Я коротко рассказал о разговоре в «Мэйхоа». Реакция Лопухина была неожиданной.

— Но ты же не будешь продавать ему Чашу, правда? — спросил он, как-то затравленно оглядевшись по сторонам. — Или ты решил…

— Заманить вас сюда и отдать в руки Хромца, — закончил я. — Да, Дима, интуиция не подвела тебя и на этот раз.

Наташа скорчила недовольную гримаску.

— Ой, Димуля, ты такой милый! Ты что же, всерьез думаешь, что Ким может отдать Чашу убийце твоего деда?

«Спасибо, родная», — подумал я и флегматично уточнил:

— Не отдать, а продать. За миллион.

— Извини, Ким, — ДД виновато улыбнулся. — Правда, прости. Я уже сам не соображаю, что говорю…

— Почему же, — любезно возразил я. — Вполне хорошо соображаешь. Я действительно предлагаю продать Чашу, как того и добивался Хромец. Но не ему.

— Это становится интересным, — глаза Наташи моментально похолодели. — Кому же, если не секрет? Президенту США?

— В Москве есть несколько крупных коллекционеров, — объяснил я.

— Они в принципе могут купить наш раритет за очень большие деньги, поскольку каждому ясно, что истинная ее цена исчисляется совершенно астрономической суммой. Это ведь не просто раритет, это уникум. А отдать за Чашу такие деньги сможет только человек, уверенный в том, что в его силах обеспечить подобному приобретению надлежащую охрану. Я не хочу сказать, что ее будут сторожить автоматчики с овчарками, но Хромцу, во всяком случае, придется сильно попотеть, чтобы выцарапать ее оттуда…

— Ты думаешь, это его остановит? — в голосе ДД была злость.

— А ты думаешь, его остановим мы? Я не хочу, чтобы мы взваливали на себя такую ответственность, понятно? Я не хочу всю жизнь трястись, как сегодня в зоопарке! Я не…

— Ким, — сказала Наташа, — но ты же обещал…

Это меня взбесило.

— Во-первых, я никому ничего не обещал! Мне с самого начала не нравилась вся эта затея с террариумом! Я пошел туда только потому, что без меня вы потеряли бы и Чашу, и свои жизни, еще не выйдя из зоопарка! Но если уж я пошел у вас на поводу один раз, то это не значит, что я буду делать это вечно. Чаша — наш смертный приговор, неужели неясно? Если кто-то обязательно должен быть хранителем Чаши, то пусть это будем по крайней мере не мы! В конце концов, Роман Сергеевич просил меня помочь уберечь Чашу от Хромца и ни словом не обмолвился насчет того, чтобы я хранил ее у себя под подушкой! А что такое это мое предложение, как не помощь в сокрытии Чаши?

Пашка, о существовании которого я успел забыть, тихонько захныкал.

— Ким, — жалобным голосом протянул он, — а можно мы видик посмотрим?

— Все понятно, — сказал ДД и встал. — Ты испугался. Это естественно. Я забираю Чашу и освобождаю тебя от ответственности. Спасибо, Ким.

Он потянулся к Граалю. Я перехватил его длинную руку и толчком швырнул обратно в кресло.

— Катись в задницу со своим благородством! — заорал я. — Хватит с меня смертей! Я не отдам тебе Чашу, Дима! Я сам решу, что с ней делать.

Он побледнел еще сильнее. Наташа шагнула ко мне, глаза ее потемнели.

— Ты не можешь… — произнесла она с угрозой. Я заставил себя усмехнуться.

— Могу! Я не хочу рисковать твоей жизнью из-за какой-то древней хреновины! Мне наплевать, что за тайны в ней скрыты, но я не позволю делать из тебя пешку в чужой игре! Я испугался не за себя, пойми это! Я хочу только отдать Чашу кому-нибудь другому, и я готов сделать это сам, без вашего ведома, потому что, если Хромец сунется за этим ко мне, я убью его!

И в этот момент раздался телефонный звонок.

Наташа вздрогнула. Пальцы ДД сжали подлокотники кресла. Маленький Пашка, воспользовавшись всеобщим замешательством, включил, наконец, свой видик.

— Выключи, — приказал я и на негнущихся ногах прошел в прихожую.

Больше всего я боялся услышать в трубке знакомое зловещее шипение и потому подносил ее к уху осторожно, словно готовую ужалить змею. Незнакомый энергичный голос сказал:

— Кима, пожалуйста.

— Ким у телефона, — ответил я.

— Меня зовут Олег, — сообщил голос. — Я представляю человека, интересующегося антиквариатом. Мне хотелось бы встретиться с вами, чтобы обговорить вопрос об имеющейся у вас коллекционной вещи. Вы ведь хотели что-то продать, я не ошибаюсь?

Я взглянул на часы. Было пятнадцать минут девятого. Разговор с Косталевичем состоялся не многим более четырех часов назад. Оперативность этих людей — кто бы они ни были — выглядела совершенно фантастической.

Я промедлил с ответом достаточно долго, чтобы он спросил:

— Вы меня слышите?

— Слышу, — сказал я. — Кого конкретно вы представляете?

— Этот вопрос я предпочел бы обсудить позже. Скажем, после заключения принципиальной договоренности.

Я подумал. Хромец, разумеется, мог действовать через нескольких посредников, но мне почему-то казалось, что такая суетливость ему не свойственна.

— Ладно, — согласился я. — Где мы встретимся?

— Завтра в пятнадцать ноль-ноль, ресторан «Джалтаранг», открытая терраса, — по-военному четко доложил Олег. — Я буду в сером костюме-тройке, белой рубашке и красном галстуке, в руках — журнал «Пентхауз». Устраивает?

— Четырнадцать ноль-ноль, — сказал я. — И не «Пентхауз», а «Плейбой».

Он коротко хохотнул.

— Договорились. До завтра, Ким.

Я положил трубку и вернулся к веселым гостям.

Они, похоже, о чем-то крупно поспорили. Наташа сидела с закушенной губой, закинув одну красивую ногу на другую, и смотрела не на ДД, а в беззвучно полыхающий взрывами и выстрелами экран. ДД, красный и взъерошенный, возвышался в кресле, как монумент оскорбленной добродетели. Пашка с раскрытым ртом наблюдал за прихотливыми перипетиями сюжета фильма «Большой переполох в Маленьком Китае» — в двадцать пятый раз. Грааль по-прежнему стоял на столике, гвоздики в нем ожили и стали как будто больше.

— Ну вот, — сказал я, входя. — Спешу вас обрадовать: на Чашу нашлись первые покупатели.

Никто из них даже не повернулся. Хотя нет, вру, друг мой Паулюс бросил на меня восторженный взгляд, удостоверился, что я уже не разговариваю по телефону, и спросил ангельским голосом:

— Ким, а можно, я теперь звук включу?…

Перед тем, как выйти на повисшую над Чистыми Прудами открытую террасу «Джалтаранга», я проверился — помедлил минуту у стеклянной стены, изучая сидевших за ажурными белыми столиками. Лысого не было — правда, я не сомневался, что сам он сюда не заявится, но и остальные посетители ресторана особых подозрений не вызывали. Группа индусов, две толстые тетки с огромными золотыми перстнями на красных пальцах… У самого края террасы расположились знакомые ребята из «Националя», а в углу, отгороженный от них компанией девиц в супер-мини, одиноко сидел человек в стального цвета костюме, рассеянно листавший «Плeйбой». Я не заметил, чтобы он с кем-то переглядывался и вообще проявлял беспокойство. Это мне понравилось, и, проверив на всякий случай висевший в кобуре под мышкой пистолет, я вышел на террасу.

— Добрый день, — сказал я, подходя. — Олег, если не ошибаюсь?

Он поднял голову и посмотрел на меня. В лице у него было что-то рысье — густые брови над слегка раскосыми ореховыми глазами, резкие скулы, жесткая линия губ. Мне он сразу показался смутно знакомым, и в конце концов я понял, почему: был он похож на поэта Брюсова, если только можно представить себе Брюсова с глазами профессионального убийцы.

— Ким? — спросил он, глядя на меня этими страшноватыми глазами.

— Присаживайтесь. Вы молодец — страховались, прежде чем войти. Это похвально.

Я терпеть не могу, когда со мной начинают разговаривать в этаком покровительственном тоне, но, во-первых, он казался старше меня — на вид ему было лет тридцать — тридцать пять, а во-вторых, удивительно было то, что он заметил, как я проверяюсь. Я ведь тоже не мальчик, надо заметить.

— Я не страховался, — соврал я. — Просто смотрел, где вы сидите. Не люблю, знаете ли, вертеть головой, как сова, — глупо выглядишь.