– Мне так и показалось, что я слышу твой голос, – сказал Дворкин, схватив меня за руку и втащив в кабинет. Хватка у него была железная. – Ты определенно не спешил явиться ко мне, Оберон.

И он захлопнул дверь у Эйбера перед носом.

Я очутился в помещении без окон; в кабинете царил беспорядок и пахло затхлостью. Вдоль стен стояли длинные деревянные столы. На них валялись грудами бумаги, свитки, деревянные шкатулки, камни странной формы, бессчетные кристаллы разных размеров и множество других вещей, которых я даже не мог вот так вот, с ходу опознать. На пыльных полках стояли сосуды с аккуратно написанными этикетками; должно быть, в них хранились ингредиенты для разнообразных зелий и заклинаний. На одном из столов красовался скелет; выбеленные солнцем кости были скреплены между собою проволокой. У неведомого существа при жизни было не менее четырех рук... если не все восемь. На другом столе над свечами грелись бутылки странных форм с содержимым всех цветов радуги; от некоторых исходил весьма любопытный пряный запах. Слева располагались узкие двери, ведущие в еще одну комнату – насколько мне было видно через дверной проем, такую же захламленную.

– Давай, давай, – нетерпеливо произнес Дворкин. – Я и так уже потратил много времени на твое спасение. Нас ждет работа, и лучше всего будет, если мы возьмемся за нее без промедления.

– Ладно, – отозвался я, невольно вспоминая манеры своей юности. Внутренний голос подсказывал мне, что сейчас – самый подходящий момент для того, чтобы надавить на Дворкина – и потребовать от него объяснений.

Но я не мог. Пока еще не мог. Он все еще оставался для меня дядей Дворкином, моим наставником, которого я уважал и которым восхищался... и которого привык слушаться. Я долго жил без него и сам командовал людьми, но сейчас все эти годы улетучились бесследно, и я вновь почувствовал себя десятилетним мальчишкой, безоговорочно выполнявшим все распоряжения Дворкина.

Мы прошли в соседнюю комнату, заваленную книгами и свитками – я в жизни не видал столько книг сразу. Здесь их были тысячи.

Дворкин, не останавливаясь, провел меня в следующую комнату; там стояли разнообразные механизмы и устройства, явно сконструированные им самим. На полу и столах лежали какие-то странные детали и фрагменты полусобранных (или полуразобранных – этого я определить не мог) устройств. У некоторых имелись трубки и проволочки, соединяющие большие камни с чем-то наподобие изъеденных коррозией медных шаров, от здоровенного, футов четырех в диаметре, до маленьких, размером с ладонь. Другие напоминали сказочные замки, спряденные из стекла; в них пульсировали или ровно горели розовые, белые и желтые огоньки. Напротив, в огромном камине, занимающем целую стену, висело три больших котла; их содержимое клокотало, хотя огонь в камине не горел. Все эти зелья образовали любопытное сочетание запахов – более всего это напоминало запах воздуха после грозы, только еще чувствовалась слабая кислинка. Волосы у меня на загривке начали становиться дыбом, и я невольно вздрогнул.

Дворкин, то есть отец, заметил это и коротко рассмеялся.

– Чем ты тут занимаешься? – спросил я.

– Дистиллирую.

– Бренди? – поинтересовался я, хотя и понимал, что тут должно быть что-то посложнее.

– Жизненную силу.

Я ответил невнятным междометием, ибо плохо себе представлял, что делать с жизненной силой.

Дворкин вытащил откуда-то два деревянных стула с высокими спинками, и мы уселись лицом друг к другу. Но Дворкин старался не смотреть мне в глаза. Может, он чувствовал себя... виноватым? За то, что не позволил мне узнать, что у меня есть отец и семья? За то, что скрыл от меня правду о моем рождении? За то, что покинул меня на много лет?

Мы долго молчали, и эту полную неловкости тишину нарушал лишь стук капель в каком-то механизме и ровное шипение одного из котлов.

– Дворкин... – произнес в конце концов я. – Или я должен называть тебя папой, как Эйбер и все прочие?

Дворкин заерзал на стуле.

– Сойдет и то, и то. Возможно, Дворкин даже лучше... Я был для тебя неважным отцом. Хотя «папа» – тоже звучит неплохо...

– Значит, пускай так и будет... папа.

– Что еще ты успел выяснить с момента приезда? – негромко поинтересовался Дворкин.

– Не так много, как мне хотелось бы. – Я сглотнул. У меня пересохло во рту, и впервые в жизни я поймал себя на том, что мне трудно подобрать слова. В горле у меня стоял комок размером с яблоко. Мне трудно было разговаривать с Дворкином спокойно – теперь, когда я узнал все то, что узнал. – Очевидно, у тебя есть враги во Владениях Хаоса, и по меньшей мере один из них пытается уничтожить тебя вместе со всем твоим семейством. К несчастью, я, похоже, тоже к нему принадлежу.

Дворкин кивнул.

– За последний год на меня покушались дважды. А семеро моих детей – две дочери и пятеро сыновей – исчезли. Полагаю, их убили. – Он покачал головой. – Я не знаю, кто за этим стоит. Но пока я выясняю, кто же это, я разыскал вас всех в Тенях, привел сюда... и приготовил Джунипер к обороне – на тот случай, если на нас нападут.

– Почему ты ничего мне не сказал? – требовательно спросил я, вставая. Я просто не мог больше сидеть и потому принялся расхаживать по комнате. – Я имел право знать, что ты – мой отец!

– Так пожелала твоя мать, – тихо произнес Дворкин, – чтобы защитить тебя. Она знала, что, если ты узнаешь правду, тебя уже не угомонишь. Ты захотел бы встретиться с остальными родственниками, узнать Логрус и овладеть Тенями...

– Да, черт подери!

– Я стал другом семьи, – сказал он, – чтобы быть рядом с тобой, учить тебя, видеть, как ты растешь.

– Ты позаботился о том, чтобы я научился тому, что я должен буду уметь, – сказал я, заподозрив правду. – Ты приготовил меня к жизни военного. Очевидно, ты все это время тайком следил за моей карьерой, а может, даже направлял ее.

– Так сделал бы любой отец, помнящий о своем долге.

– Нет! – Я смерил его гневным взглядом. – Отец, помнящий о своем долге, сказал бы мне правду!

– И пошел наперекор желаниям твоей матери?

– Она умерла! А я остался жив! Ты бросил меня! Бросил родного сына!

– Я обещал ей. А я своими обещаниями не разбрасываюсь, Оберон... Я слишком ее любил, чтобы не исполнить ее волю.

– «Любил?!» – Я сорвался на крик. – И при этом породил еще невесть сколько сыновей в других Тенях? Так сколько же у тебя жен? Десять? Двадцать? Неудивительно, что тебе оказалось не до меня!

Дворкин дернулся, словно от пощечины. Я понял, что причинил ему своими словами такую боль, какой не причинил бы ни один удар. Возможно, этого я и хотел – и уж точно мне не было его жаль.

– Ты не понимаешь, как устроены Тени, – сказал Дворкин. – И я старше, чем ты думаешь. В разных мирах время течет по-разному...

Я отвернулся. Я не хотел, чтобы он видел мои слезы. Солдаты не плачут. Но события развивались слишком быстро. Мне нужно было время – чтобы подумать и разобраться в странных тайнах и полуправде, из которых состояла моя жизнь.

Дворкин – папа, мой отец, подошел и положил мне руку на плечо.

– Но теперь я здесь, – мягко произнес он. – Я не могу изменить прошлое, но могу извиниться за него. Возможно, мне и вправду следовало сказать тебе об этом раньше. Возможно, мне не следовало давать такого обещания твоей матери. Но сделанного не воротишь. Теперь ты обрел свое наследие. У тебя есть... семья. Так обними же нас всех.

Я повернулся к нему.

– Я не знаю, с чего начать.

– У тебя наверняка много вопросов. Спрашивай.

Я заколебался, прикидывая, о чем спросить в первую очередь.

– Расскажи мне об... как ты это назвал? Логрус? – сказал я, пытаясь припомнить его слова. – Расскажи о Тенях и о том, как ходить по ним. Я тоже хочу этому научиться.

– Это... трудно объяснить. – Дворкин нахмурился. – Представь себе отдельно взятый мир, место в центре мироздания... первоисточник жизни, могущества и мудрости.