских портах.

— Что случилось? — выйдя из кареты, спросил я у Северина, который оставался командиром боевого прикрытия.

— Так все, ваш бродь, прибыли, стало быть. Две версты и пост шведский. Мимо уже прошли чуть ли не два шведских полка, тут нужно решать. Может все же по льду? — спрашивал Северин.

— Нет, идем на Кумень, к мосту! — с уверенностью сказал я [Кумень (Кюмийоке) — река, в реальной истории, граница России и Швеции до 1809 года].

— Мы готовы к прорыву! — решительно сказал Северин.

— С Богом! — сказал я, нацепил улыбку на лицо и пошел к карете.

— Что случилось? — настороженно спросила Александра.

— Ваше величество, вам нужно успокоиться, мы уже близко к России, но есть вероятность, что выпускать нас не захотят. Выстрелы, если такие будут, вам никак не повредят, — сказал я и стал ожидать эмоциональной реакции.

Она последовала, но не та, к которой я готовился. Женщина закрыла лицо меховой муфтой и стала плакать. Пусть так, но это нужно пережить. Уже как два часа Александра Павловна пьет успокоительный чай и я надеялся, что она уснет. Не уснула.

Через полчаса кареты остановились, я спрятал в рукава револьверы, поправил саблю и кирасу под шубой, приготовился.

— Ваше превосходительство, вас требуют! — закричал Северин.

Голос казака казался обиженным, оскорбленным. Он должен был убеждать шведского офицера, что нас пропустить нужно обязательно. У Северина были мои документы, подтверждающие полномочия. По всем правилам дипломатии нас обязаны были пропустить. На это, прежде всего, я и рассчитывал. Дополнительные инструкции по задержанию меня, не должны были успеть доставить на границу, тем более, что были и ложные пути, и диверсии, когда на шведских почтовых станциях изымались все кони, однажды просто были отправлены. Пропустить одну станцию, не получить на ней коней, задержаться на полдня-день, и все, время ушло.

А в это время мы шли ходко, срезали тысячу верст, ну или чуть меньше этого.

— Ваше превосходительство! — с криком по типу «все пропало», Северин подошел к нашей карете.

Я открыл дверцу кареты, Северин одними губами сказал «Три». Сердце забилось чаще, организм стал вырабатывать сильно больше адреналина. Третий вариант означает, что нет вариантов, кроме прорыва. То есть подкупить не получилось, убедить не вышло, принципиальный служака попался.

— Работаем, если я посмотрю на небо, — прошептал я и вышел из кареты.

Во внутрь, к Александре Павловне, прошмыгнули два бойца, которые должны были умереть, но не позволить даже царапине появиться на теле императорской дочери.

Кареты стояли у шлагбаума, рядом был небольшой срубной домик, где активно топили печь, так как дым из трубы работал чуть ли не дымовой завесой, ветер был в сторону такой близкой, всего в полуверсте, России. Точнее Российская империя начиналась через сто пятьдесят шагов, сразу на другом берегу, но русский пропускной пункт стоял чуть поодаль.

Можно было пробовать обойти и перейти границу по льду севернее, или южнее, но Финский залив по льду преодолевать было бы нормальным еще пешком, а вот ни на санях, ни на колесах, почти невозможно. Тут лед замерзал неровно, везде были выступающие льдины, или вросшиеся в лед деревянные бревна, другие ледяные глыбы. А севернее не пройти, там стоят уже шведские регулярные войска.

Не я должен был подходить к офицеру, он по этикету должен прийти. Ясно же, что русский дипломат будет всяко выше званием и статусом, чем дежурный на пропускном пункте. Так и произошло, ко мне выдвинулся, в сопровождении трех солдат, целый ротмистр. Последний факт еще больше насторожил. Тут должность для сержанта, ну или для поручика какого, но не ротмистра.

— Господин Сперанский, у меня есть инструкция задержать вас. Сдайте свою шпагу и прошу проявлять благоразумие. Думаю, что ваше ожидание будет недолгим. Мы досмотрим кареты, сделаем запрос в дивизию и тогда командование примет решение, — строго, по-военному, говорил офицер.

Инструкции? Почти уверен, что когда я еще был в Стокгольме, уже был продуман очередной акт моего унижения.

Казалось бы, что ничего страшного и не происходит. Стоит поседеть в относительно просторной и, судя количеству дыма, изрядно натопленной избе, может какой напиток предложат даже. Александра Павловна все еще мужчину отыгрывает, в треуголке, со спрятанными локонами волос, она с усами, в широкой шубе. Так что даже тут можно было бы сыграть. Но…

— Ротмистр, вы не представились, вы требуете невозможного, если только наши страны не состоят в войне! Пока я имел счастье говорить с вашим королем, что-то изменилось? Я везу срочную депешу своему государю. И вы, ротмистр, не можете стоять у меня на пути. Такой достойный офицер, коим вы, несомненно являетесь, не может идти против воли своего короля, — говорил я, стараясь лестью, напором на долг, все же решить ситуацию в свою пользу.

Единственное, что хорошо в нынешних обстоятельствах, что офицер хорошо говорит по-французски, а то объясняться пришлось лишь прибегая к услугам переводчику, чем сбил бы конфигурацию своих бойцов и усложнил боевой вариант решения вопроса.

— Я буду действовать согласно инструкциям, — ротмистр посмотрел на меня, чуть замялся. — Мое имя Свен Сторниссон, инструкции у меня давно и никто их не менял. Если то, что вы говорите, правда, то тем более следует обождать решения от командования. Думаю вы должны смириться, что сегодня в Россию вы не попадете, возможно, и завтра тоже. Мы еще сделаем запрос на русскую сторону.

— Да как вы смеете? Вы обвиняете меня во лжи? Я вызываю вас! — играл я роль разъяренного дворянина.

— При следующей встрече, я к вашим услугам. Но на службе только вы, русские… — ротмистр Сторниссон, видимо, рассказать мне, какой я варвар, но не решился.

— Хорошая нынче погода. И вороны кружат в небе, словно сопровождают самого Одина, — сказал я, раздвинул руки и запрокинул голову, глядя на небо.

Ротмистр автоматически посмотрел на то самое небо, где кроме темных облаков не было ничего, тем более ворон.

Резко опустив руки, я перехватил револьверы, до того закрепленные в рукавах шубы. Но не я был тем, кто открыл огонь, раньше нечало работать мое сопровождение. Двенадцать лучших бойцов в миг уложили и ротмистра и трех солдат с ним. Следом прозвучали четыре выстрела из винтовок. Трое шведских солдат, которые стояли у шлагбаума завалились и не сделали больше ни одного движения. Наповал, с первого выстрела!

— Изба! — выкрикнул я и быстро направился к карете.

Пятеро бойцов устремились к дому, дверца которого стала приоткрываться. Еще три выстрела в дверной проем, а в это время уже горели фитили гранат. Кареты сдвинулись с места, начали движение, стрелки закинули гранаты в дом и почти сразу раздались три взрыва. Сруб устоял, но то, что те люди, что были внутри, выжили, я сомневался.