Если жесты отдельной личности являются пережитком отдаленного прошлого, не говорящими ни о способностях, ни о воображении, то как же истолковывать групповые жесты и поведение толпы? Можно предположить, что организованная демонстрация есть нечто, свойственное нашему веку, доселе неизвестное проявление деградации. Такое предположение было бы, однако, необоснованным, поскольку новизна этого явления не в публичном жесте, но в телевидении, на внимание которого и рассчитывают организаторы беспорядков. Беспорядки, спровоцированные телекамерой, — печальный комментарий к нашему образу жизни. Признавая это обстоятельство, можно лишь сожалеть по поводу современного обычая толкаться на улицах с целью поддержки или осуждения чего-либо. Такое шествие может иметь цель — забросать камнями посольство, сорвать митинг, заявить протест. Но значительно чаще это лишь поход ниоткуда в никуда, доказывающий, что все эти люди имеют определенные взгляды на какой-то вопрос, и только. Независимо от того, мирная это демонстрация или нет, ее участники отдали предпочтение жесту и высказали презрение к печатному слову. Сжатыми кулаками или поднятыми руками, скандированием лозунгов и выкрикиванием угроз толпа отвергает связную речь и возвращается к обезьяньему бормотанию. Обезьяна может проделать все это и даже более успешно. Подчинившись закону толпы, мы возвращаемся в каменный век, отвергая все, что было достигнуто человечеством. Потрясающий кулаками участник этого сборища — не гражданин и не солдат, не мыслитель и не художник. По своему уровню он меньше загоняющей овец собаки и неизмеримо ниже человека. Если есть что-то незрелое в гримасе индивидуума, ее примитивность становится еще более очевидной в карикатуре. Безмозглая истерия демонстранта есть отрицание цивилизации.

Пришло время еще раз вспомнить о жесте. Если уличная демонстрация (коллективный жест) — это движение назад, в каменный век, у нас есть все основания считать жесты отдельного лица пережитками какого-то еще более примитивного периода. Служить доказательством ума или образованности они уж никак не могут. Давайте взглянем еще раз на участников телевизионных дебатов. Служат ли их жесты какой-либо цели? Помогают ли движения рук пояснить смысл и придать силу аргументу или они просто утомляют нас бессмысленным повторением? Выпускники театральных училищ могут показать, как повторение одного и того же жеста помогает раскрыть характер персонажа или содержание пьесы. Но можно ли сказать то же о тех, кто не имеет специальной подготовки актера или адвоката? Эффект от удара кулаком по столу в суде зависит от уместности и своевременности употребления этого жеста, тогда как при повторении он скорее ослабит, чем усилит впечатление. Сравните его с суетливой жестикуляцией, отличающей участника телевизионных дебатов. Изучите, наконец, видеозапись собственного выступления. Понаблюдайте за выражением лица, движением бровей, пожатием плеч, поднятием пальца. Какой из этих жестов был необходим? Какое впечатление производят все остальные, кроме того, что человек не может сидеть спокойно? Может, они и раскрывают ваш характер, но желали бы вы раскрыть именно эти его стороны? Убеждают эти жесты или отвлекают? Способствуют ли выразительности или просто раздражают? Давайте наблюдать критическим оком и стремиться лучше использовать дар речи, присущий лишь человеку, отказавшись по мере возможности от жестов, сближающих нас с животными. Сосредоточимся лучше на правильном использовании нашего благородного языка, развитого и обогащенного Шекспиром и Мильтоном, Ньютоном и Джонсоном, Джефферсоном и Линкольном. Говоря словами молитвы, оградим язык наш от лжи и клеветы и руки наши от воровства, а также, кстати, и от бессмысленных жестов. Научимся, наконец, думать, что мы говорим, а в конце концов, может быть, и говорить то, что думаем.

Во всем мире многие были поражены и даже напуганы тем, как недемократически и вопреки прогрессу Швеция (в 1967 году) изменила старинные дорожные правила, уменьшив тем самым на одну число стран с левосторонним движением. Только небольшое их число по-прежнему противостоит в этом вопросе советско-американскому блоку. Конечно же, большая часть настроена безразлично или считает, что вопрос может быть решен простым большинством голосов. Но как и в аналогичном случае с сантиметрами, гектарами, литрами и граммами, спор этот имеет большее значение, чем может показаться на первый взгляд. Это не тот случай, когда побежденным остается только красиво признать свое поражение. Речь здесь идет о высоких моральных принципах. Мы должны быть готовы бороться за свои убеждения в одиночку и, если нужно, годами. Мы должны дать знать всему цивилизованному миру, что право здесь не на стороне силы. В данной ситуации права левая сторона.

Старинный обычай, согласно которому конный и автомобильный транспорт держатся левой стороны, основан на глубоких человеческих инстинктах. Было бы ошибкой считать, что решение этого якобы несущественного вопроса может быть предоставлено произволу несведущего большинства. Человеческое тело имеет по этому поводу изначально свое собственное мнение, поскольку сердце помещается слева. На этом основывается и главный тактический принцип в рукопашной схватке — атаковать правой, левой защищая сердце. Когда палка или дубина уступила место шпаге, вскоре обнаружилось, что оружие любой длины, кроме самого короткого, следует носить на левом бедре. Так заняли свое естественное положение ножны, которые стали бы помехой, окажись они на любом другом месте.

В более поздний исторический период перед воином со шпагой на перевязи стала проблема: как сесть на лошадь. Повторные эксперименты, часто с катастрофическими последствиями, привели его к выводу, что вооруженный шпагой человек должен садиться слева, так как, попытайся он сделать это иначе, непременно оказался бы лицом к хвосту. Помимо всего прочего, на лошадь садятся, когда она находится с левой стороны дороги. Таким образом всадник защищен от проходящего по дороге движения, и в этом выгодном для него положении ему лучше и оставаться. Если же всадник к тому же вооружен копьем, основания держаться левой стороны у него лишь возрастают: так меньше риска зацепиться за нижние ветки деревьев, а сам он — опаснее для любого противника, приближающегося к нему с противоположной стороны.

Заменим всадника колесным экипажем, и перечисленные доводы станут еще убедительнее. Кучер держит вожжи в левой руке, а кнут — в правой. Когда он правит, например, четверкой, ему необходимо пространство справа, иначе ему не достать боков впереди идущей лошади. Чтобы высвободить это пространство, он должен держаться левой стороны, как он это всегда и делал, что давало ему преимущества, попытайся кто-либо обогнать его справа. Для повозки, кареты или кабриолета левая сторона, несомненно, предпочтительней. Причины, по которым движение в более цивилизованных странах придерживалось левой стороны, таким образом, весьма основательны и убедительны.

Но у пешехода логика иная. Хотя примитивный инстинкт заставляет его держаться левой стороны при входе в магазин или ресторан, события последнего времени оказали на него противоположное влияние. Дуэлянт со шпагой или пистолетом подставляет противнику правую сторону, одновременно защищая сердце и уменьшая цель. Но если дать ему щит, побуждения его делаются диаметрально противоположными. Он выставляет вперед левый бок, чтобы максимально использовать возможности щита, оберегая правую руку. Средневековый пехотинец тоже держался правой стороны, что нашло отражение в архитектуре того времени. В средневековом замке винтовая лестница шла от основания по часовой стрелке. На последних стадиях обороны, когда защитники замка отступали на верхний этаж, щит нападающего приходился против стены и движения его правой руки были стеснены. Отсюда у пешехода историческая причина держаться правой стороны, хотя природные его инстинкты направляют его влево.