– То есть они не видят в этом ничего аморального, – прошипела Сэра. – Они видят только хороший бизнес. Их интересует только выгода!

Дак кивнул.

– А СК, как ты догадываешься, занял их сторону. И в этом тоже нет ничего удивительного, поскольку на кону стоят деньги и власть – то есть именно то, что интересует наших врагов. Кроме того, СК просто не мог не воспользоваться возможностью сохранить рабство. Сама подумай, что началось бы, получи рабы возможность убегать и действовать заодно с аболиционистами? Это же катастрофа для СК! А сейчас любая возможность сопротивления подавлена, люди запуганы. «Закон о беглых рабах» нагнал страху на всех, кто мог оказывать помощь беглецам. Теперь укрывательство беглых невольников карается законом, а самих рабов жестоко наказывают за попытку заговорить с кем-нибудь без разрешения. Ты понимаешь, что это значит? «Взаимодействие невозможно без общения», – процитировал Дак любимую фразу своего отца, умолчав о том, что папа чаще всего употреблял эту формулу в дискуссиях по поводу распределения домашних обязанностей.

– То есть, говоря научным языком, ты хочешь сказать, что разрозненные усилия хороших людей не могут развить достаточную скорость, чтобы создать импульс, необходимый для изменения хода вещей? – пробормотала Сэра себе под нос, потом крепко схватила Дака за руку. – Ты очень умный, Дак! Все это исключительно логично. Знаешь, ты все-таки можешь быть очень зрелым, когда захочешь.

Дак пошевелил бровями.

– Я, как хороший сыр, с возрастом становлюсь только лучше.

– И пахнешь все сильнее, – добавила Сэра.

В этот миг над площадью снова разнесся зловещий голос аукциониста.

– Торги начинаются!

Рик с окаменевшим лицом и заледеневшим от страха сердцем смотрел на толпу незнакомцев, которые разглядывали его бесцеремонными, оценивающими взглядами. В этом сборище, состоявшем, как понял Рик, в основном из плантаторов и работорговцев, было всего несколько чернокожих, среди которых выделялся красивый рослый мужчина в одежде квакера и в надвинутой на глазах шляпе. Мужчина не сводил глаз с Рика и Кессии.

Малыш Джеймс встрепенулся и стал показывать ручкой на мужчину, но Кессия шикнула на него, и он затих. Мужчина еще несколько секунд выразительно смотрел в глаза Кессии, потом перевел взгляд на мальчика, подмигнул ему и кивнул, как будто довольный тем, что увидел. Отходя, он замурлыкал себе под нос какой-то мотив. Рик сразу узнал мелодию – это была та самая песня, которую утром пели работницы на поле, а Кессия подпевала. «Беги, скорбящий, беги».

Рик покосился на Кессию и заметил, что она вся как будто расслабилась. Не сдержавшись, женщина испустила судорожный вздох, потом с шумом втянула в себя воздух. Она вскинула голову, расправила плечи и с какой-то вызывающей уверенностью посмотрела на зловещую толпу внизу.

Когда помощники аукциониста стали снимать с выставленных на торги кандалы, женщина проворно наклонилась, сделав вид, будто поправляет цепь. Рик тоже нагнулся, чтобы помочь ей, ведь Кессия с самого утра держала на руке своего младенца.

– Когда начнется заваруха, не вздумай бросаться в драку, – быстро прошептала женщина. – Беги!

Рик испуганно округлил глаза.

– Куда?

– Беги к реке Чоптанк, спрячься в лесу и не выходи до темноты. Я приду за тобой. Но будь осторожен, там рядом «Отель Брэдшоу».

Рик понятия не имел о том, кто такой Брэдшоу и чем знаменит его отель, но предостережение звучало весьма пугающе.

– Но мои друзья не узнают, где я прячусь! – прошептал он.

– Тут уж я тебе ничем не могу помочь, – ответила Кессия, выпрямляясь. Нет, она не хотела его обидеть – она просто сказала правду.

Рик тоже распрямился. Услышав противный голос аукциониста, он увидел своих друзей, мчавшихся через улицу к зданию суда, и горько пожалел о том, что ни Дак, ни Сэра не понимают языка знаков. Значит, ему оставалось лишь надеяться на то, что им хватит ума не вмешиваться и не испортить все дело.

– Это безумие! – процедила Сэра уже второй раз за день. Повсюду вокруг нее люди вскидывали руки: торги за Рика стартовали с цены в двадцать пять долларов. – Сколько у тебя денег?

– Пятьсот шестьдесят три доллара и сорок шесть центов.

Сэра ущипнула Дака за руку.

– Ты что, серьезно?

– Конечно! Это вклад на мой будущий колледж, дома.

Сэра вздохнула.

– Я спрашивала, сколько у тебя с собой, болван! У меня шесть долларов и двадцать пять центов.

– А у меня нихт, – помотал головой Дак. – То есть ничего, это по-немецки. О, значит, я знаю уже три языка!

– Я бы так не сказала.

– Вот и не говори!

– Значит, – через минуту снова заговорила Сэра, – какой у нас план? Я думаю, нужно посмотреть, кто выиграет аукцион и выследить его до дома. Есть еще идеи?

– Ну, скажем, можно выбежать на помост, схватить Рика и телепортироваться отсюда.

– Да, разумеется. И мы с тобой оба прекрасно понимаем, что эти здоровенные приставы или охранники или как там они называются, не станут чинить нам никаких препятствий! Спорим, они никогда в жизни не сталкивались с попытками сорвать аукцион по продаже рабов?

– Слушай, я давно хотел тебя попросить выделять свой сарказм интонацией, – пробурчал Дак. – Честно говоря, я не всегда понимаю, шутишь ты или говоришь серьезно.

– Хорошоооо, вот э-эээти здоровее-ееенные приииииставы…

– Тихо, кажется торги заканчиваются, – оборвал ее Дак. – И смотри, эти громилы что-то заскучали, только один из них смотрит на Рика. – Дак в упор посмотрел на Сэру.

– Ты думаешь то, о чем я думаю?

– Ага. Вперед!

Осталось всего двое покупателей. Потом один. Но вот в последний раз с грохотом упал молоток, и Рик невольно вздрогнул. Он обвел глазами толпу, ища того, кто его купил. Несмотря на обнадеживающие слова Кессии, он до сих пор не знал, что должно произойти и когда. Не говоря уже о том, имеет ли это какое-то отношение к нему, Рику. Сейчас он знал только то, что перестал быть свободным и обрел хозяина.

Это было самое ужасное ощущение на свете. Даже страшнее, чем Отголоски.

А потом Рик вспомнил, чем закончилась история Кессии.

Когда начались торги за Кессию, у Рика оборвалось сердце. Если он правильно помнил историю, которую рассказывала ему бабуля Фиби, пра-пра-пра-пра-прабабушку Кисси вместе с детьми выставили на продажу. Ее муж, который был свободным, попытался выкупить свою жену и детей, но у него ничего не получилось. Тогда они предприняли попытку побега, но она тоже закончилась неудачей. И Кессия больше никогда не увидела своего Джона.

Тем временем красивый чернокожий мужчина, на которого недавно указывал малыш Джеймс, тоже включился в торги. Внезапно все частицы мозаики стали соединяться в единое целое, но пока никто, кроме Рика, не знал, насколько ужасна будет завершенная картина.

Очередной тошнотворный Отголосок потряс все существо Рика, не оставив и следа от его недавней уверенности. Теперь он все понял. Он больше не сомневался. Его Отголоски всегда были иной природы, чем у Сэры. Вот почему он не смог рассказать ей ничего связного в 911 году, во время осады Парижа викингами. В тот раз Сэра обиделась, когда Рик сказал, что ничего не видит во время своих Отголосков – но это была чистая правда. Его Отголоски были ничем. Пустотой. Сплошным небытием – черным, холодным, лишенным малейшей тени тепла и любви… На свете не было и не могло быть пустоты более пустынной, чем это ничто.

Если Отголоски Сэры были тоской по любви между людьми, по жизни, которая могла бы быть, но не сбылась, то Рик был приговорен к бессильной боли удушья, к смертельной муке тела, тонущего в ледяной воде. К грубой боли костей, трущихся о кости.

Долгие годы Рик ломал голову над этой тайной, хотя разгадка все время лежала на поверхности: его просто не должно быть на свете. Он не существовал. Вообще.