– Я пойду за ним, – торопливо проговорила Анна. – Я собрала всех детей в подвале донжона. Там относительно тихо, и дети не так боятся, хотя я и сама едва не лишилась рассудка, когда не обнаружила Дэвида. С ним все в порядке? Тогда я бегу.

Барон не отпустил ее, удержав за руку.

– Нет. Нет, Анна. Сейчас ты должна заняться Оливером. Он истекает кровью… Я сам разыщу Дэвида.

В его голосе не было твердости, однако Анна как бы не замечала этого. Она помогла Оливеру подняться и, поддерживая его, стала спускаться с ним со стены. Оливер оглянулся, и Дайтон видел, как Майсгрейв прижал палец к губам, приказывая ему молчать.

Собиравший стрелы Робин негромко проговорил:

– Вам надо было сказать ей, сэр…

Но Майсгрейв перебил его, грубо выругавшись:

– Что? Что сказать? Если моего сына нет в донжоне, это еще не значит, что он мертв. Мальчишка мог спрятаться, забиться куда-то…

Он не закончил. Взгляд его упал туда, где шотландцы пытались погасить огонь.

– Детей не убивают, – глухо сказал он. – Тем более, если они одеты в бархат и носят шлем. Пусть шотландцы и ненавидят меня, но они больше заинтересованы в выкупе, чем в убийстве ребенка. Я не поверю, что мой сын мертв, пока воочию не удостоверюсь в этом.

Дайтон втянул в себя воздух. Он видел, как леди Анна провела Оливера через двор и скрылась в дверном проеме. На крыше кухни, кажется, удалось-таки справиться с огнем. Но теперь от огненной стрелы воспламенилась кровля деревянной галереи вблизи от башни с бомбардой. Дайтон мгновенно вспомнил о мешочках с порохом в сундуке возле бомбарды, и ему стало не по себе при мысли о новом взрыве.

Кто-то из воинов также заметил огонь в непосредственной близости от запасов пороха. Тотчас Майсгрейв бросился туда, кликнув с собой несколько человек. Прямо со стены они спрыгнули на дощатую крышу галереи и принялись сбивать огонь.

Дайтон спокойно присел у амбразуры. Нет, он не настолько глуп, чтобы сейчас рисковать жизнью. Только теперь он почувствовал, как устал. Саднили ожоги и порезы, тупо ныли мышцы. «Стар я уже для таких дел», – вяло подумал Дайтон и внезапно с острой тоской вспомнил свой обдуваемый ветрами замок среди Кливлендских холмов, ферму в низине, где блеяли его овцы, визжали свиньи и грозно ревел бык Лайонел, которого он убил, потому что этого пожелал принц Ричард. Теперь сэр Глостер желал, чтобы Джон Дайтон убил и Филипа Майсгрейва, и Джон поклялся в этом своему господину, поклялся и самому себе.

Превозмогая усталость, он приподнялся и бросил взгляд через парапет в сторону башни с бомбардой. Огонь удалось погасить, но в багровом сумраке Джон мог разглядеть силуэты людей. Неожиданно он понял, что начинает светать. Самая короткая ночь в году, кровавый праздник середины лета завершался. Грядет утро, а Майсгрейв все еще жив. Жив!.. Днем он уже ничего с ним не сможет поделать. И тогда его господин, герцог Глостер… Почему-то при мысли о молодом герцоге Дайтону стало нехорошо. Его внезапно осенило, что второй оплошности тот ему не простит.

Это вмиг вернуло ему силы, он нашел глазами барона, и вдруг откуда-то явилась до нелепости простая мысль. Что мешает ему убить нейуортского барона прямо сейчас, стрелой из арбалета? Расстояние и освещение это позволяют, а если кто и заподозрит неладное, он успеет исчезнуть из замка прежде, чем чьи-либо подозрения перерастут в уверенность.

Дайтон был здесь в одиночестве. Задыхаясь от возбуждения, он схватил арбалет, нашарил колчан… И едва не взвыл от отчаяния. В колчане не было ни единой стрелы! Это было словно перст судьбы, но Дайтон не отказался от замысла. Словно крыса, зашнырял он вдоль ряда бойниц, от лестницы к башне, но ему оставалось лишь богохульствовать, кляня ратников, подобравших все до единой упавшие на стену стрелы.

Его остановил долетевший с внешнего двора звук рога. Дайтон вздрогнул и выглянул из-за зубцов. Внизу он увидел величественного рыцаря в вороненых доспехах верхом на коне. Вокруг него толпилось несколько ратников. Блики огня грозно отражались от их доспехов. Среди догоревших и еще пылающих строений, среди клубов густого дыма, трупов людей и животных он показался Дайтону почти нереальным. Дайтону, но отнюдь не барону Майсгрейву. Тот почти бегом вернулся на стену и безбоязненно показался в амбразуре.

Рыцарь опустил оправленный в серебро рог.

– Приветствую тебя, барон Нейуорта.

Голос был низкий, рокочущий, с сильным шотландским акцентом.

Дайтон не мог различить лица говорившего, но Майсгрейв, похоже, сразу его узнал.

– Ты славно поприветствовал меня этой ночью, Дуглас.

Всадник насмешливо поклонился в седле.

– За мной долг, за кровь моих людей во время Господнего перемирия, не так ли, Бурый Орел? Разве я не обещал, что отомщу?

– Не я пришел с мечом на твои земли в дни Святого Рождества. Однако сейчас не время обмениваться долговыми расписками. Что ты хочешь сказать мне, граф Ангус?

Всадник выехал вперед, и теперь его конь стоял на досках моста перед башней.

– Ты и твои люди храбро бились все эти дни. А я умею чтить доблесть. И я предлагаю тебе сдаться, Бурый Орел, сдаться в почетный плен. Тебе и твоей семье ничто не будет угрожать, я же потребую за тебя, как за сторонника Перси, выкуп. Твоих людей я отпущу. Даю слово Дугласа.

– Разве Нейуорт так ослабел, что вы предлагаете ему сдачу? Или вы решили, что мы уже ни на что не годны?

– Я сказал, что только из уважения к вашей храбрости готов пощадить вас.

– А не потому ли, что герцог Олбэни утомился штурмовать Нейуорт и отвел большую часть королевских войск? Вспомни, граф, разве когда-нибудь шотландцы перешагивали через Нейуортский утес?

– Ты гордец, Майсгрейв! Однако все меняется в этом мире, и если Дугласы, по-твоему, не столь славный род, чтобы ты признал себя их пленником, то тебе не устоять против Дугласов, Скоттов и Хьюмов. А уж тогда не жди пощады.

Один из всадников за спиной графа Ангуса вздыбил коня и испустил воинственный клич, однако Дуглас остановил его резким движением.

– Ты видишь, барон, сколько ненависти накопилось у этих людей? И, если ты ответишь отказом, они будут только рады. Клянусь Бригиттой Дугласской, пленение Бурого Орла – честь для Ангусов, я же сохраню жизнь тому, кто по праву носит рыцарский пояс… В противном случае я отступлюсь от тебя и присоединюсь к осаждающим. Да будет тебе известно, герцог Олбэни и Ричард Глостер подписали мирное соглашение, по которому англичане разрешают шотландцам взять твою жизнь. Тебе неоткуда ждать помощи, Майсгрейв.

Дайтон про себя проклял всех Дугласов со времен битвы при Лонкарти[70]. Если Майсгрейв послушает графа Ангуса, он может спастись.

На какой-то миг все смолкло, лишь трещали, обрушиваясь, стропила да испуганно ржали и фыркали в дыму лошади. И тут, к отчаянию Дайтона, Майсгрейв сказал, что обдумает предложение графа и даст ответ через несколько минут.

– И вы поверите этому шотландцу? – воскликнул Дайтон. – Уступите тогда, когда о вас гремит слава как о непобедимом английском воителе?

– Молчи, Джон! – оборвал его Майсгрейв. – Если то, что говорит Дуглас о союзе между Англией и Шотландией, правда, мы погибли. А Дуглас, хоть и гордец и сверх меры жесток, но лжецом его никак нельзя назвать.

Он обратился к окружавшим его ратникам. Спросил о запасах камней и стрел. Велел поднять руки тем, кто еще в состоянии сражаться, пересчитал их, выяснил, сколько сегодня убито и ранено. Дайтон скрежетал зубами. Он один знал, что вот-вот появятся отряды англичан герцога Глостера, чтобы помочь Нейуорту остаться английской крепостью, но не мог этого сказать, ибо не сумел бы дать объяснение, откуда это знает. Дайтон опустил глаза – и сейчас же увидел стрелу. Ту самую, которую столь тщетно искал совсем недавно. Она лежала на самом краю амбразуры, тяжелая оперенная стрела со стальным наконечником.

Дайтон машинально поднял ее, сознавая с горечью, что теперь она совершенно бесполезна. Майсгрейв стоял рядом с ним, их окружали его люди. От бессильной ярости Дайтону хотелось завыть. Воспаленный мозг лихорадочно работал. Прячась за клубами дыма, он поднял чей-то лук и отошел под арку надвратной башни, откуда он не был виден толпящимся на стене нейуортцам. Здесь он, крадучись, подбежал к крытой бойнице, наложил стрелу и резко вскинул лук, целясь в Дугласа. Граф был совсем близко, но Дайтон и не ставил себе целью убить его. Поэтому он тщательно прицелился в шею коня шотландца и мягко отпустил тетиву.