— Все было совсем не так! — возразила Эмбер. — Ты меня не заставлял силой…

— Я сам знаю, что сделал и чего не сделал, — резко перебил ее Дункан. — Кровь Господня, да у меня ладони до сих пор ощущают теплоту и мягкость твоих бедер, когда я раздвинул их и вломился в тебя так, словно ты была врагом, которого следовало убить.

— Остановись! Я так же сильно хотела тебя, как и ты меня. Почему ты не можешь в это поверить?

Смех Дункана прозвучал грубо, а глаза оставались во мраке.

— Почему? Потому что я никогда раньше так не желал женщину. Я даже не знал, что способен на такую страсть! Не может быть, чтобы невинная девушка чувствовала что-нибудь подобное!

— Дункан, — сказала Эмбер, целуя его в подбородок. — Когда я прикасаюсь к тебе, я чувствую то, что чувствуешь ты.

Ее зубы нежно укусили его за шею.

— Боже милостивый, да, — прошептала она. — Я чувствую, как прерывается твое дыхание, и сразу же слышу это. Я чувствую, как твое сердце начинает биться быстрее. Я чувствую, как бурно приливает твоя кровь и возбуждает твою плоть и делает тебя готовым войти в меня.

Застонав, Дункан сдвинул назад тонкий капюшон, обрамлявший лицо Эмбер. Взял в ладони это лицо, упиваясь гладкостью и мягкой теплотой ее щек.

Прилив его желания подействовал на Эмбер подобно вину. Сладко вздрагивая от прикосновений его рук, она тихими и нежными словами распаляла его, лила на него огонь и сама изнемогала от льющегося на нее страстного желания Дункана.

— Я чувствую, как твое желание собирается, словно гроза, — шептала она. — Я не могу чувствовать, как меч покидает свои ножны, зато ощущаю, как ты чувствуешь, что твое мужское начало пронизывает и заполняет тебя.

— Эмбер, — охрипшим голосом произнес Дункан.

— Я чувствую, как мое собственное тело молит о том, чтобы вкусить сладость движения меча, входящего в ножны.

— Ни слова больше, колдунья, — с усилием сказал Дункан. — По твоей милости я уже переполнен и вот-вот прорвусь.

— Я знаю.

Увидев золотой огонь, пляшущий в глазах Эмбер, Дункан понял, что она на самом деле знает, какое действие производят на него ее слова.

И что ей это нравится.

— А я могу довести тебя до конца одними лишь словами? — спросила Эмбер.

Сочетание любопытства и чувственности в ее глазах чуть не свело Дункана с ума.

— Довольно, — приказал он хриплым голосом.

— Почему?

— Мужчине не приличествует терять голову.

— Даже на брачном ложе?

— Мы не на ложе, — возразил он.

— Вот именно. И ты не собираешься туда со мной ложиться, не так ли?

— Еще слишком рано.

— Вы только послушайте, что он говорит! — возмутилась Эмбер. — Так вот, сэр, если ты не хочешь брать меня, то мне придется взять тебя самой.

Дункан ошеломленно посмотрел на Эмбер, потом рассмеялся при мысли о том, что такая хрупкая девушка грозится справиться с таким крупным и сильным мужчиной, как он.

— Уж не собираешься ли ты повалить меня и взять силой, моя маленькая фея?

— Вряд ли ты будешь лежать достаточно смирно для этого.

— Ты права. Этой ночью — нет. Но мысль мне нравится.

— Мне нужны дела, а не мысли. Раз я слабее тебя, то должна воспользоваться единственным оружием, которое у меня есть для взятия твоей крепости.

— И что это за оружие?

— Язык.

Прилив огня, от которого отвердело все тело Дункана, передался Эмбер с такой ясностью, что она, вздрогнув, замерла, словно от удара кнутом по спине. У нее в сознании возник образ прекрасной девушки с массой золотых волос, которые душистым, жгучим облаком клубились вокруг бедер Дункана, а ее язык выводил огненные узоры на его стоящем мече.

— О-о, — протянула Эмбер. — Неужели мои волосы на самом деле жгут тебя так сладко? Тогда получай их, муженек.

Прежде чем Дункан, успел ответить, она быстро подняла руки, и блестящие гребни разлетелись по полу. Зная, что не должен этого делать, но не имея сил остановиться, Дункан погрузил руки глубоко в волосы Эмбер, пока не ощутил, как прохладные, мягкие пряди ласкают чувствительную кожу меж пальцами.

Дрожь чистого наслаждения волнами пошла по телу Эмбер. Смотря Дункану в глаза, она медленно повела головой, чтобы еще сильнее стало желанное давление его рук.

— Тебе это приятно, — спросил он, — или ты просто отвечаешь на мое удовольствие?

— И то, и другое, — с хрипотцой в голосе ответила она. — Мне приятно, когда твои руки ласкают меня. Мне приятно знать, что, когда ты ласкаешь меня, это приносит тебе наслаждение.

— Эмбер… — только и мог проговорить Дункан.

— Тебе правда доставит наслаждение, если я проведу языком по твоему мечу?

Руки Дункана сжались в кулаки в волосах у Эмбер. Ей стало бы больно, не ощути она, как страстный ответ Дунканова тела на ее слова опалил ее подобно лесному пожару.

— Ты лишаешь меня сил, — хрипло ответил Дункан. — Где могла такая невинная девушка, как ты, научиться гаремным искусствам?

— От тебя.

— Нет. Я раньше никогда не ведал подобной ласки.

— Но когда я сказала, что возьму крепость языком, ты представил себе мои волосы рассыпанными по твоим обнаженным бедрам, а мой язык — лижущим тебя язычком розового пламени.

Желание с такой силой забилось в Дункане, что оба они едва не упали на колени.

— Эмбер, замолчи!

Грубость в голосе Дункана вызвала в ней новый прилив желания.

— Нет, — прошептала она. — Оказывается, мне очень любопытно узнать, на что это похоже — взять твою крепость языком. А может быть, и зубами?

Дункан застонал, и пальцы его снова сжались.

У Эмбер вырвался прерывистый звук, выражавший удовольствие от того, что ее слова возвращаются к ней излиянием его страсти.

— Не говори таких слов, — пробормотал он. — Ты заставишь меня совсем потерять голову.

— Но мне нравится чувствовать, как по тебе пробегает огонь.

Неожиданно Дункан отпустил Эмбер и отступил назад, чтобы больше не касаться ее.

— В этом все дело, — сказал он, и его голос звучал натянуто. — Огонь пронизывает меня, а не тебя.

Когда Дункан отстранился, Эмбер показалось, будто ее бросили в ледяной ручей. Она пошатнулась, потеряв опору.

— Дункан? — окликнула она его, протягивая к нему руки.

— Нет, — бросил он, отступая еще дальше назад.

— Я ничего не понимаю.

— Вот именно. До сих пор ты не знала ничего, кроме неуемного желания воина, которое размолотило тебя до крови. Тебе не довелось изведать сладости своего собственного желания.

— Это не так. Твое желание и мое — это разные стороны одной и той же монеты.

Дункан провел по волосам рукой, словно гребнем, потом расстегнул свой роскошный плащ и отбросил его в сторону.

— Нет, — сказал он, снова повернувшись к ней. — Твое желание тонет в моем. Для тебя все будет точно так же с любым мужчиной.

Сначала Эмбер не поняла.

А когда поняла, то пришла в ярость. Глаза ее сузились, превратившись в щелочки.

— Значит, ты считаешь, что ко мне страсть приходит всегда только из вторых рук? — сдержанно спросила она.

Он кивнул.

— Ты думаешь, что любой мужчина, который прикоснется ко мне, испытывая страсть, разбудит во мне ответный огонь?

Дункан заколебался, но потом все-таки снова кивнул.

— Ты позоришь нас обоих, — произнесла Эмбер ледяным тоном, не делая попытки скрыть свою ярость.

Он хотел было что-то сказать, но она опередила его, обрезая каждое слово так, как если бы обрезала нити в законченном шитье.

— Три раза в жизни мне доводилось почувствовать страсть мужчины. В первый раз я бежала, словно лань, пока не оказалась в безопасности. Потом упала на колени, и меня стало рвать, и рвало до тех пор, пока я не ослабела так, что не могла подняться.

— Сколько тебе было лет?

— Девять.

Дункан пробормотал про себя какое-то ругательство.

— В этом возрасте ты была еще слишком мала, чтобы отвечать на страсть, — сказал он. — Теперь, когда ты достаточно выросла…

— Во второй раз, — перебила его Эмбер, — мне было девятнадцать. Возраст более чем достаточный, чтобы отвечать на страсть, ты согласен?