— Я слышала, что по вечерам ходят такие дылды и глумятся, — сказала Ира. — Давно их не было.

— Эй, губошлёпы? Вы чего себя так ведёте? — спрашиваю я у своего поверженного, он уже начал отходить от моей двоечки.

— Мы шутили, что нельзя? — просипел тот.

— Да можно, — великодушно разрешил азиат и засандалил ногой в рожу уже встающего парня.

Тот упал в отрубе! А жесткий парень этот Брюс Ли. На вид одного роста и возраста со мной, но жалости совсем нет, как и страха убить.

— Кто такие, что тут делаете, фамилия, имя, место учёбы? — наклоняюсь я ко второму, смотрящему на нас уже со страхом, видно, никогда отпор не получал в жизни.

— Отвали, дай уйти, — пытается встать он.

— Он твой, — киваю я своему помощнику, или это я ему помог?

Тот бьёт коленом второго и бесцеремонно лезет в сумки. Мы как два полицейских добрый и злой.

— Студики ваши заберу, отдам тренеру. Живу я в комсомольской школе, на Ленинградской, одиннадцать, зовут Бейбут, — размеренно и спокойно, как для идиотов, говорит парень. — Девушки, давайте вас провожу.

— Слышь, парень, а почему одиннадцать? Вроде же сорок четыре дом там? — идя вслед за девушками и парнем, спрашиваю я.

— Да, Толя, ты искал школу эту, а вот Бейбут там живёт, сказал, — вспомнила Ира.

— А тебе зачем школа? — спрашивает Бейбут, поворачиваясь ко мне.

— Учиться там буду, вот направление, — достаю я бумажку, и мы рассматриваем её вчетвером.

Ну, что сказать, криворукие козы писали направление, и единица у них выглядит как четверка, вот я бы замучался искать, наверное, сорок четвёртый дом.

— Бейбут, — тянет ко мне руку парень и зачем-то добавляет. — Казах.

— Анатолий, — и добавляю. — Казак Ростовский.

— Ты не понял, фамилия моя Казах, — ржёт парень. — Придётся тебя проводить, а то заплутаешь.

Я, было, хотел сказать, что знал человека по фамилии Казах, но понял, — что это и есть тот Казах, который выбил меня из турнира в восемьдесят седьмом зимой, в городе Москве. После этого я спорт и бросил, оставшись на своём первом разряде, а мой соперник, побив меня и выиграв в финале, прошёл отборку в юношескую сборную и стал КМС. Мы с ним потом пересекались в лихие девяностые, он тоже бросил спорт и занимался металлоломом. Слышал я, его подрезали, но год не помню. Вот и сейчас смотрю на Бейбута и радуюсь, что он живой.

— А живу я в триста первой, — вернул меня из воспоминаний голос Иры, только рассказывала она не мне, а Бейбуту, даже обидно.

Первая спасенная уже умчалась на занятия, переживая, что уже и так опоздала, а препод — зверь. Кое-как отделавшись от Ирины, мы идём в общагу.

— Так-то это санаторий, но часть его передали комитету комсомола края, вот мы там и живём. Санаторские нас не любят, — рассказывал мой новый старый друг.

— Ты, я вижу, спортом занимался? Не хило так вырубил парня, — навожу на нужную тему разговора я.

— Боксёр, пока третий разряд, но уже второразрядников наказывал, — хвастается тот и продолжает трепаться. — Отец мой приютский, дали ему такую фамилию, а отчество у меня Иванович. Отец — Иван Иванович Казах.

— Нормально, чё. А там, рядом студгородок какой-то, наверняка и секция бокса есть, — говорю Бейбуту, держа в голове мысль самому поддерживать форму, разряды мне не нужны.

— Уже ходил два раза на тренировки, я тут уже пять дней живу. И всё один в комнате. О, придумал, а давай ко мне просись? У меня двухместка, их мало в школе и не для первого курса, мне земляк оставил свою, он сам уже выучился, — предложил Бейбут. — И этаж первый!

— А чем это круто? — заинтересовался я.

— Через вахту можно не ходить вечером, окно же есть, — поясняет будущий сосед.

Идем мы по смешанному лесу, в основном берёзы и сосны, воздух чистейший. От универских общаг мы спустились по крутому склону и повернули налево.

— Смотри, чего покажу, — полез в карман Бейбут, и достал кедровые орешки, явно прошлогодние.

Оказывается, в это лесу водятся совершенно безбашенные белки! Они любят, когда их кормят, при этом запрыгивают или прямо на руку или суют с дерева вниз свою мохнатую рожицу в ладошку с лакомством.

Мы с удовольствием угощаем их.

Идём дальше по широкой тропинке, то и дело нас обгоняют бегуны, и не только спортсмены а и старички, вроде меня бывшего. В таком лесу бегать одно удовольствие! И ведь это крупный промышленный город! А лесу края не видать. Ещё и белки ручные.

Сюр? Нет — кайф!

Доходим до санатория, вдали виднеется небольшой стадион без трибун, но с воротами. Жаль, в футбол я не умею играть.

На вахте вертушка и бдительный старичок, такой, со взором товарища Сталина. Неприятный тип… для врагов советской власти. Но, посмотрев моё направление, меня пускают без проблем, и я тут же узнаю почему.

— Земляк ты мне! — улыбается старик лет семидесяти. — На шахте у вас работал, потом уехал на Кузбасс, потом сюда перебрался, но в Новочеркасске раз в два года бываю.

— А директора нет? — сразу развиваю знакомство я.

— Олег Палыча? Нет, приболел он, — огорчает меня старик.

А это хреново, ведь он про меня в курсе, а тут, получается, и заступиться за меня некому.

— Тебя как звать, парень? — спрашивает старик. — Меня Сан Саныч.

— Штыба я, Анатолий. А к кому идти заселяться?

— К Аннушке иди, воон в ту дверь, да она сама сюда идёт.

— Так, кто это, новенький? — окинула меня взором тетка лет тридцати пяти, в самом соку для меня прошлого. — В триста пятую иди, потом бельё получишь, там уже трое живут, с тобой комплект будет.

— Анна Дмитриевна, а можно его ко мне поселить? — просит Бейбут.

— Нельзя! И тебя переселим. А ты думал, никто не узнает, что ты вчера в окно в самоволку бегал? — цедит сквозь губу женщина. — Звать меня Анна Дмитриевна, я — ваш воспитатель, вашего первого курса и одновременно заместитель директора школы.

Надо брать ситуацию в свои руки, а то загонят меня в комнату на четверых, лучше уж с шебутным Бейбутом, да и не мешало бы его на спарринге под орех разделать, развиты физически мы одинаково, а вот техника у меня выше намного, его пик впереди, шансов сейчас у него нет. Нечестно, конечно, а кто сказал, что жизнь справедлива? Хе-хе.

— Анна Дмитриевна, а вам директор ничего не говорил про Анатолия Штыбу? — надеюсь на благополучное решение вопроса.

— Вот только о тебе и говорил, все переживал, когда же Штыба мой приедет, — говорит воспитательница и поворачивается, чтобы уйти.

— Анечка, удели старику две минуты, — шамкает вдруг вахтёр.

И о чудо, Анечка послушно поворачивается, и морду, накрашенную довольно умело, уже не кривит.

— Земляк это мой, и если он сказал, что должны предупредить, значит должны, — спокойно говорит старик. — Иди, позвони и спроси, трудно тебе? У Палыча телефон домашний есть, у тебя в кабинете тоже.

— Да что больного человека отрывать? — ворчит Анна, но идёт звонить.

— Спасибо, Сан Саныч, его друг должен был предупредить обо мне, я не вру, — улыбаюсь приятному старику.

Анна вылетает пулей через несколько минут.

— Где твоё направление, — торопливо тянет руки ко мне взволнованная женщина.

Отдаю.

— Сразу надо было дать, — злится она, но так тихонько-тихонько, чтобы никого не обидеть, даже Бейбута.

— Так можно мне к Бейбуту в комнату, мы оба боксёры, двадцать минут назад двух девушек от хулиганов отбили, и, вообще, в комсомольскую дружину хотим вступить, — говорю я.

— Можно, почему нет, бельё сама принесу, иди, селись, Толик. Ах, да, — как бы вспоминает она:

— Если, что я тебя на вокзале на машине встретила, — но смотрит на Сан Саныча при этом, а ну как сдаст тот?

— Встретила, встретила, — с улыбкой киваю я головой старику.

— Ну раз встретила, а что там за хулиганы? — интересуется вахтёр, или не пойми кто он тут.

Пришлось убить пять минут на рассказ и отдать оба студика спортсменов старику.

Сам поговорю с тренером, это же надо таких скотин тренировать, — возмущается тот.