Поблагодарив гремлина, я с хитрой ухмылкой посмотрела на своих вассалов.

— Бинджесс должен справиться, — ответила мне Чесслайдрилл. — Такое ослабление крыс будет нам, в целом, на руку. Хороших стрелков для подземья у нас все равно нет, а крыс надо ждать именно оттуда.

Я, а следом и все остальные, перевели взгляд на ехидно ухмылявшегося Бинджесса. Скаут только довольно кивнул, подтверждая наши общие мысли, что удачный вариант он уже придумал.

— Мне нужен сундук посимпатичнее и полтысячи золотых монет чтобы придать правдоподобность кладу, — заметил Бинджесс. — И к утру эта штуковина будет в распоряжении крысиного короля.

— Действуй, — кивнула я скауту, передавая ему мешочек с монетами. — Ржавокрюк, обеспечишь сундук? С тебя останется проводить нас к поляне для ритуала, и выделить к утру гремлинов в лабораторию. Саму лабораторию я займу этой ночью. Еще сейчас соберешь на поляне всех своих подчиненных, им тоже не помешает поднять мораль.

— Фигня вопросы, — буркнул гремлин не слишком довольно, но как-то обреченно. — Сундук мои кошмарики на ножках сюда доставят. Двигаем на поляну, остальное по дороге разберемся.

***

Поляна оказалась вполне приличной — чистой и просторной. Имелся и положенный каноном для поклонений Луне родничок. Не было только хода в подземье. Увы, нет в мире совершенства.

— Мы эту полянку специально для демонстрации эльфам сохранили, — заявил мне Ржавокрюк. — Дескать, вот такая фигня, мы не обычные гремлины, чистоту блюдем, где попало не гадим, и вообще… Они, конечно, все вокруг нашей шахты излазили давным-давно, но тут особенно любили лагерем стоять.

— А как давно они последний раз тут были? — уточнила я. Ответил мне Баэльквейт.

— Мы уже несколько лет активно не патрулировали вокруг шахты и форта, доверившись его обитателям, а они смогли укрепить это доверие. Всегда если где-то видели загаженность, то указывали на это, и Ржавокрюк тут же все убирал. На этой поляне останавливались торговые партии из наших селений. Действительно, красивое место.

— Из той «грязи» столько всякой полезной фигни находилось — не описать! Сделал гремлин, поигрался и бросил нафиг где игрался, за другой игрушкой побежал. Ну, с нами всегда такая фигня, глаз да глаз нужен. Однажды, вообще, целый пороховой склад посеяли нафиг. Спасибо, эльфы на него наткнулись.

— Это когда наша группа чуть было не подорвалась?

— Ну да. Это не мина была, просто испытывали голема на взрывотяге, и сделали запасной склад пороха. Да и забыли нафиг про него. А он под землей был. Ну, ваши туда и сунулись с факелами. Каким чудом не фигануло одним вашим богам и известно. Хорошо там был кто-то из ваших, знавший, что это за порошочек такой.

— Что-то вы больно много всего под землей делаете? — уточнила я.

— Так жить захочешь, не так раскорячишься. Делай мы все это на земле, Рудный бы вся округа нафиг штурмовала.

— А теперь и под землей вам придется быть аккуратнее.

— Придется, — подтвердил Ржавокрюк. — Видимо, часть производств обратно вытащим, так будет удобнее. Только уж извините за грязь.

Я переглянулась с Баэльквейтом, задавая безмолвный вопрос: «Что делать будем?». На что получила столь же безмолвный ответ: «Дело ваше, но за определенную черту я не зайду!» Я, в общем-то, тоже. Гремлины — это промышленность Земель. А где промышленность — там и отходы. И будь Ржавокрюк стократ эколог, но от может скомпенсировать только часть этой проблемы. Придется и мне по мере сил участвовать в ее решении.

— Предоставь мне свои выкладки по производству и его размещению, на совете их обсудим, — подытожила я, принимая очередной квест под характерным названием «Технология и Экология», требующий так организовать производство и хранение отходов гремлинов, чтобы оно не раздражало моих эльфов. На самом деле, ничего такого, на что требовалось обращать внимание — просто еще одно задание на толерантность. Теперь между гремлинами и остальными моими расами. Похоже, таких задачек у меня будет еще очень и очень много.

Стремительно темнело, и до полуночи оставалось всего около часа. Но Луна уже была на небе, и я могла приступать. Гремлины доставили носилки с пострадавшими на поляну. Сайрелас и бард чувствовали себя приемлемо. Первый вообще всего лишь не мог стоять. Барду досталось сильнее, на ближайшие пару дней мы остались без музыкального сопровождения наших действий (мои собственные не в счет). Хуже всех дело обстояло с Лаварминэ, которая так и не пришла в сознание. И что с ней делать я не знала, полагаясь исключительно на свою интуицию.

Зрители расселись под деревьями. В данном танце, я не ждала никакой помощи, и мои девочки это интуитивно поняли, даже не пытаясь что-то сделать. Дернулась было Дива, но встретилась со мною взглядом — и отошла. На поляну опустилась тишина, осязаемая, серебристая в свете трех четвертей луны.

Я вытащила свой меч. Литари — воины леса. Это не кровавые маньяки вервольфы, не приспосабливающие свою звериную сущность к внезапно подаренному нетвердому разуму вулверы — это сам разум леса, его защита. Меч, длинный, тонкий, прямой, серебристый, как луч Луны. Я осторожно коснулась плоскостью лба Лаварминэ, прошептав: «Благословляю тебя, Серебряная Тень», а затем воткнула его в землю у головы. Отблеск лезвия упал на лицо рождающегося оборотня. Я встала на колени у своего меча напротив лица литари — почему-то мне показалось, что именно сейчас танец будет лишним — и негромко наполовину запела, наполовину начала декларировать:

Лунный свет струится во тьме.

Лунный волк возгорает во мне.

И бегу без оглядки на свет.

По дороге, которой нет.

Ветер треплет шерсть,

Смысл бега есть,

Я сбегаю от мысли,

Прошлой своей жизни.

Под покровом сна,

Сказка лишь одна.

Я любуюсь луной,

Притворяясь собой.

Снежной россыпью звёзд,

Я ступаю на мост.

Волчьей судьбе улыбнусь,

Я больше никогда не вернусь,

В мир грёз, отчаянья и боли.

Я теперь на бескрайней свободе.

Да простит меня автор этого стиха (Samuel Overlord), но передо мною не человек. И говорить о человеческой жизни неправильно. Примет ли система подобную коррекцию. Не знаю…

Ничего не меняется.

— О, Луна, — начинаю негромко декларировать я. — Я вверяю сбою судьбу, как и судьбу этой носительницы древней крови в твои руки. Не в моих силах изменить то, что предначертано. Но я могу просить тебя за нее, за чистую душу той, чьи предки жили не только до меня — до тебя и до твоей матери. А теперь — живут лишь по твоему благословению. Даруй же этой литари Ночь и Себя, свой свет, дабы она могла охотится в ночи во славу Луны.

Тишина. Не изменилось ничего. Я лишь чувствую, что богиня прислушивается к моим словам. Но молчит. Логи отключены — лишь мерцает значок самого факта появления новых сообщений. Сами собою на глаза навернулись слезы — и я начала танец, который оставляла в резерве, надеясь не использовать. «Плачущая скрипка» — самое одинокое музыкальное произведение на мой взгляд. Почему его ассоциируют с волками — непонятно. Но тем не менее — это так. Самым распоследним резервом был «Реквием По Мечте» Эскалы — в надежде на примененный в нем волчий вой. Но не та эта мелодия, совсем не та. Я вообще не очень себе представляю, к чему она приведет.

А пока я плачу своим танцем вместе со скрипкой. И скорее чувствую, чем слышу, что тихо плачут все зрители.

Музыка закончилась. Я не смотрела на Лаварминэ, полностью поглощенная как танцем, так и ПРОСЬБОЙ. И просто боясь посмотреть! Специально последним движением перебросила свои длинные волосы себе на лоб, закрывая обзор. Еще и глаза закрыла, трусиха! Но ждать было бесполезно — и я посмотрела на носилки.

Там лежала красивая серебристо-серая волчица! На моих глазах, Лаварминэ приподнялась на нетвердых передних лапах, и осмотрелась вокруг, увидела меня, миндалевидными, совсем не волчьими глазами, поймала мой взгляд. Я просто упала на колени от избытка эмоций, слезы — уже радости — полились рекой, да прости меня богиня за такую слабость! Сил как-то прореагировать на очевидный успех просто не осталось. Я, уже плача в голос, подползла на четвереньках к Лаварминэ, и обняла ее за шею. Крупная волчица некоторое время слушала мои всхлипывания, а потом, вывернувшись, сделала то, что делают все собачьи в такой момент — двумя взмахами языка слизнула мои слезы. От третьего взмаха этой влажной лопаты я уже увернулась, негромко и радостно смеясь.