— Я тогда как раз Ратибора родила, так и Радогора грудью кормить могла, — похвалилась Любава. — У меня молока было — десятерым залейся! Ой, — смущённо взглянула на Эльриона, поняв, что именно брякнула.

— А больше у детей никакой родни не было? — поинтересовался мой муж, делая вид, что не заметил неловких слов Любавы.

— Как ни быть, куча родни, дядьки, тётки, — пожал батюшка плечами. — Да у всех своих детей — семеро по лавкам, лишние рты никому не нужны были. А нам не в тягость.

— Наоборот — в радость, — подхватила матушка. — Как тебя забрали — в душе болячка поселилась, а как взяли малышей — вроде и отпустило немного. Думала — может, хоть так боги простят нас, — всхлипнула.

— Всё хорошо, матушка, — я потянулась и погладила её по руке. — Это даже лучше оказалось, что меня драконам отдали. Так и надо было. Я должна была к ним вернуться.

— Вернуться? — нахмурился дедушка.

— Дарён, только не повторяй свою шутку снова, не смешно, — Богдан тоже нахмурился, один в один как дедушка. Любой, кто увидит, сразу скажет — родня, одна кровь.

— Там ещё жёлтый дракон был, — впервые подала голос Миронега. — Куда он делся?

— Я не шутила, Богдан, — серьёзно посмотрела брату в глаза, потом взглянула на родителей. — Там, на ярмарке, не все драконьи яйца растоптали. Одно откатилось в кусты. И ночью из него вылупился маленький дракончик — пришло его время. — Сделала паузу, обвела взглядом замерших родных, снова взглянула на батюшку и медленно, веско, выделяя каждое слово, призналась: — Это была я. Я — дракон.

Пауза, потом все заговорили сразу. Конечно, мне не поверили. Как же такое возможно-то?! Я же человек, сами видели, сами меня растили. Была бы драконом — неужто не распознали бы?

В общем, это говорили все, кроме дедушки. Он молчал, внимательно на меня глядя, потом хлопнул ладонью по столу — и все замолчали, всё же хоть и седой, высохший старик уже, и старостой батюшка стал давно, а власть в доме всё равно его, беспрекословная.

— Там было одно одеяльце, — сказал загадочно.

— Какое одеяльце? — батюшка общее недоумение выразил.

— Там, где мы вас нашли, девочки. Два голых младенца — и одно одеяльце. Пелёнки тоже на одного. И мать в то одеяльце вцепилась мёртвой хваткой. Младенец выпростаться смог, лишь когда мать упала. Где второе?

— Выпало, наверное? — предположила Любава.

— Одеяло с пелёнками выпало, а голый младенец остался?

— Так ты веришь? — Это уже батюшка. — В то, что Дарёна сказала?

— Зачем бы ей врать? Проверить-то легко.

Наверное, да, легко. Только найти бы место подходящее, чтобы обратиться, настоящие-то амбары уже зерном нового урожая заполнены.

— Но она была такой же, как мы! Ни разу не превратилась, — матушка покачала головой. — Болела, как и Любава. Нормальный ребёнок!

— Только росла медленно, — напомнил дедушка. — И никто так и не понял — почему.

И тут я сообразила, что есть ещё одно отличие дракона от человека. Матушкины слова на мысль натолкнули.

— Есть у кого-нибудь нож?

— У меня есть, — Богдан снял с пояса нож и протянул мне. Мысленно удовлетворённо улыбнулась — тот, что я ему в подарок купила, намного красивее.

— Дарёна, не смей! — нахмурился Эльрион.

— Я чуть-чуть совсем! Зато все сразу увидят и поверят.

Под недовольным взглядом мужа и удивлёнными — остальных, ткнула себя кончиком ножа в палец. Порезать духу не хватило, хотя нагляднее получилось бы. Но хватило и этого. Большая капля крови выступила из прокола, показывая, что рана всё же есть. А когда я её слизнула — палец остался таким же целым, как раньше.

Похоже, теперь мне поверили все. А как не поверить? Вот оно, доказательство, у всех перед носом — рассмотрели, даже пощупали. Осознать, конечно, трудно — столько лет люди дракончика растили и ни о чём не догадались. И не только они одни, кстати, драконы — тоже.

На меня смотрели широко распахнутыми глазами, но хотя и удивлёнными, даже поражёнными, но недоверия я в них уже не видела.

А потом удивление стало сменяться чем-то другим. И от этих взглядов мурашки побежали у меня по спине. Потому что я почти могла потрогать ту незримую стену, которая вдруг стала вырастать между нами. Так смотрели на моего мужа: с любопытством, где-то даже с уважением, но — как на чужака.

Настороженно.

Вот оно, это слово. От меня словно отшатнулись, хотя никто не пошевелился после того, как все подались вперёд, чтобы рассмотреть мой палец.

Такого я не ожидала. Да, ждала удивления, любопытства, но никак не такой вот отстранённости. Дружной, одновременной. Осязаемой.

Да, жёлтые драконы принесли много горя людям, как и те им. Но это были другие драконы. А я-то выросла у всех на глазах! Я — своя!

Или уже нет?

— Я всё та же, — пробормотала обиженно. Рука мужа тут же обняла, прижала крепче. — Ничуть не изменилась с того времени, как здесь жила. Лишь подросла немного, и всё.

— Конечно, ты всё та же, — матушка улыбнулась мне и, потянувшись, накрыла мою руку своей. — Нам просто привыкнуть нужно. Слишком уж новость… неожиданная.

— Зачем ты рассказала? — вдруг расплакалась Любава. — Зачем? Оставалась бы для нас и дальше человеком. Была бы, как и прежде, моей сестрой.

— Я твоя сестра! — она что, отречься от меня хочет? — Любава, мы же с тобой в одной люльке качались, росли вместе. Ты же всё равно мне родная, роднее не бывает!

— Я думала, что хотя бы кто-то есть одной со мной крови! Что я не одна в этом мире. А ты… Вот зачем?

И вскочив, Любава выбежала из трапезной. Далибор кинулся следом.

— Прости сестру, Дарёна, — матушка снова погладила меня по руке. — Не подумав сказала. У неё сейчас мысли словно карусель, и слёзы — всегда рядом, в дело ли, нет ли.

— Того дня над комаром убитым слезу пустила, — подхватил Богдан. — Сама прибила, сама пожалела. И для меня ты всё равно сестра. К тому же мой жребий на себя взяла — я этого никогда не забуду.

— А ведь Дарёна ради сестры к вам так спешила, — подал голос Эльрион. — Как поняла, что не сёстры они, подумала, может, ищет кто Любаву, да только одну, а не двойняшек. Вот и кинулась за море, едва на крыло встала, чтобы рассказать вам всё. Дня лишнего задерживаться не хотела. И вот что получила…

— Одумается Любава, — батюшка головой покачал, словно и сам не особо верил своим словам. — Может, и правда, искал кто её. Узнать бы надо.

— К князю гонца пошли, — посоветовал ему дедушка. — У него списки быть должны. Все старосты ему их посылали, о тех, кто на ярмарку поехал, да сгинул. Потом находились люди — их вычёркивали. Только пропавших всё равно много вышло. Тел-то на том поле двадцать три было, да не все на нём остались. Кто-то в море прыгнул, от огня спасаясь, да не выплыл, кто-то сбежал, да по дороге сгинул. Многих не досчитались. Смотреть нужно.

— Завтра с утра и пошлю, — кивнул батюшка.

Помолчали. Не клеился как-то разговор, слишком новости для всех неожиданные оказались. Даже для меня. Кто ж знал, что Любава так отреагирует? Да и остальные — тоже. Вроде не отреклись от меня, а стена та, невидимая, всё равно стояла. Больно. Только рука мужа и удерживала от того, чтобы не расплакаться. А я ведь так этой встречи ждала, так домой рвалась. И вот что получила.

— У тебя ведь подарки есть для всех, может, сейчас раздашь? — предложил Эльрион.

Удачно предложил. Все были рады отвлечься на что-то иное, кроме мысли о том, что я оказалась драконом. Слуги, которые, похоже, подслушивали под дверью, потому что бросали очень знакомые взгляды — точь-в-точь как драконы на меня, заложницу, — принесли нужный сундук.

Подаркам все обрадовались. И мужчины, и женщины, но особенно всё же женщины — зеркалам, невидали заморской. А уж большое зеркало всех восхитило, даже мужчины перед ним крутились, себя разглядывая впервые в жизни — целиком. Потом в трапезную вбежали дети, за ними Любава с мужем, всё ещё всхлипывающая, но с неистребимым любопытством в глазах — подарки все любят.