Из-за стены долетали рев огня, вопли животных, крики нападающих. Вскоре раздались мерные и мощные удары тарана в ворота. Кажется, шотландцы наконец уяснили, что второго приступа не избежать. К тому же подоспели командиры и привели их расстроенные ряды в порядок. Теперь они вновь готовы драться, даже в том аду, который воцарился во внешнем дворе.

Глаза Дайтона остановились – он увидел Анну Невиль. Баронесса что-то торопливо говорила Филипу, но тот резко повернулся и указал ей на донжон. Затем шагнул к ней и ласково погладил по щеке. Дайтон вдруг поймал себя на том, что не может отвести глаз от этой прекрасной пары, остававшейся нежной и любящей даже среди кровавого кошмара.

Это длилось лишь короткое мгновение – шум, сумятица, кровь, схватка с последними шотландцами под опорами галереи, и эти двое, барон и его жена, словно на миг отделенные от всего незримой стеной любви. В следующий миг барон уже торопливо шагал к своим людям, а Анна Невиль, подхватив юбки, взбежала по лестнице в донжон. Дайтон слышал, как за нею захлопнулась дверь башни. Анне велено укрыться в донжоне, сам же барон повел своих людей на стену.

Дайтон встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и тоже поднялся на куртину над вторыми воротами. Стена гудела, башня содрогалась от тяжелых ударов. Взглянув вниз, Джон увидел, как добрых два десятка нападающих бьют и бьют в створки ворот дубовым тараном. На головы шотландцев сыпались камни и стрелы. Защитники втащили на стену котел со смолой. Дайтон кинулся к ним и, обжигаясь о края, помог выплеснуть содержимое. Крики боли и ужаса слились в сплошной рев, осаждающие бросили таран и отступили от моста.

Дайтон устало припал к зубцу стены, но тотчас присел – рядом с ним сипло застонал и рухнул пронзенный стрелой ратник. Майсгрейв громогласно скомандовал части защитников перейти на стену под скалой.

Дайтон кинулся вслед за бароном. В этой сумятице Майсгрейв, похоже, не терял головы, и надежнее всего было подчиняться его приказам. Джон всегда преклонялся перед теми, кто умел быстро и точно распоряжаться, и сейчас, следуя за Майсгрейвом, невольно испытывал уважение к своему врагу.

Дайтон вихрем пронесся по стене, отбил на ходу чей-то удар, уклонился от выпада и своим косым ударом разрубил едва ли не пополам одного из нападавших. Затем он рассек веревки лестницы и услышал, как внизу кто-то отчаянно закричал, срываясь в бездну:

– Прости, Господи!

Он не успел перекреститься, как вновь пришлось отражать удары. Разделавшись с новым шотландцем, Дайтон огляделся. Кажется, им пока сопутствует удача. Кто-то уже бежал на стену между башнями. Дайтон задержался, тяжело дыша и вытирая меч о плащ павшего противника. Взглянул через зубцы вниз. Вспомнил о Майлсе Форесте. По плану тот должен был спуститься сразу, едва в замке поднимется тревога, и мчаться к Ричарду, чтобы доложить обо всем. Господи, скорей бы подоспела подмога!

И тут он услышал голос барона:

– Робин, мой сын с вами в башне?

– Нет, сэр. Освальд Брук увел его в донжон еще до того, как все началось.

Кто-то возразил:

– Освальд Брук лежит изрубленный на площадке возле бомбарды.

Дайтон видел, как напряглось и застыло лицо Майсгрейва. Кто-то из ратников неуверенно проговорил, что старик с мальчиком покинули башню гарнизона еще до того, как прозвучал сигнал тревоги. Наверняка он успел спрятать Дэвида за стенами донжона.

– Дай-то Бог, – едва слышно произнес Майсгрейв.

Дайтон молчал, отойдя в сторону. Его окликнул Робин:

– Джон, ты должен был их видеть. Ты стоял на этой стене, и они не могли миновать тебя.

Все взглянули в его сторону. Дайтон бросил меч в ножны так, что гарда лязгнула о серебряную окантовку. Чтоб вам всем сгореть в пекле! Снова он ощущал холодное напряжение внутри.

– Я видел лишь Освальда, – буркнул он. – Должно быть, мальчик пробежал по стене, когда я ходил узнать, почему не откликается Эрик. С Освальдом я и словом не успел перекинуться. Когда я вернулся на пост, он уже спускался по лестнице – я слышал, как стучит его костыль.

– Как ты мог не заметить мальчика в блестящем шлеме?

Майсгрейв смотрел на него в упор, и Джон почувствовал прилив ненависти.

– Нет, – упрямо помотал он головой. – Тьма стояла такая, что и сам сатана заблудился бы.

Майсгрейв хотел что-то спросить, но не успел. Оставшиеся на второй стене воины подняли крик, требуя подмоги. Видимо, шотландцы снова двинулись на приступ. Все разом кинулись туда. Но, сбегая по лестнице вслед за бароном, Дайтон думал лишь о том, как разделаться с ним. «Один из нас – или он, или я. Герцог не простит мне, если я не исполню его приказ. Да и Бурый Орел готов что-то заподозрить. Поэтому, клянусь раем и адом, сегодня я убью его!»

Он разглядел, что на Майсгрейве надета лишь легкая кольчуга. Видимо, тот не успел облачиться в полный доспех и, следовательно, куда более уязвим для меча. На голове барона – простой открытый шлем. Дайтон заметил, что барон отставил меч, едва взбежав на стену, взял у кого-то арбалет и стал выпускать стрелу за стрелой. Джон постарался держаться поближе. Когда они с герцогом Глостером обсуждали, каким образом избавиться от Майсгрейва, милорд счел, что в неразберихе осады Дайтону это не составит труда. Но Ричард не мог предвидеть, насколько это окажется трудным, когда сражаешься на верху куртины длиною пятьдесят футов и шириною в десять, где приходится отбивать атаки шотландцев, а человек, которого решено уничтожить, окружен своими верными людьми, готовыми за него положить жизнь.

Таким образом, Дайтон бился с ним бок о бок и ничего не мог предпринять. Они вместе стреляли из бойниц, вместе сталкивали в ров лестницы шотландцев, вместе метали на головы штурмующих тяжелые валуны. Майсгрейв, когда им удалось опрокинуть массивную приставную лестницу, унизанную десятком врагов, весело подмигнул Дайтону, а тот, все еще тяжело дыша, попытался улыбнуться ему в ответ.

В хозяйственном дворе вовсю полыхал пожар. Нападавшим приходилось сражаться в сущем пекле, когда по шлемам барабанят обгорелые головни, а дым разъедает глаза. К тому же они были отлично освещены, и каждая стрела, пущенная защитниками, разила наповал. И когда захлебнулась вторая атака, шотландцам пришлось отступить.

Однако не успели защитники крепости перевести дух, как над их головами запели горящие стрелы. Видимо, шотландцы решили устроить во внутреннем дворе такое же пекло, как и во внешнем. Осажденные со всех ног кинулись тушить вновь вспыхнувшую кровлю кухни, куда упало несколько огненных стрел. Из дверей донжона выскочили несколько женщин с ушатами воды. Дайтон заметил среди них Анну и свирепо выругался. Глостеру дочка Уорвика нужна живой! Нечего ей делать на стенах! Он направился к Майсгрейву, который извлекал наконечник стрелы из бедра Оливера. Тот стонал, закусив руку, чтобы не закричать.

– Сейчас ты пойдешь в донжон, – мягко, но властно говорил Филип. – Не перебивай!.. Да, ты еще можешь сражаться, я знаю. Но через час ты истечешь кровью, а мне, боюсь, некогда будет прочесть над тобой отходную. Поэтому ты, пока еще можешь двигаться, пойдешь в донжон, отыщешь леди Анну и скажешь ей, чтобы она тебя перевязала. Это мое слово.

– Сэр, ваша супруга уже здесь.

В воздухе провизжала пущенная снизу стрела, ударилась о стену башни и, переломившись, упала на стену. Несколько крестьян собирали на стене и по двору вражеские стрелы, потому что их запас почти совершенно истощился. В этот миг на стену взбежала леди Анна.

Дайтон невольно схватил ее за руку и заставил наклониться:

– Осторожней, миледи!

Она вырвала руку, бросилась к мужу.

– Филип, Дэвид с тобой?

Майсгрейв неподвижно смотрел на нее.

– Если Освальд не отвел его в донжон, то мальчик должен находиться в гарнизонной башне.

Анна обернулась. Гарнизонная башня, темная и опустевшая, слабо выступала из мрака, и лишь отблески пламени на кровле кухни окрашивали ее в багровые тона.

Оливер что-то попытался сказать, но Майсгрейв неприметным для жены знаком велел ему замолчать. Дайтон тоже не произнес ни слова.