Даже 1,5 g – большой риск, но Мори хотелось верить, что ее многострадальный мозг все-таки способен выдержать еще одно небольшое напряжение. Если позволить себе более длительный сон, есть риск, что люди Ника успеют предпринять против нее какие-то шаги.

Если ее задумка сработает – если Мори все вспомнила и сделала правильно, – она сможет избежать приступа гравитационной болезни и сохранить угрозу уничтожения корабля. Ник ни разу не был в ее каюте во время ускорения или торможения и не знает, как она защищается от болезни. Прежде чем он решится сделать ей вызов, ему придется выяснить – или угадать, – какие у нее козыри. А на это уйдет время. Возможно, что «Мечта капитана» уже выйдет из гиперпространства. А оказавшись в ближнем космосе, Саккорсо может и пересмотреть обязательство, данное Амниону.

Приготовления заняли у Мори много времени. Их сложность не способствовала скорому завершению, да и память начала сдавать. Эмоциональная опустошенность оказалась сильнее электронных импульсов.

На пределе своего умственного восприятия Мори заметила, как «Мечта капитана» начала ускоряться.

– Нас преследуют два амнионских корабля, – донесся голос Кармель.

Неожиданно на вспомогательном мостике появилась Мика Васак и села за пульт оператора внешнего обеспечения.

– Ник послал меня следить за тобой, – как всегда нахмурившись, сказала она. – Не беспокойся, мешать тебе не собираюсь.

Плохо. Мика будет свидетелем беспомощности Мори во время ускорения. Чтобы как-то обезопасить себя, она вновь протянула руку к кнопке детонатора. Однако внимание Мори рассеивалось все больше и больше. Из последних сил Мори поспешила завершить свои приготовления. Любая ошибка, и ускорение лишит ее рассудка…

– Ничего не знаю об этом, Ник, – вдруг раздался голос Вектора по внутренней связи.

– У меня нет настроения гадать, – отрезал Ник. – Говори, как есть.

– Насколько я могу судить, новое оборудование в порядке, – ответил механик. – Питание подано – все работает без сбоев. Но понимаешь, Ник… – Вектор на секунду запнулся. – Некоторые тесты не идут, хоть ты тресни. С остальными все в порядке, но эти… Объяснений причин могут быть десятки. Чтобы разобраться с ними, потребуется месяц.

– А ты рискни, – хриплым голосом предложила Мори.

– Нет! – резко возразил Ник. – Этого делать мы не будем. Мори, твое время, так или иначе, вышло. Во-первых, ты не можешь не спать у кнопки еще месяц. Во-вторых, я не собираюсь рисковать и включать тахионный двигатель. С одной стороны, для этого нам нужно слишком большое ускорение (но тогда ты взорвешь корабль), с другой стороны, если двигатель подведет, мы поджаримся в гиперпространстве… Посмотри фактам в лицо, Мори! У тебя нет выхода.

Холодный и до отвращения знакомый страх сдавил горло Мори. Ей пришлось пересилить себя.

– А если Вектор станет тестировать оборудование месяц, у Станции всех свобод будет достаточно времени убедиться, что ты их обманул. Пожалуй, те два корабля откроют огонь.

Ник должен слышать ее. Обязательно должен.

– Я дам тебе десять минут, чтобы набрать скорость, – с мрачной решимостью продолжала Мори. – таймер я установила. – При этих словах Мори ввела в компьютер соответствующую команду. – Иначе я не пощажу корабль. Будет реализована программа самоуничтожения.

– Мори! – протестующе воскликнул Вектор. – А твоя гравитационная болезнь?

Пора нанести Нику удар в самое больное место.

– Проклятье! – воскликнула Мори. – А как вы думаете, зачем мне зонный имплантат?!

Пусть думает, что она не беспомощна. Пусть думает что ей не обязательно терять сознание, чтобы не потерять рассудок. Пусть поверит во все это.

То, как Ник выругался, подсказало Мори, что Саккорсо поверил.

– Приготовиться к ускорению! – рявкнул Ник на весь корабль. – Даю тридцать секунд! – Тут же последовали его распоряжения Вектору и рулевому.

Тридцать секунд. Тридцать секунд на последнюю уловку, на последнюю попытку спасти Дэйвиса и себя. Страх, словно холодный туман, окутывал ее, когда она повернулась к Мике.

– Ты знаешь, я поставила на карту все, – проговорила Мори как можно более твердо. – Ты знаешь, у меня нет выбора. Я повернусь к тебе спиной, чтобы ты не видела, какие меры предосторожности я принимаю. – Таким образом, Мика не увидит, как она заснет, не увидит, как она отпустит кнопку детонатора. – Это для твоей же собственной безопасности. И, пожалуйста, не надо на меня нападать.

Мика пожала плечами.

– Рискуешь ты, – ответила она. – Тебе с ним говорить, когда все кончится, не мне… – Через мгновение она добавила: – Я почему-то уверена, что ты не собираешься взрывать нас прямо сейчас. Кроме того, я сама хочу убраться из пространства Амниона.

Время вышло. Мори развернула кресло так, чтобы его спинка скрыла ее от глаз первого помощника. Когда двигатели «Мечты капитана» развили максимальную тягу, она потеряла сознание.

Научный прогресс часто достигается и таким путем: сначала появляется изобретение, а затем прилагаются усилия для выяснения того, что же все-таки изобретено. Жуанита Эстевец построила тахионный двигатель за пять лет до того, как поняла суть своего открытия.

Ее достижение стало свидетельством того, что можно спроектировать и построить тахионный двигатель, зная о тахионах лишь понаслышке. Когда Эстевец, наконец, выяснила, как работает ее изобретение, она назвала эффект, а затем и двигатель, «тахионным», по названию частиц, движущихся быстрее, чем свет в вакууме. Очевидно, тахионы здесь ни при чем, но название, тем не менее, прижилось. Через столетие после того, как корабль ближнего космоса благодаря новому изобретению впервые преодолел гиперпространство и благополучно вернулся на Землю, двигатель по-прежнему называли тахионным.

Конечно, доктор Жуанита Эстевец была гением, хотя, по мнению некоторых своих коллег, и «с большим приветом».

Устройство, со временем оказавшееся прототипом тахионного двигателя, проектировалось ею как «разделитель вещества». Предметы, помещавшиеся в его поле, исчезали, «разделялись» на составные частицы и, предположительно, рассеивались в атмосфере. Больше всего заботясь о собственной безопасности, доктор не спешила делиться промежуточными результатами своей работы. Наоборот, Эстевец ушла в нее с головой, сосредоточившись на исследовании в двух направлениях: во-первых, она хотела измерить интенсивность излучения «разделенных» частиц в атмосферу, во-вторых, она попыталась определить мощность самого «разделителя», экспериментируя с предметами из различных материалов и различной массы.

«Силу излучения» доктору определить так и не удалось, зато эксперименты с предметами с различными физическими характеристиками дали непредвиденные результаты.

Но даже и тогда вмешался случай. А пока доктор Эстевец и не подозревала, что тестируемые предметы все-таки куда-то перемещались, причем не «разделенные», а целиком. Она не знала и того, что местоположение перемещенного предмета зависит от взаимного влияния величины поля, массы объекта, а также направления и скорости, придаваемых предмету при воздействии него полем (в ходе данных экспериментов вращение Лабораторной станции обеспечивало и направление, и скорость).

В один прекрасный день доктор Эстевец поместила в поле своего устройства титановую болванку. Практически в тот же самый миг Лабораторную станцию потряс взрыв, разворотивший одну из ее переборок. Причина взрыва выяснилась тогда, когда в переборке была найдена застрявшая титановая болванка. Болванка, пройдя через гиперпространство, вышла в физическое пространство, уже занятое переборкой. Поскольку болванка оказалась тверже переборки, последняя не выдержала и разорвалась.

Естественно, никто не придал этому происшествию значения, пока доктор Эстевец довольно робко не призналась, что болванка принадлежит ей.

Продолжение исследований оказалось под вопросом. Сама доктор Эстевец, смущенная тем, что не понимает собственных экспериментов, стала еще более замкнутой и подозрительной. Научный руководитель станции разрывался между желанием продолжать эксперименты, начатые доктором Эстевец, и соблазном отстранить ее от исследований. Хозяйственный администратор станции выступал против всего проекта, аргументируя свою позицию тем, что риску пострадать от разрушений подвергается вся станция.