— Владилен Алексеевич! — крикнул я в лес.

— Я здесь, — тихо послышалось слева.

Я оглянулся. Владилен Алексеевич сидел совсем рядом на пеньке какой-то один-преодин. Мне захотелось спросить, а есть ли у него родные.

Где-то, должно быть у нашей пристани, два раза прогудел пароход.

— А я заснул, — глупо сказал я.

— Сейчас будем ужинать, — отозвался Владилен Алексеевич. — Уже, наверное, девять. Я часы в сарае оставил.

— Полдесятого, — сказал я, помешивая кашу. — «Комаров» только прогудел.

Владилен Алексеевич удивился.

За ужином я рассказал ему, как узнавал время, когда жил в своём тайнике.

— Ну и Валерка! У тебя вместо циферблата река, а вместо часовых стрелок пароходы!

Когда мы поужинали, стало темнеть. Снова ложиться спать не хотелось.

— А давай-ка посмотрим, как там наша лодка, — сказал Владилен Алексеевич. — Я боюсь, что в ней полно воды.

— Заодно и котелок почистим, — сказал я.

Мы захватили котелок и пошли на берег по еле заметной тропинке между кустов.

Лодка наша была на месте. Тихие волны время от времени шлёпали по низкой корме. Воды в лодке было много.

Вычерпывать большим алюминиевым котелком — всё же совсем не то, что консервной банкой. Я быстро выплескал всё, что налил дождь. Потом вычистил котелок песком.

— Пошли обратно? — спросил я.

Владилен Алексеевич стоял спиной ко мне у самой воды и глядел, как светят красный и зелёный огни бакенов на фарватере.

Сверху по реке шёл «Владимир Комаров». Пароход был белый, он и вправду будто весь светился сам по себе среди сумерек.

Вдруг на нём зажглось электричество. Во всех иллюминаторах, на всех палубах, надстройках и мачтах. Белизна сразу пропала. Пароход стал похож на огромную раскалённую головешку. Вода шипела под его носом.

— Обратно когда пойдёт?

Я понял, что он спросил про «Комарова».

— Обратно с моря дней через пять. А потом его чуть ли месяц не будет. Он далеко вверх уходит. На самый север. Когда ещё обратно спустится! Через месяц, а то и больше. На пристани расписание висит. Можно поглядеть.

Владилен Алексеевич хотел что-то сказать, но только махнул рукой.

Я понял, что это расписание ему уже ни к чему…

Мы повернулись и пошли.

Владилен Алексеевич только один раз оглянулся на пароход, который уже проплыл мимо красного и зелёного огней.

— Рыбаки! Зорю проспите! — сказал чей-то голос.

Я открыл глаза.

Три человека стояли в широких воротах сарая. За ними виднелось утро.

Я вскочил.

— Да пускай спали бы! — сказал другой голос. — А старика вообще грех будить. Откуда вы взялись, пацан?

Владилен Алексеевич спал, накрывшись курткой, из-под которой виднелась только его седая голова.

— А сами-то вы кто такие? — спросил я, приглядываясь к трём незнакомцам.

Тут третий, который до сих пор молчал, сказал каким-то густым, вкусным голосом:

— Мы косцы.

— Косцы? — Владилен Алексеевич откинул куртку и, улыбаясь, сел на сене.

— Косцы, — повторил третий с густым голосом. — Ты, кажись, парень, а мы тебя за старика посчитали…

Владилен Алексеевич растерянно провёл ладонью по голове.

— Приплыли на моторке, глядим — чья-то лодка стоит с удочками, а рыбаков нет. Оказывается, вот они где — спят в нашем сарае.

— Извините, — сказал Владилен Алексеевич, поднимая свою палку. — Валера, давай собираться. Мы тут дров ваших нажгли. Сейчас соберём.

— Пустое, — сказал человек с густым голосом. — Какие ж это дрова? Сучья! Сучьев здесь да хворостины разной сколько хочешь. Мы пока по росе косить пойдём… А вы хоть месяц живите, хоть и всё лето.

— Спасибо. Нам в самом деле некогда засиживаться. — Владилен Алексеевич подал ему руку, кивнул остальным косарям: — До свидания!

— Счастливо. Меня Семёном зовут. Может, когда-нибудь придётся свидеться.

Владилен Алексеевич нахмурился:

— Всего вам хорошего, Семён. Спасибо. Будьте счастливы!

Я помог ему надеть рюкзак, сам взял палатку, которую мы до сих пор так и не развернули. Мы вышли.

Роса белела на траве. Роса покачивалась на кончиках листьев. Кое-где она сверкала синим или розовым огнём — это сквозь росинки било лучами солнце.

Даже отсюда, с тропки, было слышно, как вокруг острова плещется рыба.

— Владилен Алексеевич, знаете что, — сказал я ему в спину, — может, ничего ещё и не будет. И вы поправитесь…

Он обернулся. Хотел что-то сказать, но вместо этого свободной от палки рукой дал мне щелабан по носу.

Я шёл за ним по тропке, и мне вправду казалось, что сегодня он не так тяжело налегает на палку. А может, я уже привык, что он так чудно подволакивает за собой ногу?

В лодке, когда я сидел на корме, а он грёб к четвёртому острову, я всё думал про это и сказал, хоть и боялся заработать новый щелабан:

— Нет, правда, вы вроде стали легче хромать…

Он поглядел на реку, на острова, на небо, опустил ладонь в воду и сказал:

— Дорогой мой Валера, пойми одну вещь: ко мне в спинной мозг, вот сюда, попали редкие вирусы — такие мельчайшие существа. Они постепенно убивают клетки мозга — нейроны. Убивают уже несколько лет. А эти нейроны как бы заведуют движением рук, ног, дыханием… Лечить эту болезнь пока не умеют нигде. Я лежал в нейрохирургических клиниках Москвы, Ленинграда… Даже в Лондон ездил. У меня последнее время очень плохо с ногами, Валера… Так чтоб с этим покончить, больше про скучные эти дела давай не будем и вспоминать.

Он изо всех сил гребанул вёслами.

Лодка некоторое время бесшумно плыла вперёд. Только с кончиков вёсел звонко падали капли, и на реке оставались круги…

— А когда же научатся лечить?

— Должно быть, скоро. Понимаешь, болезнь уж очень редкая — «боковой миолит». Говорят, на земном шаре ею одновременно болеют человек пятьдесят. Не больше. Ещё не брались по-настоящему, брались за эпидемические…

— И все пятьдесят умирают? — спросил я и тут же понял, что так говорить не следовало.

Владилен Алексеевич кивнул. А потом сказал:

— Знаешь, я малость выдохся. Ты не сядешь на вёсла?

Мы поменялись местами и чуть не опрокинулись, потому что он зацепился ногой за сиденье.

К четвёртому острову мы подплыли, когда солнце стояло уже высоко. Если не знать, что это остров, можно было бы подумать, что это коренной берег реки — такой он был длинный.

Мы долго плыли вдоль крутых, тенистых берегов и отсюда, с воды, не видели ни одной туристской палатки, ни одного рыбака…

— Это потому, — сказал Владилен Алексеевич, — что поблизости нет ни пристаней, ни посёлков.

Остров был дикий.

Мы выбрали маленький залив, который глубоко вдавался в берег, и направили туда лодку.

Здесь было прохладно. Мы вспомнили, что ещё ничего сегодня не ели, и быстро разожгли костёр под кручей на песчаной отмели.

Картошка испеклась быстро.

— Когда же мы будем ловить рыбу? — спросил Владилен Алексеевич, когда мы поели.

— Сейчас уже поздновато, — сказал я, — можем попробовать…

Я быстро нарыл червей на круче под дёрном, и мы хотели уже распускать удочки, как Владилен Алексеевич показал куда-то рукой:

— Тебе не кажется, что это тоннель?

Я пробежал по отмели туда, где залив дальше всего врезался в берег, и удивился глубине: воды здесь мне оказалось по грудь.

Тут и вправду начиналось что-то вроде тоннеля. Какая?то протока, скрытая низкими ветками кустов и деревьев, уходила в глубину острова. Наша лодка смогла бы пройти свободно.

— Владилен Алексеевич! — крикнул я. — Давайте туда поплывём, охота узнать, куда всё это ведёт.

— И мне охота! — ответил он и стал торопливо укладывать вещи. — Я, может, с детства мечтал о таком вот острове…

Когда Владилен Алексеевич погрузился, я вошёл в воду, взял лодку за корму и повёл её носом вперёд прямо под своды зелёного тоннеля.