– Слышу. Прости, задумался, – ответил я. И вдруг решил, а чем стрыгай не шутит? Спросил: – Извини, Глан, а можно мне с Бейоной поговорить с глазу на глаз?

Он, похоже, даже не удивился. Пожал плечами, что должно было означать – ну, конечно, а потом пошел посмотреть, как там речники устроили Терциела в кормовой надстройке. Гелка деликатно увязалась следом. Она вновь начала входить в образ заботливой хозяюшки. Все смотрела, чтоб жрец укрытым лежал, ни в чем нужды не имел. Да и вещи, собранные нам на дорогу, – целиком ее заслуга. Скорее всего, кастелян королевский с сегодняшнего утра запьет от радости и облегчения.

– Что ты хотел, Молчун? – пригорянка поправила капюшон плаща, смахнула капельку, грозящую скатиться с меховой оторочки на щеку.

Я на мгновение замялся. Разговоры с женщинами всегда мне тяжело даются. А потом решился:

– Я видел сон. Понимаешь, у меня бывают последнее время сны… Я вижу то прошлое, то будущее…

– Ты видел меня? – улыбнулась она. – В прошлом или в будущем?

– В прошлом. Я видел тебя, Глана, Эвана. Вначале детьми, после подростками…

– Да? – Бейона выгнула бровь.

– Да. Замок на вершине скалистого холма. Поселок вокруг. Черепичные крыши и три ряда стен.

– Похоже.

– «Думаете, без двух упрямых баранов, я не смогу повидать мир?» – напомнил я.

Улыбка исчезла с лица пригорянки.

– Не может быть!

– Я же говорил, что иногда вижу.

– Загрызи меня стуканец!

– Не надо о стуканцах, Бейона, – меня аж передернуло. Воспоминание не из самых приятных. – Ты, конечно, можешь подумать, что я знаю это от Глана…

– Стрыгая лысого! То есть прости, Молчун, и в мыслях не было. Я его слишком хорошо знаю. Трепать языком не в его правилах.

– Я это заметил. Вот о Глане я и хотел поговорить.

– И я догадываюсь, о чем именно.

– И?

– Нет, Молчун. Я не поеду с ним в Трегетрен. Что было, то прошло. Я уже не та девочка, что удирала с двумя задирами в Йоль. И он далеко не тот. Если бы… Да что говорить! Его брат, Эван, всегда был озабочен земными благами. Он бы не помчался сломя голову спасать тебя. В одиночку, в чужом городе. Да что там городе, в чужой стране.

– Потому-то и мне его судьба небезразлична.

– Понимаю тебя, Молчун. Я рада, что у Глана появился настоящий друг. Возвращайся. Ты ему нужен. А он тебе.

– Ты ему тоже нужна. Я вижу.

– Нет. У нас давно разные жизни. У него своя, у меня своя. Я уже одной ногой на троне, а он снова мчится куда-то. Спасать, выручать, помогать. На этот раз Трегетрен и его принца. Кого в следующий раз?

Слов для достойного ответа я не подобрал. Не сумел. Да и что тут скажешь? Каждый сам выбирает свою судьбу. Конечно, Экхард не прогадает, если Бейона станет королевой Ард’э’Клуэна. Да и государство только выиграет, получив умную, дальновидную правительницу. Могу ли я осуждать ее за желание носить корону? Наверняка нет. Тем паче, спокойной и ленивой ту жизнь, которую она выбирает, не назовешь. Посмотрел я на днях, каково монархам приходится, как легко потерять корону и как трудно вернуть ее законному владельцу.

Она правильно истолковала мое молчание. Благодарно кивнула. Сказала:

– Вы всегда желанные гости в Фан-Белле и в Ард’э’Клуэне. И Глан, и ты, Молчун, и Гелка.

– Что ж. Спасибо. Как Глан, не знаю, а мы с дочкой заедем непременно.

Бейона хмыкнула:

– С дочкой! Глупый, как все мужчины.

– Не понял, что ты?.. – Я и правда не мог взять в толк, чему она удивляется.

– Я ж и говорю – глупый. Зрячий, а не видит. С ушами, а не слышит. Любит она тебя.

– Как! Меня?

– Да вот так. Ты за Глана переживаешь, а свое счастье проглядеть готов.

– Не может быть!

– Еще как может. Нет, ну что за слепота куриная! Девка за него жизнь отдать готова, а он – «не может быть».

– Да она ж еще ребенок неразумный…

– Ребенок! Сам ты ребенок. Все мужчины – дети. Только игрушки у них взрослые. У кого клинки, у кого чародейство, у кого кузница либо столярка. Погляди на Вейте. Она, может, на два-три года Гелки старше, а ее уже замуж пристраивали. Сущий с тобой, Молчун! Не моя забота. Сам решай. Ты человек образованный, волшебные науки превзошел. Мое дело маленькое – предупредила, и ладно. Как тот петух. Прокукарекал, а там хоть не рассветай.

За разговорами, которые повергли меня почти в ужас, мы едва не пропустили появление новых действующих лиц. Хорошо еще, что «речные ястребы» не дремали.

– К оружию! Готовсь!

Крики дозорных заставили меня поднять голову.

Вот это да!

Едва челюсть не отпала.

На стрежне Ауд Мора, осторожно шевеля веслами, из тумана выплывал корабль.

Он имел некоторое сходство с лодьями арданской речной стражи – «речных ястребов» Брохана Крыло Чайки. Длинное узкое «тело» из плотно пригнанных друг к другу досок, высокие – в два человеческих роста – штевни: задний изукрашен резьбой наподобие рыбьего хвоста, передний представлял из себя голову зверя, о каком мне приходилось только читать в старинных хрониках. Голова клювастая, по бокам выпуклые круглые глаза, а над маковкой торчат уши – не уши, плюмажи – не плюмажи, а скорее всего, пучки перьев или волос. Грифон, надо полагать…

Да это же корабль из моего сна!

Перворожденные… Значит, и правда я способен не только видеть прошлое, но и предугадывать будущее?

Борта грифоноголового корабля увешаны щитами. Яркими, приковывающими взгляд. Особенно в осенней серости утра над Ауд Мором. Шестнадцать пар. Каждый, как капелька, срывающаяся с сосульки, но остряком вниз. Паруса не видно. Должно быть, мачта уложена вдоль палубы, ветра-то все равно нет.

Рядом с головой грифона застыл старик сид. Такой же белоголовый, как и погибший в пещерах Этлен. Видно, не одну тысячу лет прожил. На глазах – вышитая повязка. Очень может статься, с нашей Красной Лошади самоцветы. Ишь, как переливаются, а солнца-то почти нет.

Узкие лопасти весел загребали воду почти беззвучно. Потому-то подобрались сиды вплотную, и никто их не заметил.

Тут я вспомнил, что говорил Сотник о перворожденном, погибшем на улицах Фан-Белла, – Улад из дружины ярла Мак Тетбы. Если это те самые сиды, а вряд ли несколько кораблей занесло недобрым ветром так далеко от Облачного кряжа, то и феанни Мак Кехта не заставит себя ждать, появится.

На моих глазах перворожденные подняли весла. Грифоноголовый корабль замедлил ход, но не остановился полностью. Он приближался бесшумно, а потому казался вдвое страшнее. На мой неопытный взгляд, по крайней мере.

– Остроухие? – удивленно воскликнула Бейона.

По палубе «Волчка» забегали невесть откуда появившиеся матросы. Где они до этого прятались? Не иначе, в трюме. Кто-то тащил арбалет, кто-то вооружался длинными баграми.

– Луки к бою! – зычно проорали на лодье речников.

Ну вот. Сейчас сцепятся. Почему сиды и люди, как только видят друг друга, так и норовят глотку перерезать? Неужели нельзя договориться по-хорошему? Ведь в глубине души, я уверен, мира все хотят. И смертные, и бессмертные. Вот Мак Кехту взять, к примеру, какая заядлая была врагиня рода человеческого, а не возражала Пяту Силы на место вернуть.

Настороженный, как охотничий пес, почуявший дичь, выскочил из надстройки Сотник. Что-то прошептал одними губами. По-моему, выругался.

Сиды атаковать не спешили. Видно, не ожидали на целых три лодьи «речных ястребов» напороться. Однако отваги им не занимать. Слепой, безудержной и губительной.

– Баас салэх! – долетели слова старшей речи.

Яснее некуда – «смерть людям».

– Что это они? – шепнула Бейона.

– Что, что… Убить нас хотят, – ответил я, одновременно радуясь, что Гелка не додумалась на палубу выбежать, и сетуя, что без нее мне Сила недоступна. Эх, прикрыться бы Щитом Воздуха!

– Стойте! – Глан вспрыгнул на фальшборт, придерживаясь левой рукой за ванты – толстые веревки, удерживающие мачту. – Молчун, сюда иди! Переводить будешь.

Я послушно подбежал. Крикнул, срывая горло: