И я поймал себя на том, что Фреда нравится мне даже больше, чем я думал.

– Спасибо, – сказал Дворкин Фреде и кашлянул, прочищая горло. – Итак, на чем я остановился?

Я послушно подобрал ложку и вернулся к супу. На самом деле, есть мне уже расхотелось, но нельзя было показывать Локе, что он таки испортил мне аппетит.

– Оберон – мой сын, – уверенно заявил Дворкин. – Я это знал еще с момента его рождения. И сегодняшнее испытание это подтвердило. Но что касается Логруса, сложность в том... он до сих пор остается загадкой, даже для меня. Его узор присутствует в Обероне – в этом сомнений быть не может, – но по какому-то капризу судьбы или выродившейся крови нашего несчастного семейства узор искажен куда сильнее, чем у кого-либо из нас. Ничего более я к этому добавить не могу.

И вновь воцарилась тишина. Но теперь мои братья и сестры смотрели на стол, на стены, на свои тарелки, друг на друга, на Дворкина – куда угодно, лишь бы не на меня.

Неловкое молчание тянулось уже несколько минут, когда вдруг голос подал Эйбер.

– Отлично сработано, Локе! – воскликнул он и захлопал в ладоши. – Превосходный способ помочь недавно появившемуся брату освоиться в семье и украсить застольную беседу!

– Заткнись! – прорычал Локе.

Но тут Фреда тоже зааплодировала, за ней – Блэйзе и Пелла, а там и почти все остальные. Дворкин запрокинул голову и расхохотался.

Я смотрел на них и ничего не понимал. Уж чего-чего, а такой реакции я никак не ожидал.

Локе гневно уставился на меня, потом на Эйбера, но промолчал – наверно, помнил угрозу Фреды.

Вместо этого он вскочил со стула, уронив салфетку, и размашистым шагом двинулся к выходу из зала.

– Отнесите ужин в мои покои! – велел он одному из слуг. – Я предпочитаю есть в цивилизованном обществе – наедине с собой!

Но эта реплика лишь вызвала новый взрыв аплодисментов.

– Да, такое я вижу впервые! – радостно заявил Эйбер, когда Локе оказался за пределами слышимости. – И не могу сказать, чтобы это пошло во вред застольной беседе.

Он подхватил свою тарелку и с большой помпой перебрался на то место, которое перед этим занимал Локе. Умостившись, Эйбер быстро подмигнул мне.

– Эй! – бросил он тем, кто сидел на дальнем конце стола. – А тут еда делается вкуснее!

Все рассмеялись... все, кроме Дэвина, сидевшего рядом с Эйбером. Ну да, он ведь правая рука Локе. И явно относится к своему положению очень серьезно. Дэвин нахмурился, и я уж подумал, что сейчас он тоже встанет и выйдет, дабы продемонстрировать свою солидарность с Локе... но он так этого и не сделал.

Потом Дэвин взглянул на меня, и я узнал чувство, скользившее в его взгляде.

Это было не ненависть или недоверие.

Это была жалость.

И я вдруг понял, что превратился в их глазах в калеку. Ведь все они могли делать то же, что и Дворкин. Путешествовать по Теням, призывать свое оружие издалека, связываться друг с другом с помощью магических карт – одни боги знают, на что еще они способны!

И теперь они жалели меня, как жалеют солдата, потерявшего в битве правую руку, а с ней и способность сражаться, или как жалеют переписчика, утратившего зрение. Они жалели меня, потому что мне никогда не суждено разделить с ними величайший дар нашей семьи – Логрус.

Я обвел всех взглядом. Никто не осмелился посмотреть мне в глаза. Похоже, все они испытывали сходные чувства. И лишь Фреда с Эйбером готовы были принять меня таким, каков я есть.

Фреда погладила меня по руке.

– Не нужен тебе этот Логрус, – сказала она. – Знаешь, он ведь в свое время едва не убил отца и меня. Я после него целый месяц пролежала без сознания.

Мне сделалось любопытно.

– Что, вправду?

– Похоже, это наша семейная проблема, – пояснила Фреда, понизив голос, чтоб не услышал никто, кроме меня. – Меньше всего сложностей было у Локе. Лично я считаю, что причиной тому дурная наследственность. Он родился от первой жены отца, леди Хаоса. Это был брак по договоренности, заключенный задолго до того, как отец получил титул. И самая большая ошибка отца заключалась в том, что он в нее влюбился. Он это повторяет при всяком удобном случае.

Я выдавил из себя смешок.

– Спасибо, – тихо поблагодарил я. – Всегда хорошо, когда рядом с тобой друг.

– На самом деле, никто из нас тебе не друг, – так же тихо ответила Фреда, и в ее голосе мне почудилась тоска. – Не доверяй нам, но люби нас всех, даже Локе, ибо мы – семья. Предательство у нас в крови, и мы не в силах изменить себя.

Я с любопытством взглянул на Фреду. Мне снова вспомнилась история с Инвиниусом. Это что, признание? Или просто невольно прорвавшаяся горечь человека, которого ранит все то, что творится вокруг.

– Слишком уж ты пессимистична, – в конце концов сказал я. – Я предпочитаю считать всех друзьями, пока не доказано обратное.

– Наивный ты человек, Оберон.

– Мне случалось разочаровываться в людях... но бывали и приятные сюрпризы.

Фреда улыбнулась.

– Ты нас не знаешь. Но еще узнаешь – и, боюсь, слишком скоро. – Она снова погладила меня по руке. – У тебя доброе сердце. Я искренне тобою восхищаюсь. А теперь доедай свой суп.

Я съел еще несколько ложек, чтобы порадовать Фреду, но вкуса не почувствовал. Больше всего мне сейчас хотелось оказаться одному, чтобы обдумать сегодняшние события. Они сменяли друг друга так стремительно, и их было так много, что они еще не уложились у меня в голове.

Впрочем, с уходом Локе атмосфера за столом заметно улучшилась. Присутствующие понемногу начали переговариваться, а там и подоспело очередное блюдо: протушенный, а затем обжаренный фазан – или какая-то дичь, очень на него похожая, а на гарнир – жареная с пряностями картошка и какие-то желтые овощи размером с грецкий орех. На вкус они больше всего напоминали свежую лососину.

Я ел медленно, прислушиваясь к каждому слову. Дэвин рассказывал Титусу и Коннеру о новой лошади, которую он сейчас объезжал. Блэйзе рассказывала Пелле и Изадоре о скандале на кухне; в скандал были вовлечены повар-кондитер и две судомойки. Насколько я уразумел, она только что узнала подробности от белошвейки, а та услыхала обо всем от огородницы, ведающей пряными травами. Эйбер и Фреда беседовали о новых картах, которые Эйбер намеревался нарисовать. А Дворкин... то есть отец... смотрел на всех и улыбался, как великодушный правитель, которым ему так хотелось быть...

Обо мне старательно не говорили... и так же старательно не смотрели в мою сторону. И это ранило почти так же сильно, как и оскорбления.

Оберон слабак.

Оберон калека.

Оберон, обреченный на бессилие.

Но должен же существовать какой-то выход! Быть может, Дворкин – то есть папа – ошибся. Может, где-то внутри меня есть и правильный вариант Логруса, а он просто его не разглядел. Может...

Нет. Нечего терзаться несбыточными мечтаниями. Я заставил себя выбросить из головы всякие мысли о Логрусе. В конце концов, жил же я до сих пор, не зная ни о Логрусе, ни о даруемых им силах. Я всю жизнь полагался лишь на собственный ум да крепость рук. И не нужны мне все эти фокусы Дворкина, магические карты и заклинания. Мне подавайте добрый меч да хорошего коня.

Когда слуги убрали грязные тарелки, но еще не успели подать следующее блюдо, отец откинулся на спинку стула и пристально взглянул на Дэвина.

– Как движется набор новых рекрутов? – спросил он.

В этом я кое-что смыслил, а потому подался вперед и с интересом уставился на Дэвина. Надеюсь, войсками Локе управляет лучше, чем налаживает отношения с родней.

– Лучше не бывает, – ответил Дэвин. Он коротко обрисовал положение дел, упоминая различные названия отрядов – типа «Орлов», «Медведей» или «Волков». Мне это все ничего не говорило. В отряде с равным успехом может быть и сотня человек, и тысяча – смотря как у них поставлено дело.

Впрочем, отца доклад вполне удовлетворил. Да и мне то, что я услышал, понравилось. Похоже, Локе и Дэвин неплохо разбирались в военном деле. Судя по докладу, новые рекруты уже начали подготовку и через несколько недель смогут влиться в основное войско.