Карета остановилась, прозвучало объявление об их прибытии, и Бронуин почувствовала, что силы покинули ее, стоило лишь взглянуть на взметнувшиеся ввысь шпили собора. Король вышел первым под приветственные крики собравшихся и повернулся, чтобы помочь невесте выйти из кареты. Как только она ступила на утоптанную грязь улицы, юбки и шлейф платья пришлось приподнять, чтобы не испачкать отороченный соболем подол. На мгновение колени у нее подогнулись.

– Ну же, миледи, это ведь не казнь, а свадьба! – мягко посмеивался король, он поддерживал ее за талию, пока не прошла охватившая Бронуин слабость. – Мы хотели бы видеть на ваших устах ту прелестную улыбку, которая, не будь я связан брачными узами с королевой, обольстила бы и меня.

«Неужто все англичане столь любезны?» – удивлялась Бронуин, улыбаясь, несмотря на трепет. Если это так, то ничего страшного в том, что им удалось уговорить Ллевелйна сдаться! Ее опыт общения со знатными господами был весьма ограничен. Ей доводилось прежде встречаться лишь с теми, кто жил поблизости от Карадока, а комплименты их часто были непонятны, как если бы произносились на латинском или вообще на каком-то неизвестном языке. Воинское искусство казалось им более важным, чем искусство любви.

Бронуин сомкнула пальцы на руке Эдуарда.

– Я снова полагаюсь на ваше слово, мой повелитель, надеясь, что вы позаботитесь о моем благе.

Даже произнося эти слова, в глубине души она не верила, что Ульрик желает ей зла, но, с другой стороны, ее мучила неуверенность, доводя чуть ли не до истерики и заставляя сомневаться в своих суждениях.

– Станет ли вам легче, миледи, если я назначу одного из ваших уэльских друзей вашим защитником?

– Да, ваше величество! – ее горло сжималось в предвосхищении мгновения, когда придется произнести брачный обет.

– У вас есть кто-нибудь на примете?

К своему ужасу от волнения Бронуин не смогла никого вспомнить из друзей-валлийцев. Цепляясь за руку короля, словно в поисках спасения, она поднялась по ступенькам собора. Невестки леди Кент встретили ее у входа и, возбужденно переговариваясь приглушенными голосами, принялись расправлять складки свадебного платья, пока не убедились, что все в порядке. Рассеянный взгляд Бронуин скользил по рядам гостей, расположившихся в боковом приделе, и среди них она заметила Дэвида Эльвайдского.

– Ваше величество, я хотела бы, чтобы Дэвида Эльвайдского назначили моим защитником в Карадок.

Каким бы трусом Дэвид ни был, все-таки он родственник тети Агнес по материнской линии, отец же был единственным ребенком в семье. Она выросла вместе с Дэвидом, сначала служившим пажем, а потом оруженосцем у ее отца.

– Пусть будет так! – успокоил ее Эдуард, накрыв ее руку своей, унизанной кольцами. – Мы можем идти?

Бронуин лишь кивнула, потому что горло сжалось, и она не могла издать ни звука. Невестки Ульрика торопливой стайкой прошли вперед, где их ждали шестеро мужчин с золотисто-каштановыми волосами.

Ульрик стоял впереди, одетый в голубой с золотом костюм. Рядом с ним был его старший брат, эрл Кента. «Джеймс, кажется?» – растерянно гадала Бронуин, по мере того как расстояние между ними сокращалось. Она была представлена всем родственникам во время предсвадебных торжеств, но не успела запомнить как имена братьев Ульрика, так и множества сопровождавших их женщин.

«Леопольд, Рональд, Конрад и Хью!» – с удовлетворением все же вспомнила Бронуин. Тетка Ульрика сказала правду: братья от Джеймса и до Хью – который мог бы сойти за близнеца Ульрика, если бы не подстриженная бородка – чем младше были, тем выше и крепче казались. Еще один брат Томас, третий сын, стоял, справа от Ульрика, он был священником. С немалой долей гордости в первых рядах собравшихся находилась леди Кент. Ее взгляд был мягче, чем могла ожидать Бронуин. Достойная леди переводила глаза с жениха на невесту и снова на Ульрика.

Когда король подвел Бронуин к алтарю, где уже ждал священник, она так разволновалась, что не осмеливалась встретиться взглядом со своим будущим супругом. Если бы она подняла глаза, то, наверное, или упала бы в обморок, или ее вытошнило бы. Ни то, ни другое не способствовало б восстановлению достоинства, которое она так основательно подорвала, смело протестуя против осмотра, устроенного женщинами семьи Кент.

Бледнее, чем белоснежный шелк платья, Бронуин слушала, как священник начинает церемонию. Ее внимание привлекли позолоченные иконы и искусно сделанные фигуры святых. Она едва вслушивалась в произносимые священником слона, но заметила, что голос его такой же низкий и хрипловатый, как у брата. Вдруг Бронуин почувствовала, что король отпустил ее руку.

– Отдаю тебе мою уэльскую дочь, – громко провозгласил Эдуард голосом, звенящим под сводами храма, в котором находилось так много выдающихся произведений искусства. – Во имя чести, – продолжал он, – бери ее себе в жены, чтобы она делила с тобой ложе, закрома и ключи, каждый третий пенни и все права, земли и титул, которые принадлежат ей по закону.

Когда Ульрик взял ее руки в свои, они оказались влажными и дрожащими. Бронуин боролась с паническим страхом, охватившим ее. Она слышала свой голос, повторяющий вслед за священником обет, словно другая женщина находилась в ее теле и выполняла все это вместо нее. В широко раскрытых глазах не промелькнуло выражения каких-либо чувств, когда Ульрик надел ей на палец драгоценное кольцо, с жаром произнеся свой брачный обет. Странная женщина, каковой Бронуин сейчас являлась, ответила бесстрастным обещанием, и вдруг их руки оказались соединенными атласной, белой с золотом, перевязью.

– Да будет ярмо, что призвана она нести, ярмом любви и мира.

Независимо от того, о каком ярме священник говорил столь почтительно, оно уже легло тяжестью на ее плечи.

Повернутая сильными руками жениха, невеста теперь не могла не бросить взгляд на красивое улыбающееся лицо своего суженого. Не могла она, и уклониться от его губ, требовательно прильнувших к ее губам в супружеском поцелуе. Крепкое объятие, казалось, сняло тяжесть, давившую ей на сердце. Шарканье ног и приглушенные голоса больше не досаждали, как только новобрачных, объявили мужем и женой.

– Пусть союз этот будет благословенным и многодетным, – закончил священник и добавил так, чтобы все могли слышать: – Поздравляю, лорд и леди Карадок!

Свадебное пиршество состоялось в большом зале дворца. Бронуин не заметила больших изменений в убранстве, потому что помещение уже было украшено к Рождеству зелеными ветками. Над возвышением, покрытым ковром, висели такие же гирлянды, перемежавшиеся веточками омелы. Однако на этот раз Бронуин не возмущалась, хотя, узнав, что день свадьбы назначен на канун Рождества, была удивлена. Этим же утром король присутствовал на богослужении. Легкий снегопад казался подходящим для обоих случаев и создавал особое настроение. Бронуин не покидала башни дворца, не желая появляться в аббатстве до назначенного часа.

Она была вынуждена признать, что дворцовая жизнь необыкновенно богата развлечениями, и едва обращала внимания на мужа, сидевшего справа. Под звуки цимбал и труб в зал вошел старший дворецкий в пурпурном одеянии и взмахнул белым жезлом. Вслед за ним появились оруженосцы и слуги высокого ранга, каждый из которых нес огромный поднос. После того как на стол был водружен большой олений окорок, королевский кравчий принялся торжественно отрезать куски от окорока, а слуги – наполнять серебряные бокалы тончайшими винами и самым лучшим элем.

Менестрели, барды и танцоры в ярких костюмах не давали гостям сосредоточиться на обильной трапезе, которую благословил священник, брат Ульрика. За столом прислуживали молодые женщины, – большей частью знатного происхождения, они оказывали честь своими услугами и королю, и новобрачным. Гости не могли справиться с бесконечной чередой блюд, поступавших из кухни, откуда их доставляли юноши-слуги.

Снова затрубили в трубы, требуя тишины в шумном зале, гудевшем от голосов пирующих, и король поднялся со своего места.