ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

БАЛЛАДА ЗА ПРАВДИВЫЙ РАССКАЗ

Верст за пятнадцать до Ошмян они перестали таиться.

А от кого, леший побери, прятаться? И кому?

Годимир гордо расправил плечи, обтянутые темно-серой кольчугой, подобрал повод игреневого так, что тот пошел «кренделем» — согнул шею, подобрал задние ноги под круп, заиграл, как надраенный скойц. Рукоять меча на левом боку рыцаря гордо торчала вперед, словно рог дивного зверя единорога, описанного Абилом ибн Мошшей Гар-Рашаном в «Естественной истории с иллюстрациями и подробными пояснениями к оным».

Аделия сдвинула на ухо беретку с эгретом, расстегнула ворот дублета. Управляться с буланым так же, как Годимир с игреневым, у нее не получалось, но недостаток мастерства с успехом возмещался красотой и всадницы, и коня. Королевна восседала в мужском седле слегка подбоченясь, а жеребец так и норовил пойти боком.

К слову сказать, кони за время совместной дороги пообтерлись и привыкли друг к другу. Уже не пытались вцепиться зубами в холку соседа, а размеренно шагали, отмахиваясь хвостами от надоедливых слепней, мокрецов и мелкой, но противной мошкары, именуемой на родине Годимира тростицами. Эти, последние, вообще сволочи, каких поискать. Так и норовят коням под кожу — все больше на шее — запустить мелких, белых червячков, которые, видно, зудят нестерпимо, заставляют животных волноваться, дергаться. Кони плохо едят, быстро устают, а когда осенью червячки выбираются, на коже лошадей остаются кровоточащие ранки.

Чтобы помочь животным, всадники то и дело взмахивали руками, отгоняя наиболее приставучих комашек.

Девушку-сыскаря кровососы заботили куда меньше. Ну, изредка вскользь хлопала себя по щеке… Да и то так редко, что обзавидуешься. А ведь и правда, с чего бы слепням на человека нападать, когда рядом два коня идут?

Велина без труда вышагивала наравне с лошадьми. И усталости не выказывала. Длинный посох она несла на правом плече, а скромную котомку — перебросила через левое. Больше никакими вещами сыскарь себя не отягощала.

Прохладцы вчерашних утренних разговоров, в начале которых женщины держались весьма настороженно по отношению друг к дружке, как не бывало. Они весело болтали, хихикали. Велина рассказала королевне, как вынужденно играла ее роль перед тремя олухами. Годимир вначале хотел возмутиться, а потом передумал. Ну и пусть смеются! Тем более что сыскарь довольно живописно обрисовала приключение в избушке старичков-отравителей. Сам рыцарь выглядел в нем достойно и даже привлекательно. В отличие от обсмеянного Олешека. Рассказывая, как он полз на заднице, пятясь от навьи, Велина не пожалела красок. Впрочем и честно призналась, что сама струхнула, увидев зеленокожую красотку.

— А я думал, ты играла, когда пятилась от нее, — заметил словинец.

— Я играла? Вот уж нет! — воскликнула сыскарь. — Это в Гнилушках я играла, а там не до того было… А с чего это ты взял, пан рыцарь?

— Ну, видел я, как ты людоедов охаживала…

— Там и людоеды были? — ойкнула Аделия.

— Были. Только малость попозже, — ответила Велина, а Годимир многозначительно кивнул.

— Вот это да! — восхитилась королевна. — И этот, как его… Ну, враг Сыдора…

— Ярош?

— Ага! Ярош. Он тоже с вами вместе сражался?

— А как же! — поправила локон, выбившийся из косы, Велина. — Он из лука бил. И очень даже неплохо. Не всякий стрелу отобьет…

— Отобьет? — удивилась Аделия.

А Годимир чуть не полез пятерней в затылок. Да где же это слыхано — стрелы в полете отбивать? Даже в сказках и легендах об этом не говорят! Нет. Решительно невозможно. Ни одному человеку не по силам так управляться с мечом. Может, кочевники — черные клобуки — их кривые сабли гораздо легче рыцарских мечей? Да нет же! Нет, не получится!

— А что тут такого? — подняла бровь Велина и едва не расхохоталась. — Ах, да! Вы же не учились в нашей Школе. И о сыскарях слыхали мало…

— Почему мало? Я… — попыталась возразить Аделия.

— А что ты знаешь? Досужие домыслы? Сказки и сплетни?

— Ну… — Королевна пожала плечами, а потом вдруг кивнула. — Верно. Мало мы еще знаем о сыскарях. Ты лучше расскажи: правда дракон ожил? Это же…

— Да. Чародейство. Навья сама по себе нашим разумом постигнута быть не может. Нежить. Предположительно, когда-то была живой женщиной, но… То ли душу продала за бессмертие, то ли просто грешила так, что не смогла войти в Королевство Господнее.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился Годимир. Он не ожидал таких глубоких познаний в области монстрологии от сыскаря — человека, по его мнению, занимающегося исключительно распутыванием преступлений, совершенных людьми.

— Ох, — вздохнула Велина. — И не спрашивай! Чему только нас не учат… И вот что поразительно — большинство учеников нашей Школы считают, что учат их не тому, не тогда, не так, как надо, и не те учителя. Считают, пока не взрослеют и не получают первое самостоятельное задание.

— У тебя-то, надеюсь, не первое? — съязвила Аделия.

— Нет, твое высочество. Не первое, — гордо ответила Велина. Помолчала и добавила. — Второе.

— Ну, надо же! — не подумав, брякнул Годимир. — Я думал, тут серьезное что-то… — И прикусил язык. Сам хорош! Рыцарь-драконоборец! Охотник за чудовищами! Скольких ты убил? Одного волколака? И срубил голову сушеному дракону? Правда, тройку горных людоедов теперь можно приписать к своему счету…

Сыскарь не возразила ничего. Только блеснула глазами.

Зато королевна напустилась на бедолагу так, словно он задел ее собственную гордость.

Ошалев от неожиданности, Годимир успевал лишь вяло извиняться.

«Вот ведь как бывает! Стоит собраться двоим женщинам, и они сразу же начинают объединяться против любого, осмелившегося не угодить им, мужчины. При этом не имеет значения — королевны ли это, княжьи дочки, мещанки или кметки».

Наконец Аделия утомилась. Победоносно глянула на него, переводя дыхание.

Годимир прижал ладонь к сердцу, стремясь изобразить раскаяние гораздо более глубокое, нежели испытывал на самом деле.

В это время Велина обернулась и серьезно, даже сурово, произнесла:

— Вообще-то с первым заданием я справилась не слишком-то хорошо. Не провалила, нет. Но могла бы лучше. А у нас принято доверять выученикам. И давать им возможность показать себя.

— Понятно, — кивнул рыцарь.

Наклонился, срывая крупный, усеянный капельками росы словно бриллиантами, цветок шиповника, и протянул его королевне:

— В знак примирения, твое высочество. Клянусь отныне следить за своим не в меру длинным языком и окорачивать его, не дожидаясь напоминания прекрасной панны.

Аделия приняла подарок, поднесла к лицу, вдыхая нежный, чуть терпкий аромат, а потом задорно улыбнулась:

— А кто, пан рыцарь, обещал балладу прочесть?

— А? Я… — растерялся Годимир. — Ну, да… Обещал…

— Правда? — заинтересовалась Велина. — А вы с Олешеком при мне не упоминали, что ты тоже не чужд высокого искусства, а, пан рыцарь?

Словинец согнал с шеи коня самого наглого слепня, никак не желавшего оставаться голодным. Вздохнул. Подумал: «Что ж за напасть такая на мою голову?..» Поднял глаза к верхушкам ясеней.

— Ты, пан Годимир, от ответа не увиливай-то! — Это Аделия. Вот настырная девка! А с чего бы ей быть скромной? Как-никак — королевна. Ничего. Найдем что ответить…

— А ты помнишь, твое высочество…

— Аделия! Мы же договаривались! Или забыл?

— Хорошо. Панна Аделия, а ты помнишь, что мне взамен обещала?

Королевна кивнула.

— Помню.

— Так давай. Твой рассказ против моей баллады… Ох! Твою налево… — Годимир звучно ляпнул себя по скуле. Оказывается, зловредный слепень никуда не улетел, а напротив, задумал кровавую месть. Сразу надо было убивать. Теперь щека того и гляди распухнет.

Девушки хихикнули, наблюдая за его рукоприкладством.

— Расскажи, расскажи, твое высочество, — попросила Велина. — Мне тоже интересно. Нет, если это тайна за семью замками, тогда, конечно, не надо. А если допустимо поболтать, то…