– Ты хочешь сказать, он бросил нас здесь проветривать и убирать комнаты, а сам отправился со знатью наблюдать за состязаниями? – взрыв негодующих выкриков, затихая, пронесся до направлению к залу, куда убежали слуги.

Собачья душа! Оказывается, гораздо более поздний час, чем она думала! Вольф не стал будить ее, и один потихоньку ушел на турнир. Но пропустить состязания ей нельзя! Она же спит и видит, как копье окрашивается кровью Ульрика Кентского! И теперь, когда этот момент так близок, она должна быть там, чтобы увидеть, как победит Вольф!

«Мой храбрый Тристан!» – с теплым чувством подумала Бронуин, взяв в руки план замка, начерченный им для нее вчера, и уставившись на клочок бумаги невидящим взглядом. Теперь она жила и дышала для другой цели: грубоватый наемник впервые заставил ее возжелать подобное. Теперь она хотела быть его женой и матерью его сына. Конечно, у нее родится мальчик! У такого человека, как Вольф, первенцем может быть только мальчик.

Однажды тетя рассказала ей, что лишь у равнодушных друг к другу любовников рождаются дочери, хотя сама Бронуин, разумеется, исключение. Бронуин случайно родилась девочкой, родители же были друг от друга без ума, стоит лишь вспомнить нежность, проявляемую ее отцом к жене, и мягкий свет, появлявшийся во взоре матери, когда муж оказывался поблизости. А храбрость и упрямство у Бронуин мальчишеские! И леди Гвендолин, и ее сестра печалились, бывало, раздумывая, найдется ли мужчина, способный укротить их прекрасную дочь ворона. Если бы они видели Вольфа! Снова сердце у Бронуин сжалось от затаившейся в глубине души боли.

Однако невидящий взор уловил все же нечто такое, что вывело Бронуин из грустной задумчивости. На обратной стороне плана замка было написано несколько строк. Бронуин торопливо пробежала их глазами, и сердце сжалось в груди.

Моя желанная! Будет лучше, если ты останешься в моей комнате до окончания турнира. С благословения Провидения я вернусь к тебе на исходе дня, и ты займешь то высокое положение, которого заслуживаешь. Мои друзья прикроют меня в битве с Ульриком Кентским, иначе это чистое безумие. Мое сердце принадлежит тебе, что бы ни уготовила нам судьба.

Вольф.

Что он имел в виду под «что бы ни уготовила нам судьба»? Разумеется, он сокрушит изнеженного и отупевшего от пьянства Ульрика Кентского! Невольно на ум пришли ей слова из подслушанного разговора слуг: «Не найдется ни рыцаря, ни клинка, чтобы одолеть его пусть даже в несчастливый для него день». «Но Вольф может все!» – решительно подумала Бронуин. Однако эти слова, повторяемые раз за разом, все больше теряли смысл, хотя повторение должно было укрепить ее в своем мнении. Точно так же она верила, что отец может все… только теперь Оуэн Карадокский лежал мертвым вместе со своей супругой в их семейном склепе.

– Вольф! – воскликнула Бронуин сдавленным голосом, хватаясь за сапоги, чтобы побыстрее натянуть их.

Она должна быть на ристалище, остановить его, не дать бросить вызов рыцарю-убийце, хотя прошлой ночью сама умоляла об этом. Жизнь без Вольфа ничего для нее не стоит, Карадок ничего не значит! Именем Господа, поклялась Бронуин, она покончит с собой, если что-нибудь случится с наемником, завоевавшим ее сердце. Она напялила шляпу на свои спутанные темные волосы и направилась к выходу.

– Эй, парень! Помоги-ка мне…

– Я должен доставить оружие на турнир моему хозяину, – крикнула она, указывая для убедительности на кинжал у пояса. – Он меня убьет, если я замешкаюсь.

Ладно, сказала она себе, бегом пересекая внутренний двор, пусть Ульрик Кентский забирает себе Картон, а ее считает умершей и пропавшей, пусть Эдуард с ним разбирается, они же с Вольфом пустятся в путь как лорд и леди Неизвестно-Откуда. Запросы у нее невелики, а дух приключений взывает к ее порывистой натуре. Ничто больше не имеет для нее значения, пока Вольф жив и рядом с нею.

Ристалище находилось рядом с большим аббатством неподалеку от дворца, и то был вызов короля церкви – святые отцы недовольно взирали на подобные состязания и развлечения. Сейчас здесь в изобилии скопились фургоны бродячих комедиантов, представлявших пьесы как самого благочестивого, так и непристойного содержания. Были и кукольники, забавлявшие детей, а также орды мимов, фокусников и жонглеров,[7] развлекавших публику, пока герольды не объявят следующую пару противников, на огороженной площадке перед королевским возвышением.

Люди знатного происхождения, соответственно своему положению, могли наблюдать за состязанием, не испытывая каких-либо неудобств, зато на остальном пространстве теснился простой люд, однако также ожесточенно заключавший пари, как и знать. Мальчишки забирались на высокие шесты с разноцветными знаменами, которые весело развевались под ярким зимним солнцем. Из лошадиных ноздрей валил пар, кони нетерпеливо били копытами, в то время как озабоченные оруженосцы надевали на них уздечки и попоны. Над каждым из небольших шатров, расставленных в отведенном месте, реяли штандарты знатных воинов, готовившихся в этих шатрах к предстоящему бою.

У Вольфа не было геральдических цветов и штандарта, где они были бы обозначены. Бронуин лихорадочно сновала среди людей, лошадей, шатров, отыскивая знакомое лицо и статную фигуру. Если он бился с Ульриком Кентским, пока она спала, окутанная теплом его любви, то себе этого никогда она не простит. Любовь толкнула ее на месть Ульрику, и любовь же должна утолить жажду мести. Оставалось лишь молиться, чтобы не было слишком поздно.

Глаза у нее расширились от страха, в груди теснилась боль. Вдруг герольды затрубили, и был объявлен новый поединок. Беркли должен был сразиться с рыцарем из Саксонии. Беркли! Бронуин побежала на противоположный край ристалища к тому месту, где участники турнира заходили на поле битвы. Она успела увидеть, как рыцари направляются к центру поля, чтобы приветствовать короля. Вольф наверняка будет наблюдать за поединком своего друга!

К ее разочарованию среди вопящей толпы не было видно лица с золотистой бородкой. В отчаянии она схватила за рукав оруженосца, одетого в цвета Беркли.

– Мальчик, где друг твоего хозяина… наемник по имени Вольф?

– Если твой хозяин не участвует в состязаниях, мальчик, – покровительственно ответил оруженосец, то я здесь ни при чем! Не знаю я никакого Вольфа, кроме того волка, что рыщет в лесах!

Пренебрегая тем, что парень гораздо здоровее нее, Бронуин вспыхнула от гнева и дернула оруженосца за малиновый плащ.

– Я спросил, где…

Удар кулака в грудь не дал закончить тираду, швырнув ее на мерзлую землю, где дымился конский навоз, оставленный только что прошествовавшими боевыми конями.

– Эй, вы! Прочь с дороги, иначе никто из вас так и не узнает, каково это – сидеть на коне!

Бронуин поджала ноги, так как рыцарь намеревался проехать как раз между нею и драчуном-оруженосцем. Мелькнула ярко-оранжевая попона с голубой каймой, и Бронуин подняла глаза. Оранжевый и голубой! Те же самые цвета, что и на плаще, который она оставила в комнате Вольфа, намереваясь доказать вину Ульрика Кентского! Всадник остановил своего великолепного скакуна темной масти на краю ристалища, дожидаясь, кто же победит в объявленном поединке.

Это был Ульрик! «А где же Вольф?» – думала Бронуин, лихорадочно оглядывая толпу. Может, всему причиной были доспехи, но никогда не видела она столь грозного воина, как Ульрик – сам демон в сверкающих латах! На его зазубренном боевом щите, на фоне оранжево-голубых квадратов был нарисован черный пес, застывший в прыжке. На богатом голубом плаще блестели в солнечном свете золотистые кудри, которые она видела вчера за воротом ночной рубашки.

Гул толпы привлек ее внимание к ристалищу, где Беркли выбил из седла противника. С металлическим лязгом, громыхая доспехами, тот рухнул на землю. Звук был такой, будто все серебряные блюда в Лондоне упали на пол одновременно. Человек некоторое время лежал неподвижно, приходя в себя после сокрушительного падения. Постепенно закованные в металл члены начали шевелиться и сгибаться. Поверженный пытался подняться, в то время как Беркли объезжал ристалище под приветственные крики толпы.