- Сколько, - спросил я.

Тарабрин, после того, как представил меня этому фармазону, вообще старался не отсвечивать в разговоре.

- Три тысячи бакинских рублей, - ответил умелец. – Это с оптовой скидкой. И за твоего напарника еще скидку учти, ему как постоянному клиенту.

- Согласен, - ответил я. – Вот задаток.

Положил на стол пять сотенных купюр нового образца.

- Слышал я про них, но еще в живую не видел, – повертел умелец в руках 100-долларовую банкноту с большим портретом покойного президента Франклина. Даже на свет ее посмотрел. - Заходите через две недели. Фотографии приноси три на четыре с уголком. ««Плакат»» на какую фамилию делать?

- Ян Дмитриевич Ковальский, купец второй гильдии из сосланных в Сибирь поляков. Второе поколение, – озвучил я заранее заготовленную ««рыбу»».

- Много лишней информации. ФИО и вероисповедание. Больше ничего не нужно. Ну, и город, в котором выдавали.

- Вероисповедание католическое. Город – Анадырь. – Ответил я.

- Не пойдет Анадырь, – возразил он мне. - Как место жительства вполне, но не как место выдачи заграничного паспорта. Запишем - Охотск. Там сидело начальство, как Чукотки, так и Камчатки. Слушай, а Тобольск тебе не подойдёт? У меня в коллекции оттиск их городской печати есть, а охотскую печать придется искать в архиве. И ««чугунка»» через Тобольск не проходит. Туда тоже поляков ссылали. Бывшую шляхту мятежную.

Я согласился на Тобольск. Какая разница?

Что меня покоробило, так это то, что никакого игрового настроя у гравера не было. Всерьез он всё говорил и делал.

Выйдя из прохладного подвала на жаркую и пыльную Малую Бронную, рассказал свои выводы Тарабрину.

- Митрий, я тоже по первой напрягся от такого общения. Почувствовал себя аж народовольцем в подполье,- ответил Тарабрин. – Но делает он всё качественно, как для жизни. Хоть мы и представляемся ему этими чёртовыми реконструкторами. Пойдем лучше сластей нашим бабам накупим. Тут недалече есть фирменный магазин фабрики ««Красный Октябрь»». Потом сравним с ««Эйнемом»».

Как ни жгли мне руки доллары в бешеном количестве, но сначала сходили мы в Нижний Новгород 1913 года. На Макарьевскую ярмарку. Не одни. С нами было восемь помогальников из постоянной команды Тарабрина, которых он обзывал приказчиками.

Заселились на постоялый двор. Красивый бревенчатый дом, под русскую старину оформленный. Терем такой двухэтажный с многочисленными хозяйственными постройками и флигелями во дворе - того же стиля. Как Исторический музей в Москве.

Одет я был плохо и это меня нервировало. Косоворотка, полосатые холщёвые порты, юфтевые сапоги, жилет и пиджак, хоть и шерстяные, но от разных костюмов. На голове картуз, похожий на фуражку – всё из тарабринского барахла. Ужасно выглядел, в отличие от самого Ивана Степановича, который гляделся даже щёголем. В бежевой чесучовой тройке, манишке с бабочкой, двуцветных туфлях и в шляпе-канотье соломенной. Даже тросточку с серебряным набалдашником прихватил. В манжетах у него брюлики в золоте сверкали. А через живот двойная золотая цепь часовая с брелоками.

Лето, жарко, а я в сапогах как этот… Прислуга отельная, на меня глядючи, рожи кривит. Остается только плохое настроение портить до упора. Хотя куда уж дальше.

- Доверься мне, Митрий, - шепнул Тарабрин. – Всё будет хорошо.

Ну, я и за ним тишком да молчком.

А вот перед Степанычем местные половые просто стелись, величая его ««вашим степенством»».

Приказчиков определили во флигель, а нас ввели в трехкомнатный люкс на втором этаже главного здания. В центре гостиная, а по сторонам смежные спальни. Куча бархатных драпировок на дверях и окнах. На стенах довольно неплохие картины в золоченых багетах. В оконном простенке большие напольные часы башней фирмы ««Мозер»». Стильная мебель. И люстра электрическая – бронза с хрусталём. Был даже ватерклозет, вполне современного мне вида, только вместо фаянса – чугун эмалированный.

Тарабрин приказал подать нам в номер водки, сливочного масла с французской булкой и белужьей икры. И местного модного портного – тоже в номер подать.

- Зачем нам портной? – спросил я, намазывая себе бутерброд.

- Ну не ходить же тебе тут как хитрованцу. Ты у нас хоть и провинциал по местным нормам, но всё же купец аж второй гильдии. А у нас тут крупная закупка на восемь возов и одну двуколку. С лошадьми. Никто же не знает, что у тебя золота полсаквояжа. Вот для начала тебя и приоденем. А по одёжке встречают…

- Заметил уже, - скривил я рожу, - А лошади тебе зачем, куда потом они? У тебя же люди на волах пашут, на осликах ездят. Я только водовозов с лошадьми видел.

Да хоть куда, - ответил Тарабрин, разливая ««Спотыкач»» шустовкой выделки. – Кроме как сразу обратно. Хоть в работу, хоть на колбасу. Тебе, к примеру, хозяйством обзаводиться надо.

- Где я конюхов возьму?

- Лучше всего нанимать их в год эмансипации крепостных. Из наследственной дворни, которых многие помещики от жадности на улицу выпнут. Эти, пока не побосячили, служат хорошо. Особо если семейных берёшь. И баб их к хозяйству приставить можно. Не понравится – через пятилетку расчет в ассигнациях, в вашем времени сделанных – они лучше настоящих будут. И обратно его. Он с твоими деньгами лавочку откроет – будет жить. А понравится работник – как сам договоришься дальше с ним.

- Какое хозяйство? - не понял я. – Зачем?

- Ну, не век же тебе в вагоне жить, - поднял брови Тарабрин. – Тебе Крым нравится, вот и заселяй гору Митридат. Построиться я тебе помогу. И людьми, и материалом. Сам заниматься маетком не захочешь – Василиса на то есть. Баба она хваткая. Правит работниками твердо. А у вас, как я посмотрю, всё сложилось удачно. Сам удивлён. Васька после гибели мужа никого к себе не подпускала. Что сидишь – наливай. Мы тут купцы или кто? Не выходи из образа.

Модным портным оказался молодой кудрявый еврей. Бритый. Глаза карие на выкате. В речи с характерной картавинкой.

Измерил меня всего самодельным из клеёнки мягким метром. Показал модные журналы. Французские. Спросил о пожеланиях.

Я кивнул на Тарабрина. Сказал.

- Хочу быть как он.

- Это летний костюм, - поддакнул проводник. – Но моему компаньону еще нужен и зимний выход.

Тут же возник на столе альбом с образцами тканей.

Выбрал тёмно-синий бостон в тонкую, едва заметную, полосочку.

- Надеюсь, туфли у вас найдутся? – посмотрел Тарабрин на портного пристально. – И головные уборы, конечно.

Нас заверили, что всё будет как в лучших домах ЛондОна. Даже лучше.

- Фирма Ротштерн гарантирует, - гордо вскинул местечковый кутюрье голову, демонстрируя нам свой выдающийся кадык.

Получив от меня задаток в один империал, портной удалился, заявив, что первая примерка будет завтра.

- Что, Степаныч, - разлил я по-новой. - Чтобы не выходить из образа, позовём девочек?

- Это как раз лишнее, Митрий. Сифилис тут гуляет. На ярмарку все окрестные проститутки даже из Москвы сбежались. Увидишь красивую, хорошо одетую даму, которая покажет тебе кольцо на кончике языка – можешь смело договариваться о цене. Но не советую. Хоть в твоём времени, говорят, что сифилис уже лечат. Но оно тебе надо играть в такую лотерею.

- А сколько стоит такая дама? Просто так спрашиваю, из интереса.

- От двадцати пяти рублей и выше. За обычный сеанс. Если что желается экзотическое – то по согласованию сторон. В прошлый раз модной тут была дива, что насасывала ртом. Так та меньше ста рублей с клиента не брала. И что ты думаешь? Очередь стояла.

- Потерпим, - сказал я. – Незачем Василисе такие подарки привозить.

- Вот это правильно, – поднял рюмку Тарабрин. – За это и выпьем.

- Ну, за благоразумие, - поддержал я проводника, подражая голосу актёра Булдакова.

Выпили.

- Зачем я тебе в Крыму? – проявил я интерес. Вряд ли Тарабрин заговорил об этом просто так.

- Соль, - кратко ответил Иван Степанович и пояснил. – За солью этой чёртовой мы практически экспедиции через год - два посылаем. Отрываем кучу людей от земли. Да и не знают они, где нормальную соль в Крыму брать. Каждый раз новое место пробуют. А ты если и не знаешь нужное место, так найдешь в своем ««осевом времени»». Как и нужную технологию добычи. Вот тебе и дело в нашем Беловодье. Практически монополия. Склад с приказчиком можно и на Тамани держать. Только пополняй вовремя. По домам люди сами ее развезут. А то сейчас отсюда из восьми фур, две с солью пойдут.