Первый, которого Годимир для себя нарек Черным, улегся, бросая косые взгляды на рыцаря с Ярошем. Ноздри его при этом шевелились, навевая очень нехорошие мысли.

В ответ на зов Седого из чащи выбрались еще несколько волколаков.

Один, два, три, четыре…

Две самки и два детеныша.

Вот уж чего Годимир не видел, так это самок и детенышей оборотней!

А любой из составителей бестиариев с радостью отдал бы душу Лукавому, чтобы оказаться на месте странствующего рыцаря. Вымя оборотниц (или волкодлачих, как правильно?) свисало между передними лапами, еще раз подтверждая человеческое происхождение чудовищ. А детеныши… А что детеныши? Они у любого зверя одинаковые — шкодные, непослушные, любопытные…

Малышня сразу кинулась к еде, но матерый волколак двумя ленивыми шлепками отогнал их. Детеныши жалобно заскулили и уселись на траву подальше от Черного — чужой самец их пугал.

Время шло.

Годимир дергал веревки. Иногда казалось, что они поддаются, а все больше — нет.

Седой медленно, смакуя каждый кусок мяса, насыщался.

Самки ждали, отворачиваясь, словно никогда в жизни чувства голода не испытывали.

Детеныши поскуливали, но нарушить запрет вожака не решались.

Черный все чаще поглядывал на Яроша с Годимиром.

Наконец вожак стаи насытился. Взрыкнул, больше для острастки, помочился на остатки тела Дорофея, отошел и улегся едва ли не на меч. Кусок железа, пропахший человеком, заинтересовал его. Седой внимательно обнюхал рукоять, а потом отвернулся, недовольно урча.

Самки с детенышами подобрались к объедкам. Назвать это телом человека уже не поворачивался язык.

Первый волколак поднялся, потянулся по-собачьи и подошел к Ярошу.

Годимир видел, как побелели губы разбойника. Даже самый отважный человек может проявить слабость, беспомощно раскачиваясь перед самым носом у кровожадных хищников. Говорят, в Басурмани в древние времена последователей учения Господа иногда бросали на растерзание диким зверям, желая вызвать ужас у народа.

Черный ударил лапой по сапогам Бирюка. С жалобным треском разошлось по шву крепкое голенище.

Седой поднял голову, зарычал.

Вылетевшая из кустов корявая ветка ударила его вскользь по уху.

Оборотень взвился в воздух одним прыжком, страшно заревел, испугав детенышей, кинувшихся прятаться за спинами матерей, а потом бросился на Черного, который уже примеривался к лодыжке Яроша клыками.

Чудовища покатились рычащим клубком.

«А кто же запустил ветку?» — подумал Годимир, и вдруг веревка, стягивавшая его руки, с треском лопнула, и рыцарь полетел вниз, едва ли не на спины грызущимся оборотням.

Хвала Господу, упал на ноги, кувырком перекатился в сторону ствола бука — к мечу.

Тяжелое тело ударило его в спину, швыряя ничком на землю, затылок обожгло смрадное дыхание звериной пасти. Как он мог забыть о самках? Опасности от них не меньше, чем от любого другого оборотня!

Хоть бы горло прикрыть руками…

Внезапно груз, давивший на плечи, исчез. Драконоборец перевернулся на спину и увидел, как на прогалине возникла тоненькая фигурка с длинной палкой наперевес.

Русая коса, закрученная вокруг головы…

Велина?

Что она тут делает?

Годимир хотел крикнуть девушке: «Беги, пока цела! Спасайся!», но пересохшая глотка подвела, исторгнув лишь неясное хрипение.

Рыцарь смог только наблюдать выпученными от страха глазами, как она привычным движением отпускает косу в свободный полет, делает два долгих, скользящих шага…

Опрокинувшая Годимира самка рванулась сыскарю наперерез.

Прыжок!

Коса щелкнула в воздухе как бич гуртовщика. Волколак со скулением прянул в сторону — вместо глаза на светлой шерсти черным потеком растекалось кровавое пятно.

Вторая самка налетела слева, взмахнула когтистой лапой.

Велина взвилась в воздух.

Хрясь! Кончик посоха с маху врезался в чувствительные ноздри зверя, вынуждая его откатиться в сторону, жалобно визжа.

Щелк! Сухо, как валежина под сапогом, хрустнула лапа одноглазой самки.

Годимир с трудом сумел оторвать взгляд от схватки, потянулся за мечом.

Вот он!

Шершавая рукоять прильнула к ладони.

Рыцарь вскочил на ноги.

Самцы продолжали кататься по земле. Во все стороны летели клочья шерсти, окровавленные обрывки шкуры и комья дерна. Седой подбирался к горлу противника, который бил задними лапами ему в брюхо, стремясь выпустить кишки.

А что же Велина?

Полученные раны не задержали оборотней и на долю мига. С короткими взрыкиваниями самки и щенки, каждый размером со взрослого волка, взяли девушку в кольцо и только слившийся в серое смертоносное колесо посох удерживал их когти и клыки на безопасном расстоянии.

Коса металась из стороны в сторону, словно жила своей жизнью, и пятнала шкуры зверей темными влажными росчерками.

Такого мастерского умения вести бой — смертоносного и вместе с тем красивого — Годимир не видел никогда в жизни.

Удар посоха разбил в крошево зубы самке с перебитой лапой.

Второй обрушился на холку детеныша — того, который пониже ростом. Он посунулся носом в траву, безжизненно вытянув ноги. Но в это время старший — или просто более крупный — щенок подкатился девушке под ноги, звонко клацая зубами.

Велина, помогая себе толчком посоха о землю, ушла вправо высоким прыжком.

Увы, недостаточно высоким. Когти волколака чиркнули по голенищу ее сапога, которым она успела где-то разжиться в замен опорок, подрезали в полете, и сыскарь покатилась кувырком под довольное завывание тварей.

Годимир, укоряя себя, что стоял столбом, в два прыжка достиг схватки и обрушил меч на спину одноглазой волколачки. Сталь столкнулась с крепкой хребетной костью — аж ладони заболели, но удар достиг цели. Чудовище рухнуло, скребя по траве передними лапами. Задние висели плетьми.

Ну, кто там еще?!

Велина тоже не терялась. Коротким тычком посоха выбила глаз второй самке, а когда та завизжала и отскочила, вскочила на ноги.

Рыцарь чиркнул клинком по боку детеныша — целил перерубить, но уж чересчур вертким гаденыш оказался…

— Сзади! — округлив глаза, вдруг выкрикнула сыскарь.

Годимир, приседая и оборачиваясь, крутанул мечом вокруг себя.

Попал в Седого, но кости матерого оборотня оказались гораздо крепче, чем у самки. Он не замедлил размаха лапы.

Когти скользнули по кольчуге драконоборца, отбрасывая, словно взрослый мужчина ничего не весил.

Заплетенное в кончик косы стальное жало рассекло волколаку бровь. Удара палки по загривку он, кажется, и не заметил, но хлынувшая на глаза кровь помешала схватить Годимира зубами за ногу.

Драконоборец откатился в сторону и, стоя на коленях — вставать некогда, — подрубил зверю заднюю лапу. Велина почти без размаха врезала хищнику в локтевой сустав.

Оборотень упал на бок, взмахнул в воздухе когтями, перекатился, вскакивая на лапы.

Девушка повторила удар, лишивший одну из самок клыков, но Седой с поразительным для его туши проворством умудрился перехватить посох. Чуть повернул, сжал — крепкое дерево разлетелось в щепки, и палка сыскаря стала короче на добрых три пяди.

Зато Годимир уже успел выпрямиться и занести меч над головой. С хриплым выдохом, подобно колющим дрова кметям, рыцарь ударил сверху вниз.

Лезвие клинка разрубило волколаку горло и шейные жилы, но застряло в кости. Рукоять скользкой рыбиной вывернулась из ладони. Молодой человек отскочил к дереву, прижимаясь спиной к гладкой коре.

Врагов больше не осталось…

Велина перебила хромой волколачке вторую лапу. На этот раз заднюю лапу. Зверюга крутилась волчком по земле, клацая зубами в бессильной ярости. Сыскарь несколькими ударами по затылку успокоила ее. Хотелось верить, что навсегда. Последний детеныш, подраненный Годимиром, по всей видимости, сбежал. Седой корчился, истекая кровью. Загрызенный им Черный застыл неподвижной тушей.

— Я бы на вашем месте им головы отрубил бы… — послышался сверху голос Яроша. — Так, на всякий случай, елкина моталка.