Оглядев стоящих полукругом у моей двери сурверов, я коротко кивнул и сделал шаг назад, возвращаясь в комнату.

— Напоминаю об уважении личного пространства. Не стучите. Не досаждайте мне — говоря это, я взглянул в пустой угол рядом с дверью. Там ничего не было, но стоящие по другую сторону двери ничего видеть не могли.

Кивнув еще раз, я закрыл дверь, а следом запер замок и не забыл про щеколду. Вернувшись к кровати, я улегся, поставил на грудь банку со сладкими кабачками и, прямо пальцами доставая вкуснятину, внимательно вслушивался. Там снаружи вскинулся было резкий голос офицера, но резко угас, а затем общий бубнеж медленно удалился в сторону ведущих от Манежа коридоров.

Когда же кончится уже эта ночь?

Тяжело вздохнув, я продолжил впихивать в себя вкусные кабачки — слышал, что в древние довоенные времена они были великой редкостью, тогда как других овощей было всегда в избытке — я мысленно составлял список тех, кого успел зацепить своими словами и делами.

А список немаленький такой получается…

Настолько немаленький, что следующий вопрос напрашивается само собой — когда скоро меня изобьют снова? И выдержит ли моя начавшая болеть голова…

Я не смог уснуть.

Боль утихла, исчезло даже поднывание в шее, что серьезно тревожило меня. Подступивший после короткой беседы приступ тошноты незаметно ушел. Желудок был полон маринованными огурцами — весь вкусный рассол выпит — плюс туда же ушла лепешка, что принесла сытость.

Но сон не шел…

Пролежав в постели пару часов, я понял, что в ближайшее время сон ко мне не придет. Возможно это были последствия избиения, сменившиеся с дикой сонливости на ненормальную бодрость сознания. Но скорей всего во всем виноват бесконечный поток мыслей, что протягивался сквозь мою голову как окровавленный пучок колючей проволоки, терзая и пугая меня мною же выдуманными последствиями…

Встав, я включил свет, огляделся и… принялся одеваться. Натянул старые тренировочные штаны, следом носки и еще покрытые грязью и кровью ботинки. Чистить их сейчас резона нет. Футболка, старая легкая куртка, серая бандана с белым застиранным узором. В рабочий рюкзак улетела последняя лепешка, пять динеро, заряженный покалеченный фонарь и сверток инструментов. В правый карман куртки рукоятью вверх поместилась привычная отвертка, а в левом скрылись складной нож, таблетки и металлическая коробочка с мелочевкой. Постояв с пару секунд перед дверью, я подбросил на ладони ключ и шагнул вперед, покидая такую безопасную берлогу.

Манеж пуст… уходят в темноту дорожки с едва заметно светящейся разметкой. Бетонные стены кажутся такими очень далекими и почему-то представляются неприступными горами с редкими и узкими разрывами ущелий-коридоров. К одному из них я и направился, засунув руки в карманы куртки и постукивая пальцами по крышке коробочки.

Тук-тук, Амос идет… Тук-тук, сейчас проблем себе на жопу он нагребет…

Тук-тук, Амос идет… Тук-тук, сейчас Шестицветик с битами придет…

Тук-тук, кровь из башки потечет…

Не пришел никто. Ну да — время уже даже не позднее, а вполне раннее. И после ночного визита внутренней охраны вряд ли кто рискнет болтаться у моих дверей. Ночь… Хуракан спит… Для меня же не впервой было просыпаться именно в такую вот рань, когда все убежище похрапывает — не считая тех, кто работает в ночную смену. Но улицы-коридоры все равно пусты, и ты вот так вот бредешь один-одинешенек, спеша выполнить порученную, а вернее навязанную бригадиром и порой бесплатную важную работенку по очистке…

Этим я и собирался заняться, раз уж у меня бессонница и океан уже одолевающих страшных мыслей. Бегать по дорожке Манежа я не смогу — а хотелось бы — заснуть не получается… Вот и пойду попробую поработать. А если не получится по состоянию здоровья — то я уже знаю куда мне податься и где пригодятся пять динеро…

Да, я был готов не справиться, но к моему вялому уже удивлению тело вполне справилось с рутинной работенкой. Одиночный контракт подразумевал почти километровый маршрут по чуть изогнутому техническому путеводу. Узкое душноватое пространство. По левой от меня стене и по потолку тянутся плотно прилегающие друг к другу разноцветные трубы с частыми латками и широкими полосами наложенных хомутов. Правая стена почти чиста и в ней, через равные промежутки, расположены квадратные заслонки с неудобными ручками из тонкого металла, что больно врезаются в руку даже сквозь рабочие рукавицы. У меня рукавиц не было, но я давно уже наловился обращаться с этими хреновинами. Толкая перед собой поскрипывающую тележку-контейнер с жестяными стенками, я двигался по коридору от заслонки к заслонки. Дойдя до следующей, выдергивал ее, запускал внутрь руки и мягким движением — чтобы не поднимать облако пыли — доставил облепленную вентиляционным мусором рамку-уловитель. Все давным-давно доведено до автоматизма. Опустить рамку в контейнер, накрыть его куском старого одеяла, трижды ударить уловитель о стенку, выбивая грязь, выждать несколько секунд и аккуратно достать очищенную рамку, не забыв поплотней прижать лежащую на тележке тряпку. Никто ведь не хочет дышать едкой пылью, верно? Оценить качество очистки, проверить состояние самой сетки, убедиться, что на ней нет следов столь опасной черной плесени и чуть менее опасной желтой. Если ничего нет — вставить рамку в невидимые и ранее столь трудно нащупываемые гнезда, задвинуть до упора и закрыть задвижку. Можно двигаться дальше, пока в тележке медленно оседает мерзкая пыль.

Если же чистильщик обнаруживает плесень любого вида — он обязан немедленно прервать работу и тут же оповестить ответственное лицо. В моем случае — бригадира. Плесень один из страшнейших бичей сурверов. А кто-то считает ее самой опасной — из-за ее незримости. Особенно страшна черная плесень. Хуракан пережил четыре вспышки этой заразы, и каждая длилась годы — до обнаружения и принятия мер — и отняла здоровье у сотен и жизни у десятков. Поселяясь в том или ином секторе нашей протяженной вентиляционной системы, где давно уже сдохла большая часть всех сканеров, анализаторов и датчиков, черная плесень посылает свои споры повсюду и при вдыхании живым организмом она наносит первый удар, для начала оседая спорами в легких, бронхах и всевозможных пазухах организма… Беда в том, что вдыхающие эту заразу ничего не замечают до поры до времени… пока у них не вылазит онкология, астма и пневмония, психотические расстройства…

Так что, обнаружь я здесь черную плесень… это вызвало бы невероятный всплеск дикой паники по всему Шестому уровню. А следом повлекло бы за собой блокировку, карантин и масштабные обеззараживающие действия вроде продувки вентиляции специальными аэрозолями. Ну а потом полетели бы головы — виноватых бы обязательно отыскали. В тот последний раз, когда черная плесень нанесла колоссальный вред Пятому уровню, судебные приговоры были максимально суровы — огромные сроки, казни и вроде как даже изгнание целой группы высокопоставленных лиц. Тут поневоле задумаешься что лучше — быстрая милосердная казнь или отправка в зараженные жесткой радиацией земли там наверху…

Мы, все, кстати, раз в год проходим специальное обучение по своевременному обнаружению, распознанию и тому подобное. А заодно расписываемся на специальных бланках, подтверждая, что осведомлены об ответственности за недонесение, халатность и прочее и прочее… Найди кто после меня здесь очаг уже разросшейся заразы любого вида — мне конец. Так что это весьма весомая причина почему никто не рвется на эту работу и почему я каждый день могу честно заработать хотя бы несколько монет. Попутно мы еще расписываемся и на обязательстве подмечать и сообщать обо всем пусть не связанному с нашей работой напрямую, но угрожающему Хуракану — протечки, трещины и тому подобное.

Что ж — в своей ночной прогулке я не обнаружил ничего такого. Опираясь на поручень тележки, я развернулся и тяжело зашаркал по тускло освещенному коридору. Выключатель на той стороне — и если не выключу освещения после завершения работы меня ждет нехилый штраф, плюс придется оплатить все сожженное электричество. Я пару раз так налетал, теряя недельный заработок… Растревоженные работой ребра противно заныли, в шее начались уколы резкой боли и пришлось сожрать еще одну таблетку совсем недешевого обезболивающего.