Позавтракав, Имриен отправилась к скале, увитой диким виноградом, и без труда обнаружила среди камней и глины вход в ту самую нору, прорытую для обезьянки. Девушка засунула большую ветку — та ни на что не наткнулась. При желании узкобедрая Имриен, наверное, протиснулась бы втемную дыру, но кто знает, что там, внизу?

Когда девушка вернулась, эрт сидел на каменном полу пещеры, запрокинув лохматую голову, и тщательнейшим образом изучал таинственные надписи на дверях.

Над порталом раскинул семифутовые крылья гигантский орел — гордый, царственный небесный хищник с горящими, как угли, глазами. Даже снизу можно было рассмотреть любое перышко; птица разве что не дышала. Остальную часть арки украшала чеканка в виде всевозможных лесных зверей и пичуг, причем каждое существо казалось почти живым. Сами двери были сплошь покрыты убористым руническим письмом. Затейливо выведенные строчки обрамлялись рамками из переплетенных листьев.

— Готов поспорить, ключ в этих рунах! — прокричал Сианад, приставив ладони ко рту. — Может, я отыщу заклинание? Или тут еще какая-то хитрость? В общем, так: остаемся здесь, пока я не найду отгадку!

Необычное чувство охватило Имриен при этих словах. Ее передернуло, будто мороз пробежал по спине. Девушка стремглав бросилась наружу, к солнцу, и долго не могла прийти в себя. Когда странная слабость прошла, Имриен возвратилась в пещеру. Сианад сидел, не меняя позы.

— Это не эртский и не феоркайндский! — обратился он к девушке, временное отсутствие которой явно прошло незамеченным. — Один из древних языков, возможно, прародитель современных наречий! Но ничего, справлюсь! Я ведь не неуч какой-нибудь! Как только откроем двери, выгребаем все, что сможем унести, — и в город! Мы с моим племянником Лиамом сколотим надежную команду, экипируемся честь по чести, а тогда уже вернемся за прочим.

Город. Имриен с трепетом думала об этом шумном, многолюдном месте. Как городские жители отнесутся к ней — безвестной калеке? Сердечного приема ждать не приходилось. И все же надежда не покидала девушку. А вдруг найдется лекарство от ее недуга? А вдруг она встретит в толпе золотоволосых талифов, меж которых могут оказаться и ее родные?

Имриен покачала головой и пошла искать пищу. Сорванные утром плоды уже подпортились и выглядели непривлекательно. Девушка набрала свежих и с такой алчностью накинулась на них, будто век ничего не ела. Незнакомые фрукты, в чем-то сродные с померанцами из сада финкаслской мельницы, имели божественный вкус, наполняли особыми живительными силами все тело, от пальцев на ногах до кончиков волос.

Шум водопада снова привлек внимание Имриен. Великая Лестница — так, кажется, звалось это место на ветхой, полуистертой карте. Лишь теперь девушке бросилась в глаза одна особенность этого величественного явления природы. Скала действительно поднималась к облакам в виде множества громадных каменных ступеней. Серебряные струи, стекающие по ним, блестели ярче ожерелий невесты на брачном пиру. Маловероятно, чтобы здесь был только один вход внутрь, внезапно подумалось Имриен. Она посмотрела на свои израненные босые ноги, перевела взгляд ввысь. Пытливость взяла верх над рассудительностью. Поверхность скалы избороздили глубокие расщелины, а виноградные лозы крепки, как канаты, — взбираться будет нетрудно, зато интересно и познавательно. Девушка поискала удобный выступ и встала на него ногой…

На вершине Имриен открылся захватывающий вид, обычно доступный лишь птичьему глазу. Омытые золотым солнцем кроны деревьев мерно колыхались в долине у водопада. На востоке до самого края мира перекатывались зеленые волны холмов. Далеко на запад уходили сосновые чащи, мрачные и непроглядные, теряющиеся в тоскливой фиолетовой дымке.

В бескрайних небесах над головой соляными башнями громоздились плотные кучевые облака, которые на языке Всадников Бури звались «altocumulus castellanus» (высококучевые замкообразные). Еще выше над этими хрупкими замками ветер гнал по небу длинные белые перья, образованные из крошечных ледяных кристалликов. Такие облака тоже имели свое название: «fibrous cirrus» (волокнистые перистые).

За спиной же у девушки возносилась другая ступень мощного потока талой воды, что низвергалась с ледяного Вороньего Шпиля и переливалась за край вытянутой гранитной чаши, где и стояла сейчас Имриен. Второй тропинки, уходящей внутрь водопада, девушка не обнаружила, но горевать по этому поводу не стала. Теперь ее внимание привлекли пурпурные жемчужины винограда, пышные лозы которого покрывали скалу ароматной живописной завесой. Сианад обрадуется такому изысканному лакомству, решила Имриен и принялась срывать гроздья посочнее. Девушка раздвинула блестящие влажные листья — под ними ничего не было.

В глубь скалы уводил просторный, чисто сработанный тоннель. Во тьме таинственно мерцали шляпки светящихся грибов на стенах. Девушка бесстрашно пошла вниз по извилистому коридору.

Но что это? Ей послышался шум аплодисментов. Неужели там, впереди — пиршественная зала, и тысячи гостей приветствуют красноречивого оратора? Нет, это всего лишь падающая вода. Еще один поворот, и…

На Имриен уставились десятки застывших взоров.

Девушка замерла, глядя на онемевшую толпу.

Туннель оканчивался пещерой с высокими сводами. Сквозь щели в потолке золотыми нитями и столбиками пробивались лучи солнца, освещая стоящих плечом к плечу людей. Так это они хлопали? Какие они бесконечно разные — у каждого неповторимое лицо, внешность, характер…

И каждый человек высечен из камня.

Темный, чернее самой ночи обсидиан был отполирован до зеркального блеска. Так выглядела половина благородного собрания. Другая половина сияла непорочной белизной. Совсем как живые. В полный человеческий рост. Не диво, что Имриен так обманулась. Короли и королевы, вооруженные до зубов рыцари, маги в длинных колпаках, всевозможные пехотинцы с острыми пиками, алебардами, копьями и мечами, а по краям — четыре зубчатые башни не выше десятка футов. На вершине каждой башни пристроилось по каменной птице. Площадку под ногами статуй выстилала безупречно ровная мозаика из перемежающихся квадратов — черный мрамор и белоснежный оникс. Фигуры стояли недвижно; только игра озорных бликов и ускользающих теней оживляла их лица, «шевелила» волосы, складки одежд.

Имриен долго боялась тронуться с места. Потом шагнула вперед, готовая обратиться в бегство при первом же намеке на опасность. Статуи обладали неизъяснимой притягательной силой. В них было нечто совершенно чуждое роду человеческому, зато близкое стихиям, словно дыхание глубоководных рыб, словно журавлиный перелет через океан или миграции бесчисленных стай лосося. Безукоризненные в каждой черточке, фигуры излучали дыхание столетий, хотя Время и не оставило знаков на гладкой, как прохладный шелк, поверхности камня: ни трещины, ни обломанного краешка, ни одного зеленого потека. Казалось, неведомый скульптор только что отложил инструменты и находится где-то поблизости. Пол пещеры блистал чистотой: каменную пыль и осколки тоже будто вымели мгновение назад.

Статуям оставалось лишь заговорить. До крайности правдоподобно смотрелись красиво уложенные локоны, отточенные звездочки на шпорах, ременные портупеи, кованые кольчуги из мельчайших колец, лиственные орнаменты на ножнах королей, изящные длинные сладки тканей, остроконечные туфли, жемчужные сеточки на волосах королев и легкие вуали, что колыхались за их спинами, подобные прозрачным струям водопада. Может, это все же смертные, замороженные навеки страшным заклятием?

На грубо высеченных стенах пещеры беспорядочным узором поблескивали круглые камешки, напоминающие горный хрусталь. Девушка обернулась туда, откуда пришла. У вытянутого арочного входа стояла большая статуэтка осетра. Голову рыбы венчала корона в виде распустившейся лилии. В сердцевине цветка Имриен нашла три латные перчатки на левую руку — такие же древние и нетронутые временем, как и фигуры. Мельчайшие пластиночки, искусно скрепленные между собой, были испещрены руническим письмом и сверкали новой смазкой, словно рыбья чешуя. В отличие от статуй перчатки состояли не из драгоценных, а из самых расхожих металлов. Красная медь, голубой андалум, желтоватый талий — ничего особенного. Девушка повертела в руках медную, размышляя, не отнести ли ее Сианаду, потом взглянула на стройные ряды фигур, и что-то заставило ее передумать. Имриен положила перчатку на место и удалилась.