– Странная компания для главной советницы его величества Экхарда Второго, – вел свое трейг.

– Не менее странное общество для наследника трегетренской короны, – невозмутимо парировала женщина.

– Чего ж тут странного?

– Ну, кому как. Пригорянский воин, порвавший с кланом и покинувший родину в поисках приключений, и… – она промедлила, глянула на Вейтара.

– Чем вы друг другу насолили? – решил не тянуть Кейлин. Очевидно, он имел в виду неприязнь Бейоны и Вейтара.

– Как видишь, я спокойна, – отвечала пригорянка. – Спроси у… У своего спутника.

– Ну, и?.. – трейг повернулся к мальчишке, но тот не ответил, обиженно надув губы. Словно и не мальчишка вовсе, а девчонка.

– Видишь, не моя тайна, – пожала плечами Бейона, – не мне и открывать ее. Ты ничего не хочешь сказать… Вейтар?

Паренек хранил гордое молчание.

– Ладно! – Кейлин махнул рукой. – Будет день, разберемся.

– Что за шум в городе? – негромко спросил Сотник.

– Думаю, переворот, – отозвалась Бейона. – Было бы у нас время, я бы объяснила.

Раз она так говорит, надо полагать, времени у нас нет? А почему?

Ах, да! Ведь в городе все знают, кто владелец «Каменной курочки». И если Бейона так нужна егерям (или кто там затеял бунт), здесь поищут обязательно. Тогда для всех нас лучше будет, если никого не найдут.

– Переворот? – переспросил принц. – Значит, кто-то злоумышляет против Экхарда? И кто же?..

– Думаю, Брицелл Постум. Капитан конных егерей. Слыхал о таком, твое высочество?

– Чего ж не слыхать? Слыхал.

Кейлин задумчиво кивнул, а Вейтар прямо-таки подобрался весь. Как кот перед прыжком на мышь. Того и гляди, когти выпустит, зашипит…

– Экхард получил твое письмо, – Бейона наконец-то сообразила избавиться от мокрой тряпки. Брезгливо, двумя пальцами бросила ее в темный угол.

Кейлин молчал. Ни словечка не произнес. Выжидал.

– Он склоняется к тому, чтоб помочь тебе. Или склонялся.

– Что может помешать королевской воле в Ард’э’Клуэне? – Свой вопрос трейг задал не удивленно, и не заинтересованно, а с легкой подковыркою.

– Тебе ли о том не знать? – Бейона дернула щекой и даже оскалила на мгновение жемчужные зубы, но быстро взяла себя в руки. – Прости, принц. Я не вправе тебя упрекать в чем бы то ни было. Мы все в равных условиях. В одной лодке.

Это точно. Я не мог с ней не согласиться. Только не все разделяли мое мнение. Вейтар снова едва сдержался – кисть сама собой к рукоятке клинка потянулась. Вот горячий!

Но Кейлин не принял во внимание возмущение своего товарища.

Сказал примирительным тоном:

– Земля слухом полнится. Я знаю, кто нашептывал Валлану советы расправиться со мной. Южанин в балахоне, зовущий себя смиренным слугой Сущего Вовне. Двуличная змея с раздвоенным языком. Одним языком он поет песню о смирении и грядущей благодати в Верхнем мире, а другим – поощряет предательство старой дружбы и родственных чувств. А Селинке и шептать ничего не пришлось. С детства меня ненавидела и завидовала. Вот в корону и вцепилась…

– А слыхал ли ты, твое высочество, – осторожно проговорила Бейона, – что в народе болтают, будто она сама батюшку вашего, короля Витгольда, извела, своими руками?

– Слыхал. Что сама душила, не верю. Кишка у нее тонка. А вот что все подстроила и убийц нашла, верю. Охотно. Потому как у Валлана кость во лбу начинается, в затылке заканчивается. Сам не додумается. А чародей заезжий хитрей бы обставил. Умер бы батюшка Витгольд во сне. А у вас в Фан-Белле тоже такой святоша завелся или не прав я?

Это про каких же чародеев они речи ведут? Насколько мне известно, Храм Приозерной империи всегда отличался терпимым отношением и к соседским народам, и к соседским верованиям. Время от времени отправлялись, конечно, миссионеры нести свет истины заблудшим, как у нас считалось, народам. Но главной чертой таких проповедников всегда полагалась кротость и умение убеждать мягким словом. Словом Сущего Вовне, которому противно любое насилие. Как над телом человека, так и над его душой.

Неужели я настолько давно покинул Приозерную империю, что теперь жрецы Храма изменились и ведут неприкрытую – да нет, пока еще прикрытую, агрессию – против северных королевств? Или это жрецы-отщепенцы, покинувшие Храм и действующие по собственной воле, по своим понятиям о добре и зле?

Я вспомнил, что творил прибывший с Валланом чародей на Красной Лошади…

Треск и рев пламени даже через плотно пригнанные доски ляды заставил пригнуться и с перепугу прикрыть голову руками. Это не струя, это огненный шар. Причем очень мощный. Такое не всякому выпускнику Школы по плечу. Даже с соответствующим амулетом.

Силен чародей. Ох, силен!

А и вправду, как его звали? Квартул? Четвертая ступень посвящения. Мастерство должно быть немалое.

Значит, не зря он с Валланом на Север ходил? Все у них там в Трегетройме схвачено. Круговая порука. И любые средства хороши, чтобы власть, корону вожделенную, к рукам прибрать.

А что это Бейона отвечает Кейлину?

– Прав ты, трижды прав… И у нас такой таракан запечный завелся. Речи сладкие, да только если слова его в воде развести, вся рыба в Отце Рек кверху брюхом всплывет. Старый король, Экхард Первый, ему не шибко доверял, а сын…

– Все как в Трегетрене, – лицо принца исказила гримаса – словно хотел улыбнуться, а вышел оскал. – Ох, не позавидую я Селине, Валлану и земляку-чародею, когда Кейлин к ним вплотную подберется. – Только у нас жрец-чародей не к сыну, а к дочке в доверие втерся.

– Думаю, ты не совсем прав, – Бейона вздохнула. – Терциел помог Хардвару, когда все лекари королевства признали свое бессилие. Вылечил ему руку. Правую. Ничего не требовал взамен. Иногда давал советы. Должна признаться, весьма недурные.

– Ну да, – буркнул принц. – Верю. Охотно верю. Лучший путь к сердцу любого человека. А уж к королевскому сердцу тем паче…

Тут он прав. Наши жрецы всегда читали в душах людей, как в открытой книге. И тем гордились. Но все-таки как же так получилось, что Храм вмешивается в жизнь сопредельных государств? Кому и зачем это могло потребоваться? Неужто императору, да живет он вечно? Нет, не верю. После всего, что я о нем слышал, не верю.

Пригорянка согласно кивала, ловко перебирая гору снеди, наваленную на столешнице. Откладывала ту еду, что попроще и посытнее. Тут и я ощутил, как бурчит обиженный тюремной пищей живот. Я бы сейчас целый олений окорок проглотил. И не подавился бы.

– Терциел не мог полностью подчинить Хардвара… то есть Экхарда Второго, своей воле, – сказала женщина. – Без ложной скромности замечу – с ним была я.

Я скосил глаза на Сотника. Он сидел не шевелясь, полуприкрыв веки. Словно был не здесь. Словно все происходящее его не касается.

Зато Вейтар хмыкнул и, демонстративно смахнув рукавом копченые брюшки форели, уселся на стол спиной к беседующим. Даже ногами заболтал.

– Однако… – продолжала Бейона, озираясь в поисках сумки или мешка. Я подал ей плотную, на вид чистую тряпку, примеченную на низкой лавке у очага. – Спасибо, мастер Молчун. Ты, если хочешь, поешь. И девочка пускай поест… Я ж понимаю, в подземелье еще те разносолы.

Чего ж не поесть. Тем более ощущение, что кишки слиплись и к хребту прижались, меня не отпускало.

– Спасибо, госпо… то есть Бейона.

– Не за что, – она усмехнулась. – Все равно пропадет. – И продолжала, обращаясь уже к Кейлину: – Однако Терциел лечил сына капитана Брицелла. Мальчик с детства обезножел – повитуха перестаралась. Говорили, у Терциела кое-что получалось по части врачевания. Брицелл не знает жалости и понятие чести у него весьма своеобразное, но сына любит безмерно. Думаю…

Что она думает, услышать нам не довелось.

Дверь распахнулась и в проеме, почти перекрывая его широченными плечами, появился Клыч. Охранник.

– Что такое? – встрепенулась пригорянка. – Что случилось?

– Это… Госпожа… Там, того… Это…

– Что? Говори толком!

– Верес того… это…