– Апчхи!!! – громко чихнула она, машинально отряхивая с платья пряные крохи. – Да где же?! Где?
В соседнем шкафчике она наконец-то нашла все необходимое для оказания первой помощи пострадавшим во время ужина. Схватив с полки бинт, вату и йод, она метнулась к Федору Ивановичу и осторожно дотронулась до его руки.
– Покажите, – потребовала она.
– Я крови боюсь, – пискнул пенсионер.
Сашенька тут же посмотрела на пол и только сейчас поняла, что красные пятна – это всего лишь кетчуп (стеклянная бутылка валялась неподалеку). Сразу стало значительно легче.
– Нужно обработать рану…
Федор Иванович шмыгнул носом, оторвал руку от груди и повернул ее ладонью вверх. Около большого пальца Сашенька увидела трехсантиметровый надрез, немного крови, а все остальное – кетчуп.
– Я бутылочку взял, тряхнул… а она полетела… я нож задел, а он… тоже полетел… тут и тарелка упала… Так больно! – Понимая, что опозорился и практически устроил много шума из-за пустяка, Федор Иванович виновато добавил: – просто я очень крови боюсь…
Сашенька тяжело вздохнула и потянула тяжелобольного к раковине, включила воду и укоризненно произнесла:
– Как же вы меня напугали.
Федор Иванович порозовел и сунул руку под струю прохладной воды.
– Больше не буду, – пообещал он, – э… э… давай считать, это была учебная тревога… – он осекся и замер. Лицо по цвету вновь стало напоминать простоквашу.
Сашенька удивленно проследила за взглядом Федора Ивановича и тоже мгновенно побледнела – на ее юбке рядом с поясом красовалось приличное пятно кетчупа… А еще она поняла, что ее воздушное розовое платье пахнет специями для гриля и сухим укропом.
– Это можно отмыть, – пискнул Федор Иванович, отступая назад, – это можно исправить…
Но, увы, правда была иной…
* * *
К Осеннему Балу Сергей всегда относился с долей здоровой иронии – ну, надо, так надо. Тем более что, отдав долг женской части приглашенных, станцевав пару-тройку вальсов, можно кучно собраться с друзьями где-нибудь в сторонке и выпить. Правда, в прошлом году улизнуть не удалось – перевозбужденные дебютантки и их мамаши замотали практически до смерти. А в те минуты, когда, вздохнув с облегчением, хотелось протянуть руку к бокалу с коньяком, как назло оказывалось, что выпить не с кем, потому что теперь юные леди расхватали друзей.
Встреча с Никой Сергея не беспокоила, после возвращения из Парижа она сама позвонила и поделилась впечатлениями о командировке. Она не упоминала о его предложении, и Сергей делал вид, будто не собирался на ней жениться. Он заранее знал, что так будет, и разговаривал легко, точно выдавал заученную роль. А, отключив мобильник, сам удивился царившему в душе равнодушию. Видимо, переболело. Странно, что так быстро… Наверное, затея изначально была глупой – порывистой, мальчишеской. Смешно признаться самому себе – тепла захотелось, обыкновенного тепла. И на миг показалось…
Сергей застегнул пуговицы на жилете, поправил «бабочку», усмехнулся и провел рукой по гладко выбритой щеке.
Таким идеально-отутюженным он бывает только один раз в году.
* * *
– Что значит, не надо за тобой заезжать? Что значит, ты опоздаешь? Что значит, ты доберешься сама? – Марина не верила своим ушам, а то, что ситуация вышла из под контроля, вообще раздражало. Вела, вела девчонку по пунктам плана, столько сил вложила, а в самый последний момент… – Ты можешь объяснить в чем дело?
– У меня тут маленькая проблема… так получилось… я задержусь…
Большего Сашенька сказать не могла. Как рассказать про кетчуп? Про специи для плова, гриля и картофеля, про испорченное платье и безумное желание все же попасть на бал? Невероятным, волшебным образом обязательно попасть на бал! Вдруг Марина рассердится (а она обязательно рассердится!), разочаруется (а она обязательно разочаруется!) и больше никогда никуда не позовет (так будет!)…
– Но ты приедешь?!
– …да.
Глава 16
Платье для Золушки
Сердце Федора Ивановича разрывалось на части – виноват, кругом виноват! И зачем он только решил поужинать, зачем взял в руки бутылку с кетчупом, зачем заорал, как кабан недорезанный!
– А если пятновыводителем, а? У меня пузырек есть… позапрошлогодний, – он тяжело вздохнул, посмотрел на разложенное на диване платье и тихо добавил: – деньжищ-то оно сколько стоит… кошмар… но это я, конечно, беру на себя.
– Я сама виновата, не надо было его так рано надевать, – изо всех сил сдерживая слезы, проговорила Саша.
– Ты только не расстраивайся сильно, сейчас мы что-нибудь придумаем, – Федор Иванович заметался по комнате, – давай присыплем чем-нибудь, а? Пудрой! У тебя есть пудра?
Сашенька тяжело вздохнула.
– Я сейчас еще раз попробую аккуратно застирать, – она поднялась с дивана, постояла немного и снова села. Ничего не поможет… Пятно на семьдесят процентов удалить получилось, и есть вероятность, что справиться с ним еще процентов на десять можно, но что делать с запахом? Его же никакими духами не перебьешь!
– А если влажной марлей протереть, а потом утюжком… – начал Федор Иванович и осекся, увидев в глазах Сашеньки слезы. Они блеснули и все-таки покатились по щекам, переполняя душу неимоверным отчаянием и болью. «Ах ты пень старый! Ах, кочерыжка бестолковая! – воскликнул про себя Федор Иванович, мотая бородой, – да что ж ты пичугу такую праздника лишил, да что ж ты натворил-то!»
– Ничего страшного, – смахивая слезы, попыталась улыбнуться Сашенька. – Все к лучшему. Я и сама знаю, что мне там делать нечего, напридумывала просто… Ну как бы я с чужими людьми общаться стала… это же на всю ночь… Марину вот подвела, а так… незачем мне на бал ехать… Все к лучшему…
– Да ты что! – взорвался Федор Иванович, – Да кому как не тебе ехать?! Ты только посмотри на себя! Принцесса, как есть принцесса! Не какая-нибудь штампованная, а настоящая! И ни один бал без тебя хорошим не получится! Дурацким будет без тебя бал! Пустым и дурацким! – он всплеснул руками и издал беспомощное продолжительное «у-у-у».
Эти искренние слова мгновенно высушили слезы, Сашенька мягко улыбнулась и вдруг неожиданно для себя с грустью сказала:
– Просто там будет один человек… я хотела его увидеть.
В комнате воцарилась тишина, Федору Ивановичу даже показалось, что он дышать перестал. На лице Сашеньки явно читались испуг и удивление – кажется, она сказала вслух то, что и про себя-то не произносила… «Просто там будет один человек… я хотела его увидеть», – самые обыкновенные слова о чем-то необыкновенном.
– Он? – еле слышно спросил Федор Иванович.
– Он, – еле слышно подтвердила Сашенька и опустила глаза. Щеки порозовели.
Теплые особенные чувства, которые могут быть одновременно невесомыми и невозможно тяжелыми… Миллионы надежд, которые могут дарить счастье или поселять в сердце горькую тоску… Капля восторга, которую можно сравнить с чудом или вечным проклятьем… О, как много Федор Иванович знал об этом, как много… Но он-то – беспутный олух, заслужил душевные муки, потому что предал свою Машеньку, а Сашеньке-то за что? Ее-то надежды почему должны превратиться в пыль на ветру?.. Несправедливо! Понимать же надо!
Федор Иванович со злостью посмотрел на ненавистное пятно и… хлопнул себя ладонью по лбу!
– Подъем! Ноги в руки и за мной! – скомандовал он и вылетел из комнаты. – Будет у тебя платье, честное слово, будет!
* * *
Перед дверью бывшей жены Федор Иванович стоял целых пять минут – не поднималась рука к звонку. Это дома последние две недели он храбрился и пыжился, придумывал многоходовые примирения и репетировал витиеватые фразы. А здесь – трусил. Трусил, но не отступал. Ради Сашеньки и ради того самого сто первого «прости», которое не досказал тогда, он должен был переступить порог Машенькиной квартиры. Должен. И еще – ради своей мечты…