— Чтобы было — повторил я и добавил — В наших учебниках есть информация, что позднее, через сто с лишним лет кое-где были найдены тайные склады. Те, кто о них знал давно умерли, а склады остались. Еще исследователи натыкались на запасы оружия, запчасти к непонятным машинам — до сих пор где-то есть действующее предложение с щедрой наградой для того умника-сурвера, кто разгадает предназначение некоторых находок. Были сделаны находки и жилых помещений — пустующих. Большей частью они были сосредоточены в левой и правой частях убежища. То есть все эти тайные бункеры в бункере строили Россогор и СурвМаунтинс. И до сих пор загадка кого они там собирались поселить втайне от всех.

— Бункер в бункере — повторил Криппи и швырнул окурок в зашипевшую грязь — Охренеть… считай консервная баночка в большой банке…

— Да…

— Это прямо тупо на мой взгляд.

— Было что-то секретное. Возможно те жилые помещения были для особо важных лиц… да вариантов много.

— Тупо!

— Как скажешь.

— А что там было про мое размножение?

— Это твой третий…

— Нет! Ты ведро с говном тащи пока, а я подумаю над следующим вопросом.

«Интересно, о чем он спросит в следующий раз?» — подумал я, таща тяжелое ведро по коридору — «И не пора ли мне уже зажевать следующую дозу обезбола? А еще хочется жрать…».

Откуда во мне такой аппетит? Если этот приступ жора не закончится в ближайшие дни, то я наконец-то поправлюсь хотя бы на пару килограмм.

Криппи меня удивил. Ободрившись после раскуривания отравы, начерпав густой жижи в ведро, он поднялся на нижнюю скобу лестницы, засунул заведенные за спину руки за другую ступень, он с зевком поинтересовался:

— А правда, что за каждую находку отваливают десять процентов от нее или равноценное что-то?

— Ты про находку «Золотой кладовки»?

— Ну да. Все ведь про нее слышали. Как звали тут тетку? Толстая Мо?

— Тетушка Мо — поправил я — Она умерла сто сорок лет назад. Была уборщицей. А в шестьдесят лет стала крайне обеспеченной сурвершей. Ты про это хочешь знать?

— Да не жмись ты! Давай и про кладовку, и про тетку Мо!

— Она на протяжении сорока пяти лет убирала одну и ту же улицу. Работала всю ночь напролет. И работала исключительно ночью.

— Ну это ясно — меньше толпы, никто не мешает шваброй махать. И позора меньше.

— Все сурверы равны — напомнил я — Независимо от выполняемой работы. У нас нет каст, нет социальных пропастей, нет…

— Да-да-да… ага… сам же знаешь, что все это вранье!

— Знаю — согласился я.

— Вот мы чистильщики говна! Да не каждый богатый сурвер нам не то, что руку подаст — не пройдет одной с нами улицей!

— Да…

— Так что там про ночную уборщицу?

— Через сорок пять лет такой уборки она поняла, что все эти годы ей не давали покоя три настенные лампы. Их там было сорок четыре штуки идущих через равные промежутки. И раз в две недели она помимо влажной уборки полов вооружалась тряпкой и стирали пыль с этих ламп. Только на трех из них имелся треугольный символ заснеженной горы с вписанными внутрь буквами SurvM7.

— Да все знают этот символ — СурвМаунтинс, седьмое подразделение — инженерный отряд!

— Они самые. Тетушка Мо все эти годы просто чистила лампы и ни о чем не думала. А тут вдруг увидела какой-то старый фильм из нашей кинотеки. И там такие же лампы двигались. Она начала пробовать и поняла, что эти три лампы очень туго, но вроде бы поворачивались. Но ее сил не хватало. Она вооружилась куском арматуры…

— А где она ее нашла?

— Я откуда знаю?

— Ну да… тебя ж там не было.

— Использовала арматуру как рычаг и провернула каждую лампу — я невольно замолчал, вспоминая.

Я ведь видел фото Тетушки Мо. Плотная, низенькая, в бесформенном старом комбинезоне, с толстой седой косой, неумело улыбающаяся, она стеснительно позировала фотографу, что сделал тот снимок. А в руке у нее была та самая погнутая арматурина.

И я невольно представил ее — посреди ночного пустого коридора-улицы, она, навалившись всем телом, может даже повиснув, с пыхтением и кряхтением пытается провернуть металлические светильники с треугольным символом инженерного отряда СурвМаунтинс. Как искажено ее старое лицо, как дрожат от усилий руки…

— Она ведь сильно повредила те красивые лампы — продолжил я, берясь за ведро — Если бы ей не повезло…

— Но ей повезло!

— Да — согласился я — Она нашла «золотую кладовку». Одна из напольных плит поднялась, заодно опрокинув чей-то торговый киоск. Под плитой оказалось обрешеченное пространство с парой дверец, стянутых проволокой с алой пломбой. Тетушка Мо опомнилась не сразу — как она заявила репортеру и комиссии по дознанию — но потом вытащила из кармана старый фонарик и посветила внутрь. Увидев что там, она побежала по пустому ночному коридору к ближайшему участку Внутренней Охраны.

— А там… — Криппи аж всхлипнул, болтаясь на лестнице.

Он явно знал ответ, но как большой ребенок хотел услышать всю историю до конца.

— А там, как оказалось позднее, находились инженерные доспехи. Боевой костюм, по сути. Сервоприводы, вооружение, навесные и встроенные инструменты. А внутри доспехов находился инженер Джейк Глыба Мортис, одна из знаменитейших личностей корпорации СурвМаунтинс и тот, кто возглавлял строительство Хуракана со стороны своей организации. Все знали, что он умер во время завершающего этапа стройки убежища, но никто не знал где его могила — полагали, что она на поверхности. Там, где сейчас бродят мутанты. А она оказалась здесь… под уличным покрытием… Вот и вся история. Могилу решили перенести, инженера перезахоронить, но уже без его столь ценного для нас имущества. А раз имущество перешло в собственность Хуракана — Тетушка Мо получила десять процентов от его стоимости. И стала очень богатой… Прожила еще три года и умерла от цирроза печени, спившись на радостях. Как-то так…

— Умеешь ты истории заканчивать…

— Ага — бросил я и потащил ведро по центральному путеводу.

— А бабку мне один черт не жалко! — донеслось мне вслед.

— Да никому не жалко! — крикнул я в ответ и почти уронил полное грязи ведро на пол. Выждав пару секунд, я сменил руку и потащил эту гадость дальше.

Плечи ломит так, как никогда прежде. Что-то щелкает внутри носа, прямо вот щелкает, по-другому не назвать и что-то копошится где-то за левой глазницей. Будто крохотный червяк как-то попал мне за нижнее веко, заполз дальше за глазное яблоко и там заблудился, слепо блуждая по кругу и изредка пытаясь прогрызть себе путь к свободе…

И один черт я, мягкотелый дебил, не буду усталого Нурлана, что вон там у стены едва заметно подрагивает во сне…

Вернувшись с пустым ведром, я спустил его вниз и глянул на присевшего на корточки Криппи, что обхватил голову грязными ладонями и покачивался, светя налобным фонарям вниз.

— Эй… не спятил еще там? — я попытался спросить это бодрым тоном, но сорвался на протяжный долгий зевок.

Криппи ответил не сразу. Он еще с полминуты так сидел в ставшей чуть чище воде, а когда поднялся сам и уставился на меня, то едва слышно спросил:

— Вот на кой хрен это все, Амос?

— Что это?

— Ну вот наша тухлая сурверская житуха — на кой хрен она нужна, а?

— Не въезжаю…

— Да все ты въезжаешь! Холисурв! Все ведь знают, что ты не дебил, а начитанный придурок!

— Круто…

— Ты ведь сам хоть раз на эту тему извилины напрягал, верно?

— Бывало даже пару раз — согласился я — Задумывался о прошлом и о будущем… О том, что все свои дни нашему поколению придется провести в коридорах Хуракана.

— Вот! Ну и на кой хрен нам эта тухлая сурверская житуха? Я прямо щас стою по колено в рыбном дерьме в темном вонючем тоннеле… из всех радостей жизни — курнуть тасманку. Ну может еще глянуть какой-нибудь старый м-у-ууви…

— Му-у-уви… — повторил я с усмешкой.

Он снова произнес очередное слово очень и очень ласково. «Му-у-уви»…

— Не забивай дымную голову ерундой, Криппи — посоветовал я — Главное, что мы живы. Нашим предкам, а теперь и нам, нехило так посчастливилось. Вот и ты проживешь всю свою жизнь в нашем тихом сурверском раю. Работа тяжелая, но простая. Развлечения есть, жратва вкусная, а мыло не только имеется, но еще и лимончиком пахнет. Че тебе еще надо для счастья?