От людей, занявших позиции на стенах, постоянно передавались сведения тем, кто нашел убежище во внешнем дворе замка и ютился в укреплениях. Паники не было, с облегчением отметил Ульрик. Ему удалось убедить людей, что он умеет достойно сражаться, если уж не с духами, то с войсками. Когда посланец вошел в большой зал замка, Ульрик восседал на месте, отведенном ему как верховному лорду. Лорд Жиль, епископ и рыцари, сменившиеся с постов, также присутствовали при встрече. Все хотели услышать о требованиях напавших. Владелец замка, еще бледный от потери крови, не производил, однако, впечатления человека, ослабевшего от ран. Когда посланец вошел, Ульрик встал, ожидая, когда тот приблизится.

Бланкард встретил посланца и подвел к лорду, как того требовала церемония. Развернув лист и прочитав первые строки, Ульрик недоверчиво приподнял бровь и взглянул на посланца.

– Что за шутки? Нет в Карадоке никакого преследования уэльсцев! У меня есть веские причины держать Дэвида Эльвайдского в донжоне, – верховный лорд отбросил пергамент в сторону. – Скажите лорду Гундольфу, что его сын обвиняется в участии в грабежах и убийствах, причем не только в деревнях Карадока, но и на священной земле Биконовского аббатства. Он отлучен от церкви и приговорен мною и равными ему к повешению вполдень.

– Могу ли я передать ваши слова, написанными на пергаменте, милорд? – спросил посланец.

Ульрик отверг предложение и повторил свою речь на уэльском наречии, немало удивив воина.

– Теперь вы выслушали мой ответ на английском и вашем родном языках. Постарайтесь передать лорду Гундольфу все в точности. У меня нет желания вступать с ним в сражение, но я не потерплю неповиновения, если он таковое проявит!

Посланец кивнул, торопясь поскорее оказаться вне досягаемости жестокого взгляда лорда, неотступно следившего за ним.

– И скажите Гундольфу, что, если он хочет поговорить со своим сыном, то может войти в ворота Карадока без сопровождающих. Отец имеет на это право, – добавил он из сочувствия.

«Неважно, что натворил сын, кровь есть кровь. Сын остается сыном», – с сердечным убеждением сказал себе Ульрик. Избави его Бог оказаться когда-либо в подобном положении.

Как только посланец удалился, Ульрик обратился к лорду Жилю. Не время было предаваться размышлениям! Ответственность, возложенная на него как на верховного лорда, призывала к решительным действиям.

– Милорд, следуйте за мной. У меня созрел план, который может помочь нам отбить, кому бы то ни было охоту нападать в дальнейшем на мой замок. Я человек разумный, но терпение мое небесконечно!

Бронуин с бьющимся сердцем сидела в своей комнате. Что собирается делать Ульрик? При его порывистом характере едва ли дело кончится миром. Она подбежала к окну и распахнула ставни, не обращая внимания на хлынувший в комнату зимний воздух. Через несколько мгновений из башни вышел Ульрик в окружении рыцарей, среди которых был и лорд Жиль. Все они прошли в центр внешнего двора, где воины Жиля заполняли бочонки неприятно пахнущим порошком – запах, хорошо запомнившийся ей с того дня, когда обнаружилось бесчинство в склепе.

Лорд Гундольф был известен своей вспыльчивостью, но Бронуин и предположить не могла, что есть причины подозревать лорда Англси в связях с «волчьими головами». Он исправно платил десятину церкви и старался, чтобы все на острове то знали. Этот человек был чрезмерно прямолинеен в своем отношении к греховности, как лукаво заметил однажды ее отец.

– Извините, миледи, у меня для вас весточка.

От неожиданности испугавшись, Бронуин обернулась, услышав голос служанки. Она прижала руку к забившемуся сердцу. Какой ужасно нервной она стала!

– Весточка… от кого?

– Один из стражников передал, что вас зовет Дэвид Эльвайдский.

Холодок пробежал по спине Бронуин.

– Дэвид?

– Да, – подтвердила Мириам, нахмурившись. – Хотя не думаю, что его милости это понравится… даже если речь идет о предательстве.

– О предательстве? – Бронуин закрыла створки ставень и закрепила их. – Дэвид знает, что его отец угрожает осадить Карадок?

Мириам пожала плечами.

– Мне это неизвестно, миледи. Если это и так, мне кажется, он должен предупредить отца, как многочисленно войско Карадока. Я никогда прежде не видела столько воинов. Зубцы башни стали разноцветными от их одежд, а люди лорда Жиля говорят… говорят, что собираются отправить этого уэльсца на тот свет!

Вспомнив, что она только что видела Ульрика рядом с людьми из Мерионвита, работавшими с порохом, Бронуин сорвалась с места и помчалась к лестнице. Мириам следовала за ней по пятам, ее голос звенел от тревоги:

– Миледи, возьмите с собой его милость, умоляю вас! Ему это совсем не понравится!

– Что ему не понравится? Что случилось? – спросила у нее за спиной Агнес.

Шум и суета привлекли ее внимание, и она покинула свое любимое местечко в нише у окна, где, сидя на скамье, преспокойно вышивала.

– Хоть вы скажите ей, миледи!

Бронуин слышала, как Мириам умоляюще обратилась к Агнес, но ноги несли ее дальше – через вал к лестнице, ведущей к подножию замка. Надо потребовать, чтобы Дэвида освободили от цепей, когда он будет говорить с отцом. Теперь, когда все открылось, самое меньшее, что может сделать Дэвид, так это сказать правду. Такой поступок мог бы даже, не исключено, спасти его, если учесть, сколько людей будет избавлено от гибели в сражении. Для него это единственная возможность совершить достойный поступок и тем самым избежать вечного проклятия, обещанного епископом.

А если Ульрик предупредил стражу не пускать ее в донжон? Но все, должно, быть заняты приготовлениями к казни и тем, что происходит за стенами замка, никто не заметит ее! Бронуин обежала последний круг ступенек винтовой лестницы и поспешно толкнула тяжелые дубовые двери, прикрывавшие темное помещение, освещенное дымящимися факелами. Она прижала рукой железный амулет, спрятанный под одеждой, постоянно носимый ею теперь втайне от мужа, – чтобы не вызывать его раздражения.

Молодая дама увидела Дэвида, все еще безжизненно висевшего на цепях, закрепленных у него над головой в стене башни. Она порывисто обратилась к отлученному от церкви рыцарю:

– Дэвид, твой отец у стен Карадока…

Не успела Бронуин понять, что происходит, как из темноты протянулась рука и зажала ей рот. Затем, к ее удивлению, Дэвид выпрямился и безо всякого усилия снял цепи со своих окровавленных запястий. Он улыбнулся разбитыми, опухшими губами, морщась от боли.

– Конечно, он здесь, миледи, и это очень кстати в день нашей с вами свадьбы!

Свадьбы? Бронуин стала вырываться, но крепкие руки тащили ее в глубину башни. Боже, о чем он говорит? Как удалось ему высвободиться? От нехватки воздуха у нее закружилась голова. Бронуин попыталась повернуть голову, чтобы суметь вдохнуть, но глоток затхлого влажного воздуха, который всегда бывает в помещениях, куда не попадает солнечный свет, не принес облегчения. Колени у нее подогнулись. Похититель, тащивший ее, отступил, чтобы пропустить Дэвида к двери склепа.

От изумления глаза Бронуин широко раскрылись, когда темноволосый рыцарь не стал открывать дверь, обитую железом, а прикоснулся к статуе Девы Марии. Раздался скрип, и каменная фигура сдвинулась в сторону, открыв узкий проход в скале.

– Неси ее туда и скрой поскорее наши следы!

Хотя отверстие было небольшим, оно поглотило Бронуин, как ужасающее чудовище из ее кошмаров. Это был он – проход, по которому ее нес Дэвид, и этот проход вел в пещеру, где у нее под одеждой протаскивали ребенка. При мысли об опасности, грозящей дитю, Бронуин отбросила страх. Она укусила ладонь, зажимавшую ей рот, заставив похитителя на мгновенье отдернуть руку. Однако ее крик с призывом о помощи был сразу же заглушен: Дэвид заткнул ей рот куском своей запятнанной кровью рубахи. В отчаянии выхватила Бронуин кинжал, висевший на поясе, но оружие немедленно оказалось выбитым из рук.

Звон упавшего кинжала заглушило шарканье ног тех, кто шел следом. Темнота сомкнулась над их головами. Они устремились куда-то вниз, и Бронуин перестала вырываться, опасаясь, что ее выронят. Она услышала скрежет камня о камень, и тонкий лучик света придавила черная, душная волна. Наступила тишина.