— Знаешь, с уверенностью нельзя ничего сказать, пока не попробуешь. Говорят, это чертовски больно.

— Да, но у акушерки в замке наверняка имеется нужное заклинание.

— Но, может, у нас ничего и не получится с детьми.

— Может, и нет.

— К примеру, если мне не удастся стянуть с себя эти шорты.

— Прямо тут, посреди толпы? По-моему, |это уже чересчур.

— Они ведь не настоящие люди, да?

— Но очень добротная фальшивка. Эй, что это?

Как остров в центре бушующего моря, стоял большой резной обеденный стол.

— Давай, Линда. Вон туда.

— Не могу… Я даже до пола ногами не достаю…

Джин героически напрягся, отчасти преуспел, удвоил свои усилия и вынес Линду из самой гущи толпы.

Они забрались под стол. Вокруг шаркали и стучали каблуками, но в данный момент влюбленным ничто не угрожало. Стол был из твердого дуба и выглядел очень массивным.

— Знаешь, я хочу поступить с тобой как с порядочной женщиной.

— В смысле?

— Жениться.

— Да! Замечательная идея!

— Но прежде, сама понимаешь, мы должны…

— Заняться любовью? Конечно! Я сгораю от желания.

— Я хочу тебя, Линда.

— Я люблю тебя, Джин.

И прямо тут, под официальным обеденным столом Эрвольда Третьего (правившего в первое тысячелетие истории замка), на удивительно теплом каменном полу они занялись любовью. Толпа вокруг них становилась все гуще, и под высокими сводами скакали розовые жирафы, летали черные бабочки и золотистые драконы.

Когда Торсби очнулся, его мутило, а в животе пылал огонь. Во сне он скатился с дивана и теперь лежал посреди вонючих объедков. Пошатываясь и держась за голову, в которой пульсировала боль, он встал, стряхнул с тоги остатки паштета и оглянулся по сторонам. На помосте и вокруг него валялись обнаженные тела, разбитые бутылки и всяческий мусор.

Он осмотрел зал. Здесь по-прежнему кипела жизнь, но то, что предстало его взору, выглядело по меньшей мере странно. Даже трудно было решить, что же, собственно, это такое. Невероятные животные? Ну, скорее, не совсем животные. Во всяком случае животные не носят одеяний из льняной индийской полосатой ткани… как вон тот, оранжевый американский лось. Или у лосей не бывает рогов? Нет, все-таки лось. Неважно. А розовато-лиловый слон в кимоно выглядел и вовсе уж сюрреалистично.

А вон там что за удивительные создания? Некоторые просто слонялись бесцельно, другие группами сидели за карточными столами, играя… в покер? Или бридж? Третьи сидели развалясь и попивали кофе.

Красный носорог наливал что-то из серебряного горшка в кружку, подставленную пурпурным верблюдом в костюме в розовую полоску.

— Скажи, когда хватит, — сказал носорог.

— Тпру, довольно! — ответил верблюд.

В воздухе также наблюдалось немало необычного. Над головой, словно огромные дирижабли, плыли бледно-лиловые гиппопотамы. Их сопровождали стаи малиновых летучих мышей. На более низком уровне на восходящих воздушных потоках парили алые птицы.

— Что, во имя неба…

Внезапно Торсби стало совсем плохо. Он наклонился, и его вырвало.

Потом, пошатываясь, он вернулся на диван, который оказался занят гурией, курящей сигарету. Она была помятая, с растрепанными волосами… Бр-р-р!

— Что ты тут делаешь? — спросил Торсби.

— Неужели непонятно? Я устала.

— Мне нужно присесть.

— Скинь бутылку и садись, — усмехнулась гурия, пуская струю дыма прямо ему в лицо.

— Ах ты, наглая девка…

— Заткнись, ублюдок!

Задрожав от ярости, Торсби ногой перевернул диван, сбросив гурию прямо на объедки. Потом, не обращая внимания на обрушившийся на него поток непристойной брани, поставил диван на место и повалился на него.

Язык у него распух, во рту был отвратительный горький привкус. Требовалось срочно выпить.

— Принеси мне… А, неважно.

Пошатываясь, он поднялся и пошел вокруг помоста, роясь в грудах мусора. Нашел наполовину опустошенную бутылку и приложился к ней. Глаза у него чуть не вылезли на лоб. Он выплюнул обжигающий напиток и отшвырнул бутылку.

— Господи! Какая отрава.

Хорошенько отплевавшись, он вытер рот тыльной стороной руки и продолжил поиски, но они не увенчались успехом.

Внезапно он заметил, что на краю помоста сидит мускулистый человек в мешковатых штанах, свесив ноги и обмахиваясь своим тюрбаном. Рядом на помосте лежала кривая турецкая сабля.

— Что происходит? — спросил Торсби.

— Ничего особенного, парень, — с кислой миной ответил человек, поднес к губам огромную коричневую сигару и затянулся.

— Но что означает вся эта бессмыслица?

Человек выдохнул дым.

— Эй, что ты ко мне прицепился? — раздраженно спросил он. — Я просто делаю свое дело и все.

Торсби снова обвел взглядом зал со всеми его странностями.

— Заклинание выдыхается, — уверенно заявил он.

Лысый бросил на него злобный взгляд.

— Твоя взяла, парень.

— Хуже я ничего не видел. Глупость, абсолютная глупость.

Лысый загоготал:

— Кто бы говорил! Чародей, который сам и наколдовал все это!

— Не напоминай. Боги, что мы натворили!

— А, выкинь из головы. Позабавились на славу. Но все когда-нибудь кончается.

— Ну, ты-то получил, что хотел, разве нет?

— А ты, умник? Мы столетиями ждали такого случая. Просто рано или поздно любое заклинание выдыхается. Нам выпал джокер, но и ты не остался внакладе.

— Послушай, — сказал Торсби, — покажи, где находится магический узор, дай взглянуть на него. Может, мы сможем что-нибудь подправить.

— Слишком поздно, парень. Ты что, не видишь надпись на стене?

— Какую?

Лысый махнул рукой в дальний конец совсем недавно великолепного, а теперь ветшающего на глазах зала.

— Вон там!

Торсби сощурился, вглядываясь. Действительно, призрачная рука, используя указательный палец как перо, выводила на мраморе стены:

«МЕНЕ МЕНЕ ТЕКЕЛ УФАРСИН

МЕНЕ МЕНЕ МИНЕ МОЕ

ЭЙ, СОПЛЯК, ГЛЯНЬ-КА СЮДА

ВЕЧЕРИНКА ОКОНЧЕНА

ВСЕ РАСХОДЯТСЯ ПО ДОМАМ

Я ОПЯТЬ СТАНУ РОБИНЗОНОМ

ЭЙ, ТУПИЦА!

ЧТО, ЧЕРТ ПОБЕРИ,

НУЖНО СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ПРИВЛЕЧЬ ВНИМАНИЕ ЭТОГО КЛОУНА?»

— Ну, дела, — пробормотал Торсби.

— Да. — Лысый с наслаждением выдохнул дым сигары. — По-моему, тебе лучше смыться куда подальше, парнишка.

— Куда?

Новый клуб дыма.

— Вообще-то отсюда не выбраться, пока заклинание полностью не выдохнется.

— Что же со мной будет?

— Не знаю, парень. Мой совет — не попадайся никому на глаза. Как только появится Главный Вазир, полетят головы.

— Главный В-в… — Торсби проглотил подступившую к горлу желчь.

В животе у него снова забурлила кислота.

— Да. — Лысый вздохнул. — Он не любит, когда его дурачат. Понимаешь, что я имею в виду?

— Я не… Мы не… — внезапно Торсби вспомнил. — Фетчен! Где его черти носят?

Он забегал по помосту, разгребая ногой мусор, переворачивая тела.

— Фетчен! Фетчен, старина! — Он разворошил целый холм гниющей белужьей икры. — Фетчен, откликнись!

Наконец, раскидав шесть слоев находящихся в полной отключке гурий, кучу гнилых фруктов и разлагающейся еды вперемешку с осколками бутылок и глиняной посуды, он обнаружил-таки приятеля.

Торсби оттащил его на свободное место и принялся хлопать по щекам.

— Фетчен, старина, очнись! Просыпайся, дружище! Просыпайся, будь паинькой!

— Ч-ч-ч-т-т-о-о-о… — наконец выдавил из себя Фетчен.

Губы у него были фиолетовыми.

— С тобой все в порядке, будешь как новенький. Просто похмелье, да? Ну, мы все чертовски здорово повеселились, но теперь пора заняться делом. Поднимайся давай.

— Уф-ф-ф-ф…

— Ну давай, давай!

— Ему крышка, — раздался голос за спиной Торсби.

Это был лысый, все ещё дымящий своей отвратительной сигарой.

— Нет! — взвизгнул Торсби. — Он придет в себя, надо только влить в него немного кофе. Эй, ты! Принеси нам чашку кофе!