Я автоматически взял с фарфорового блюдца тонкостенную чашечку и отхлебнул теплого чаю. Дьявол, подумал я. Лысый дьявол. Нет дьявола, кроме дьявола, и Косталевич — пророк его.

— Что-нибудь случилось? — спросила Наташа.

Я посмотрел на нее. Она сидела так близко, такая красивая и такая чужая.

— Случилось, — сказал я. — Мне предложили продать Чашу.

— Этот?…

— Сашка — посредник, — объяснил я. — Он ничего не знает. Когда клиент не хочет сам контактировать с человеком, которого нанимает, или не знает, кого нанять, он действует через посредника. Так вот в данном случае на Сашку вышел Хромец.

Некоторое время я с удовольствием наблюдал, как темнеют Наташины глаза и сужаются и без того узкие зрачки.

— Ты уверен?

— Да. Он назвался Романом Сергеевичем. Хорошо хоть, фамилию не назвал.

— О, Господи, — неожиданно Наташа перегнулась через столик и взяла мои руки своими холодными ладошками. — Мне страшно, Ким.

— Брось, — сказал я. — Это как раз не страшно. Во-первых, мы знаем, что Чаши у него еще нет. Стало быть, даже если он узнал, где она спрятана, террариум оказался ему не по зубам, по крайней мере, пока. Во-вторых, если он действует через посредника, это значит, что он боится. Понимаешь? Он догадался, что мы нащупали его слабое место, и испугался. А испугать врага — это уже наполовину победить. — Я снова бросил взгляд на часы. Было уже пять минут пятого. Если мы не успеем провернуть операцию до того, как дневная толпа зевак, заполняющая зоопарк, рассосется, за успех предприятия можно будет смело давать не больше ломаного гроша. Я отставил чашечку и сказал:

— Сейчас ты позвонишь Диме. Если он дома, узнаешь, на какое время он договорился в террариуме. Если он еще не пришел, спросишь, не передавал ли он чего-нибудь по телефону. Я поднимусь через две минуты.

Боковым зрением я уловил, как Косталевич, бросив на меня подозрительный взгляд, спускается в бар в компании с каким-то потенциальным клиентом. Это меня устраивало — я очень не хотел, чтобы он слышал, как Наташа будет говорить по телефону.

— Хорошо, — Наташа посмотрела по сторонам в поисках официантки и встала. — Я жду тебя наверху.

Я следил, как она поднимается по лестнице в холл — грациозная походка, загорелые длинные ноги, туго обтянутые мини-юбкой слегка покачивающиеся бедра. Половина зала смотрела туда же, и меня пронзило странное, похожее на боль, ощущение. Через секунду оно прошло.

Я расплатился с незаметно подошедшей официанткой и поднялся. На самом деле я выторговал эти две минуты для того, чтобы немного прийти в себя от шока, в который повергло меня сообщение Косталевича, и сообразить, в какой степени оно нарушает мои планы. С одной стороны, то, что Хромец по-прежнему надеялся подкупить меня, вроде бы снимало опасность появления на сцене третьих лиц, о которых мы с ДД толковали нынче утром. С другой, это вполне могло оказаться довольно примитивной ловушкой, призванной ослабить мою бдительность. В этом случае вмешательство каких-нибудь громил, посылающих в нокаут ДД и отнимающих у него Чашу где-нибудь на выходе из зоопарка, казалось почти неизбежным. Сам я, например, не стал бы питать на месте Хромца особых иллюзий насчет сотрудничества с Кимом, особенно после того, как упомянутый Ким пытался проломить небезызвестную лысую башку. Впрочем, у Хромца могли быть свои резоны.

Решив, таким образом, ничего не менять в своих первоначальных планах, я поднялся в холл. Наташа сидела в уютном мягком кресле под огромным, в полстены зеркалом, и листала какой-то журнал.

— Все в порядке, — сообщила она, когда я присел на валик кресла.

— Дима уже дома, он обо всем договорился. В принципе туда можно ехать хоть сейчас, но я сказала ему, чтобы он дождался меня.

— Умница, — сказал я. — Держи деньги, к Диме поедешь на такси. Но оттуда — только на метро!

Она отмахнулась.

— Я помню… И не надо, у меня есть свои деньги. А ты сейчас куда?

Я вздохнул.

— Домой. А потом — в зоопарк. Думаю, что буду там раньше вас, но в любом случае, пока я не появлюсь, ничего не предпринимайте. Договорились?

Мы вышли на улицу, и я начал ловить такси. Первое я забраковал, просто потому, что не хотел нарушать золотое правило спасающихся от преследования: никогда не садиться в первую остановившуюся машину. Во второй машине водителем оказалась женщина, и я с легким сердцем отправил Наташу на Арбат. Затем я снова зашел в «Мэйхоа» и позвонил Зурику.

— Все в сборе, — доложил он. — Часа два уже сидим… У тебя все нормально?

— Да, — ответил я. — Боевая готовность номер один. Через час они будут у зоопарка.

— Понял, — Зурик кашлянул. — Девка-то хоть ничего?

— Увидишь, — сухо сказал я. — Ну, до связи.

Путь от «Мэйхоа» до дома и оттуда до зоопарка был проделан минут за сорок. Когда я подходил к сарайчику Михалыча, в руках у меня был огромный роскошный кофр, который я в свое время привез из Югославии. В кофре не было ничего, за исключением обещанной уборщику второй бутылки «Столичной» и зеленой бейсболки с надписью «FARMERS OF KENTUCKY». В кармане у меня мирно покоилась отмычка, которой я надеялся не в столь уж отдаленном будущем отворить тайную калитку, выводящюю с территории зоопарка.

— Здорово, парень, — сурово приветствовал меня Михалыч, — задерживаешься ты что-то… Я уж тут договорился, с кем надо, мол свояк за меня немного метлой помашет, а тебя все нет да нет. Смотри, парень, дисциплина — она на любой работе важна.

— Ясно, Иван Михалыч, — я старался говорить весело, хотя излишняя активность уборщика мне не понравилась. — Ну, как договорились, — и извлек из кофра бутылку и отдал ему. Он принял ее как должное, но ворчать все же перестал.

— Вот смотри, — сказал он, — все твое хозяйство. Халат, рукавицы, скребок вон железный, метла, ведро… Короче, все что нужно… Убирать тебе не очень много осталось, я почитай что все уже и сделал… Но, конечно, к птицам можешь зайти, гадят они сильно, потом у зубра сейчас пустая вольера, тоже надо марафет навести, и опилок бы подсыпать не мешало…

— Сделаем, — заверил я его, натягивая грязноватый халат. — А опилки где брать?

— За сараем их целая куча… Бери, сколько влезет… — он едва заметно покачнулся. — Ты мне вот что скажи, парень: тебя с этой дурой, –он потряс бутылку, — ждать, или ты на работе не пьешь?

— На работе не пью, — легко подтвердил я. Меня совершенно не радовала перспектива возвращаться к поджидающему меня Михалычу. — Вы просто скажите мне, куда потом инструмент девать.

— Здесь и оставь, — тоже явно обрадовавшись ответил Михалыч. — Я все равно вечером зайду, проверю, что и как. Ну, значит, если все понял, дуй работай.

— Уже ушел, — я надел бейсболку и засунул пустой кофр глубоко под скамью. — Это пусть тут пока полежит, ладно?

Я подхватил ведро и метлу и вышел из сарая. За сараем я обнаружил большой кусок полиэтиленовой пленки, набрал в него опилок и засунул ведро. Завершив эти несложные приготовления, я направился к террариуму. Приближалась решающая фаза операции, ее эндшпиль.

У террариума толпилась шумная галдящая толпа детей, наблюдающих, как надувают газом разноцветные воздушные шарики. Я протолкался сквозь этот живой заслон и, по-хозяйски раздвигая плечом образовавшуюся в дверях пробку, вошел внутрь.

Вправо уходил длинный коридор, одна из стен которого была застеклена. За ней находились демонстрирующиеся в террариуме земноводные — насколько я помнил свое детство, раньше здесь были даже вараны, но проверить это было нелегко. Весь коридор был забит медленно продвигающимися вдоль стеклянной стены детьми и взрослыми, сплотившимися в монолитную колонну. С противоположной стороны находились лестница и перегораживающий ее легкий щит с надписью: «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Я поставил ведро и метлу под лестницу, уселся на подоконник так, чтобы видеть происходящее в коридоре, и принялся ждать.

Они появились минут через десять. ДД был в строгом темно-коричневом костюме и при галстуке. Он возвышался над толпою детей, словно скорбный Гулливер над шумными и беспокойными лилипутами. В руках у Наташи был скромный, но со вкусом подобранный букетик из пяти гвоздик. Я понял, что, несмотря на все превратности судьбы, ДД продолжает борьбу.