— Дядя Сэм! — ужаснулся Римо Уильямс. И схватив поникшего за ворот, задрал ему голову и взглянул в лицо. Оно было целым, собственный глаз закатился, тронутые сединой усы свисали, как у мертвого.

Уильямс приложил ухо к его груди. Аниматронное сердце больше не билось.

— Черт, — пробормотал он. — Черт, ты мертв.

Над головой вдруг раздался громкий знакомый голос:

— Не я. Ты.

Римо поднял глаза. Экран главного монитора заполняло постаревшее лицо Дяди Сэма Бисли.

— Думал, я снова подпущу тебя вплотную?! — злорадно усмехнулся Бисли.

Неподвижное тело в руках Римо внезапно ожило, и гидравлическая десница, защелкав пальцами, стала искать его горло.

И спустя много лет никто не забыл, где его застала леденящая душу весть о смерти Президента США.

В палате представителей выступал конгрессмен от республиканской партии Гила Гинголд.

— Расточительная, стремящаяся к большей власти часть нашего правительства вновь состряпала программу так называемой реформы здравоохранения. Как партийный организатор меньшинства заявляю, что буду всеми силами добиваться отклонения этого законопроекта, равно как и всех других нелепых попыток сделать здравоохранение в этой стране государственным. Несмотря на то, что демократ из Белого дома уже пытался протолкнуть кое-что через Конгресс.

Служитель положил перед ним записку. Гинголд мгновение опустил взгляд, и его изумрудно-зеленые глаза на раскрасневшемся лице расширились.

— Мне... мне только что сообщили, что убит Президент.

В Конгрессе воцарилась тишина.

Гила Гинголд собрался с мыслями и задумался, призвать ли всех к молитве или завершить начатое. Увидел возможность совместить одно с другим и решил сымпровизировать:

— Сейчас, когда мы обсуждаем эту тему, возле нашего Президента, вне всякого сомнения, находятся лучшие частные врачи. Будь всеобщее здравоохранение узаконено, его, как и всех американцев, пользовал бы первый попавшийся врач. Мы не можем допустить в Америке такой медицины, которая лишает пациента выбора. Поэтому призываю вас сказать громкое «нет» этой нелепости и склонить тем не менее головы в молитве за ее автора.

В Нью-Йорке, в студии радиостанции «Говори правду», ведущий Трэш Лимбергер принимал телефонные звонки.

— Говорите, вы в эфире.

— Понял, Трэш.

— Я вас тоже. О чем хотите сказать?

— Что вы думаете о последних планах реформировать здравоохранение?

— Это откровенная попытка прибрать к рукам многомиллиардную индустрию здравоохранения, совершаемая бездумными временщиками Белого дома.

— Трэш, они выдвигают эти законопроекты один за другим. Провалится один, у них тут же готов новый. Можно ли как-нибудь прекратить это?

— Ну что ж, — со смешком отозвался Лимбергер, — молитесь о божественном вмешательстве. Возможно, Бог подаст голос за то, чтобы наш Президент оставил свой пост на год раньше. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?

Краем глаза Трэш заметил руку, неистово машущую ему из аппаратной. Его помощница Коли Кастер приложила к стеклу огромный лист бумаги. От выведенных на нем слов: «В Бостоне застрелили Президента» — смешок застыл у Трэша Лимбергера на устах.

— Хм-м, — промычал Трэш, шелестя сценарием коммерческой передачи, который он держал в толстых пальцах. — Конечно, я вовсе не это имел в виду. Возможно, мы с Президентом и в разных политических лагерях, но оба хотим одного и того же. Чтобы мир стал лучше.

После музыкальной заставки Трэш продолжил:

— А теперь о моем любимом напитке.

Пепси Доббинс, вашингтонский корреспондент отдела новостей компании «Американский телеконгломерат», сидела за столом, названивая по телефонам. Внезапно в ее комнатушку просунул голову один из помощников.

— Президента убили!

— Как?!

— Он вылезал из лимузина, и снайпер снес ему макушку.

Пепси Доббинс так стиснула край стола, что костяшки ее тонких пальцев побелели. Лицо застыло. На глаза навернулись слезы. Голова ее со старательно уложенной шевелюрой вмиг поникла.

— У нас есть... есть пленка? — выдавила она.

— Да. Сейчас будет просмотр.

Из глаз Пепси покатились слезы облегчения, оставляя следы на нарумяненных и напудренных щеках.

— Слава Богу, — всхлипнула она. Потом с усилием поднялась из кресла и потащилась вместе с другими сотрудниками в мониторный зал.

— Передача по спутниковой связи, — прохрипел кто-то из техников.

Мониторы в зале стояли в несколько рядов, но пришедшие смотрели лишь на один экран. Пепси окинула взглядом все и задержалась на том, на который транслировала Си-эн-эн — она раздражающе часто опережала АТК.

— Быстрее, быстрее, — заторопила журналистка. — У Си-эн-эн пока что нет пленки.

Просмотр начался.

Съемка, видимо, велась с помехами. Оператору АТК мешали широкие спины стоявших в оцеплении агентов секретной службы. Камера несколько раз дернулась.

Пепси заломила руки.

— Ну, наводи же ее! Наводи!

Словно бы в ответ на ее просьбу камера засняла, как открывается дверца лимузина, украшенная президентской печатью.

— Приготовьтесь, — предупредил техник. — Это ужасно.

— Пусть будет ужасно, — молитвенно прошептала Пепси. — Господи, пусть будет ужасно!

Над капотом лимузина появился знакомый жесткий ежик, пальцы одной руки теребили среднюю пуговицу темного пиджака. И вдруг верхняя часть головы отделилась.

— Это лучше, чем фильм Запрудера! — пронзительно закричала Пепси. — Надо дать материал в эфир. Немедленно!

— Пусти. Пусти, черт возьми! — разозлился завотделом новостей, пытаясь высвободить воротник своей рубашки из пальцев Доббинс. — Решения здесь принимаю я.

— С других студий пока никаких сообщений, — объявил техник.

— Грег, — взмолилась Пепси, — мы должны выйти с этим в эфир. Пожалуйста, позволь мне.

— Это работа ведущего.

— Его нет. А я здесь! Пожалуйста, пожалуйста.

Она подпрыгивала и дергала завотделом за галстук так, словно пыталась позвонить в церковный колокол.

— Это же отдел новостей. Надо ведь что-то передавать.

— Ладно. Сидеть будешь за своим столом. Изображение зала мы наложим.

— Отлично. Отлично! Ты об этом не пожалеешь, — пообещала Пепси и бросилась в одних чулках к своему столу.

Усевшись за стол. Пепси пригладила свою густую короткую гриву и выпрямилась. За спиной у нее находилась синяя ширма, которой на экране не появится. Фоном будет наложенный компьютером зал новостей. И никто из зрителей ничего не заподозрит.

Зажегся красный огонек. Завотделом подал сигнал. Пепси облизнула красные губы, и диктор объявил:

— Специальное сообщение АТК.

— И к вам обращается Пепси Доббинс из нашего зала новостей в Вашингтоне.

Боковым зрением Пепси заметила, что завотделом отчаянно указывает ей на монитор. И быстро глянула левым глазом на экран. Пепси обладала способностью смотреть каждым глазом в отдельности, и, когда она чуть повернулась, создалось впечатление, что журналистка смотрит прямо на зрителей, хотя на самом деле тайком оглядывала окружающую обстановку.

К своему ужасу, она увидела свое изображение на совершенно черном фоне.

— Из нашего вашингтонского бюро... прошу прощения, — поправилась Пепси. — Эти сведения только что получены из Бостона, штат Массачусетс. Президент Соединенных Штатов был застрелен неизвестными лицами при выходе из лимузина ровно... — девушка взглянула на свои настольные часы и наугад назвала время: — в десять часов сорок семь минут по местному времени. Съемочная группа АТК присутствовала на месте происшествия, и сейчас, пока я говорю, видеозапись передается по спутниковой связи. Нам еще надо обработать отснятый материал, но, учитывая право зрителей оценивать... простите, знать, мы, как организация, призванная служить на благо общества, показываем его без обработки. Предупреждаем, некоторые сцены, вероятно, откровенны до ужаса, поэтому следует оградить от просмотра маленьких детей и животных. Остальные — будьте внимательны. Это историческое событие, и вы смотрите его почти с места происшествия.