— А нарисую-ка я снежную бабу! — Мати вытащил белый карандаш и начертил большой круг. Но белый круг на белом был почти незаметен.

— Ничего, — решил мальчик и вывел еще один круг, чуть меньше, — это будет голова. Потом взял желтый карандаш и нарисовал здоровенный нос-морковку. Черным — глаза-угольки. А синим — ночной горшок-шляпу.

Мати разглядывал свою работу — вот тебе на, выходило, что нос-морковка, глаза-угольки и шляпа-горшок висят в воздухе, потому что самой снежной бабы вообще не было видно.

— Пустяки, — подумал Мати и обвел туловище и голову снежной бабы красным карандашом. Появились очертания снежной бабы, и тогда мальчик закрасил ее целиком в красный цвет.

Он глядел и удивлялся: такой снежной бабы ни у кого не было. Это была особая снежная баба.

И тут Мати вспомнил собаку из снега, которую Майли обозвала верблюдом, и ему захотелось нарисовать настоящего верблюда. Но как он выглядит? Ага — у верблюда должен быть горб! Один? Или два? Синим карандашом Мати провел волнистую линию.

— А чем мы займемся сегодня? — раздался вдруг совсем рядом знакомый хрипловатый голос.

Наконец-то! Мати уже боялся, что Засыпайка больше не придет, что он совсем забыл о своем друге.

— Ничего подобного! — воскликнул Засыпайка, который, как известно, иногда умел читать мысли. — Просто тебе и без меня было интересно.

Засыпайка примостился на углу стола и стал рассматривать рисунки. Очень оригинальная мысль! — похвалил он. — Красная снежная баба на берегу летнего моря.

— Это вовсе не море! — засмеялся Мати. — Это верблюд! — И он живо пририсовал к одному краю волны голову и передние ноги.

Получился довольно своеобразный волнистый верблюд.

— А почему у него четыре горба? — спросил Засыпайка. — Верблюды бывают двугорбые или одногорбые.

— А это очень верблюжий верблюд, — пояснил Мати. — Самый верблюжий верблюд в мире!

— А отчего он синий? Обычно верблюды желтоватые.

— У меня желтый карандаш сломался.

— Ну-ка, ну-ка, кажется, у меня должен быть карандашик, если я не ошибаюсь, — сказал Засыпайка и вытащил из кармана новенький, остро заточенный желтый карандаш.

Мати начал перекрашивать синего верблюда в желтый цвет. Но не тут-то было! Под его карандашом синий верблюд сделался совершенно зеленым.

— Кажется, самый верблюжий верблюд в мире еще и самый необычный верблюд в мире! — сказал Засыпайка.

— Само собой разумеется, — подтвердил Зеленый верблюд, сошел с листа и кивнул умной головой. — Перед вами единственное в своем роде животное, — гордо сказал он. — О, несравненные сыны Севера, не желаете ли прокатиться на моей спине?

— Не знаю, — заколебался Мати, — я болею, а на улице снег и вьюга…

— О, не стоит придавать значения таким мелочам! — произнес верблюд. — Соблаговолите принять к сведению, что простуда лучше всего излечивается на спине верблюда. Вперед, блистательные сыны Севера, я спасу вас из снежного заточения!

И вдруг они втроем — Засыпайка, Мати и Тупс — очутились на спине Зеленого верблюда. А так как это был самый верблюжий верблюд в мире, то между его четырьмя горбами нашлось удобное местечко каждому, словом, как в кресле!

Они двигались по бескрайней пустыне.

Повсюду был песок. Горячий песок. Один песок. И безоблачное, пронзительно-голубое небо. И немилосердно пекло солнце. А Зеленый верблюд все шагал. Шагал и покачивался.

— Засыпайка, боюсь, мне станет плохо, — пожаловался Мати.

— Это морская болезнь.

— Какая морская болезнь? Тут же нет никакого моря, ни капельки моря.

— О, не стоит придавать значения таким мелочам! — произнес Зеленый верблюд. — Соблаговолите принять к сведению, благородные сыны Севера, что я корабль пустыни, ибо иду по пустыне столь же уверенно, как корабль по морю. Так что, путешествуя на моей спине, не мудрено захворать морской болезнью.

От этого разъяснения Мати легче не стало.

— Хочу слезть! — сказал он.

— Как угодно блистательным сынам Севера! — и Зеленый верблюд опустился на колени, чтобы путешественникам было легче сойти.

Так Засыпайка, Мати и Тупс стали пешеходами. Все шли как ни в чем не бывало, только Мати ступал, как-то смешно подпрыгивая.

— Мати, что это с тобой? Скачешь, как заяц! — засмеялся Засыпайка.

— Песок такой жгучий! — охал Мати, прыгая с ноги на ногу. Кто бы мог подумать, что по югу нельзя путешествовать без туфель!

Свою курточку от пижамы он обернул вокруг головы, пижамные брюки закатал до колен, а вот на ноги надеть было нечего. Тапочки-то остались дома, под кроватью.

— А, чепуха! — успокоил Засыпайка измученного товарища. — Сейчас раздобудем тебе сандалии. - Он приставил друг к другу концы указательных пальцев и прошептал:

Не тут-то было.

Засыпайка попробовал еще раз:

И снова ничего!

— Ну и дела, — испугался Засыпайка, — от этой болтанки на верблюде у меня в голове все слова переболтались. Ни словечка не помню!

— О, не стоит придавать значения таким мелочам! — сказал Зеленый верблюд. — Соблаговолите принять к сведению, восхитительные сыны Севера, что всего в получасе езды находится небольшой уютный оазис, где под могучими грибными деревьями работает знаменитый сапожник. Не соблаговолят ли юные господа продолжить путешествие на моей спине?

Тупс не заставил себя упрашивать: ему до смерти нравилось кататься на верблюжьей спине. И Засыпайка вновь примостился в ложбинке между третьим и четвертым горбом. Только Мати медлил: никак не мог решить, какую из двух зол выбрать — заболеть морской болезнью, качаясь на верблюде, или обжечь подошвы горячим песком.

Мати грустно смотрел вдаль, не веря, что Оазис Грибных Деревьев вообще когда-нибудь появится, и в эту минуту он заметил быстро приближающийся темный автомобиль.

— Смотрите, машина! — воскликнул мальчик.

Машина приближалась. И постепенно стало ясно, что это совсем не машина, а какое-то существо, семенящее неисчислимым множеством ног. Длинное, словно поезд. Конца его все еще не было видно, он появился гораздо позже.

— Мое почтение, многоуважаемая госпожа Сороконожка! — церемонно произнес Зеленый верблюд.

Многоуважаемая госпожа остановилась. Происходило это постепенно: передние ноги уже не двигались, а остальные еще семенили. Поэтому задняя часть Сороконожки задралась вверх, и многоуважаемая перекувыркнулась в воздухе. Только приземлившись на все свои ноги, она остановилась окончательно.

— Приветствую тебя, самый верблюжий из всех верблюдов! — сказала она.

— Позвольте спросить, куда путь держите?

— Позволю, раз уж спросил! — проворчала госпожа Сороконожка. — Домой спешу.

— Позвольте спросить, откуда путь держите? — спросил Зеленый верблюд.

— Да ничего я не держу, — рассердилась госпожа Сороконожка. — От сапожника иду. Поставил мне новые набойки на шестнадцатую и семнадцатую пару башмаков.

Только теперь пассажиры Зеленого верблюда заметили, что на каждой ноге Сороконожки красуются разные башмаки.

На ней был целый обувной магазин! Туфли и сандалии, тапочки и элегантные сапожки, дамские туфельки на тоненьком каблучке и кавалерийские сапоги со шпорами. За один раз всеми не налюбуешься!

— А для меня там найдутся сандалии? — немедленно поинтересовался Мати.