— Джордж, вы мне до смерти надоели!
— Вот вы какая! Человек изливает перед вами душу, валяется у вас в ногах, предлагает вам сердце, руку, всю жизнь свою, — а вы заявляете, что он вам наскучил!
— Да, наскучил, и я ухожу одеваться!
— Зельда, милая, не надо!
— Не могу больше! Где мой гребень? И зачем вы портите такой чудный день этими глупостями?
— Зель, вы меня убиваете! Я люблю вас…
— Если бы вправду любили, вы бы меня не сердили.
— Так вас сердит, когда я говорю о своей любви! Значит, вы меня не любите?
— Нет — и вам это известно.
— Но это будет! Вы научитесь меня любить!
— Никогда!
— О, где ты, смерть?! Скорей мне чашу с ядом! Кинжал!.. Привет тебе, Харон!
— Сумасшедший! Я уезжаю!
— Нет, Зельда, нет, не уходите от меня! Клянусь, я буду пай-мальчиком. Честное слово, Зель!
Перед Мэнхэттен-Бич-Отелем играл военный оркестр. Узкий бульвар, тянувшийся вдоль пляжа, был почти пуст в этот час. Только дети, устав от игр, копались в песке, да кое-где на скамейках сидели отдыхающие пары. Зато на дорожке перед отелем постукивали о камни каблуки тысячной толпы, прохаживающейся взад и вперед, и стук этот и громкие звуки музыки заглушали тихий плеск волн. На террасе отеля яблоку негде было упасть.
Джордж и Зельда сидели за столиком у самой балюстрады. Был седьмой час, день медленно переходил в сумерки, и бледный диск луны уже стоял в небе. Соленый запах моря смешивался с тем запахом, что приносит с собой вечер после жаркого дня. Кругом звучали приглушенный говор, смех, музыка…
Джордж, подогретый коктейлем, был в приподнятом настроении и сыпал рассказами о жизни за кулисами. Зельда чувствовала себя совсем новичком в этом мире, так хорошо знакомом ему. Джордж был фантазер, враль, вдохновенный выдумщик. Зельда знала это, но ей нравились его свободная болтовня и интимная близость к тому миру, который неотразимо привлекал ее. В этот вечер он склонен был смотреть на жизнь и будущее сквозь розовые очки. Он весь так и искрился оживлением.
Зельда смотрела, как он осушает свой бокал. Ее вдруг кольнуло воспоминание о других обедах, когда она вот так же сидела в ресторане, против Бойльстона, пившего свой кларет.
— Не пейте так много, Джордж! Вы гораздо более занимательный собеседник, когда вы трезвый.
— Не беспокойтесь, котеночек, я не хмелею. Мы с вами только допьем эту бутылку и пойдем танцевать… Чудесно провели день, правда? Отвечайте же, Зель! Самый проклятый день становится хорошим, если вы со мной. И скоро мы будем всегда вместе. Мы не будем расставаться после такого дня, как сегодня… Вы будете моей женой и…
— Я не буду ничьей женой, Джордж, пока не добьюсь чего-нибудь на сцене.
— О, это будет раньше, чем вы успеете оглянуться.
— Почему вы так думаете?
— Потому что вы красивы и у вас чертова уйма таланта. Вам нужен только опыт. Послушали бы вы, что говорил про вас Генри Мизерв…
— Что же он говорил?
— Как-то вечером он говорил Билли Виншип — они пили вместе — помнится, это было в баре на Форт Питт…
— Да ну же, Джордж!
— Да, так он сказал, что у вас задатки крупной актрисы, но вам нужна школа… Зель, выходите за меня — и я сделаю из вас то, чем вы хотите стать. У меня большой опыт и школа — и я буду вас учить.
— А потом, когда выучите?.. — спросила она с иронией.
— А потом, когда вы станете звездой Бродвея и все будут толпиться у входа в театр, чтобы взглянуть на Зельду Марш, — вы, я думаю, вышвырнете меня вон, — Джордж нахмурился, только сейчас сообразив, что она смеется над ним.
Но в глазах Зельды мерцал какой-то странный свет. Она не видела ни сумерек, ни луны, ни людей, ни сверкавшего внизу моря. Ей чудился сияющий огнями театр и над входом — залитая электрическим светом надпись: «Зельда Марш». Она видела экипажи и автомобили, подкатывающие к подъезду, толпу, вливающуюся в двери театра.
— Боже, Зель, о чем это вы так задумались? О нашей свадьбе, нет?
Она перевела взгляд на него и мечтательно усмехнулась.
— Нет, Джордж, я не думаю ни о каких свадьбах. Я никогда не выйду замуж. У меня другая цель — я хочу стать настоящей актрисой.
Но одно дело — говорить о сцене, верить непоколебимо в осуществление заветной мечты, другое — взбираться по первым ступеням лестницы, ведущей к славе. В тот миг, когда Зельда отвечала Джорджу, ей казалось все так просто: нужно усердно трудиться, быть строгой к себе, не падать духом, не флиртовать, не пить… Вчера все казалось легким и радостным. Чудесный день! Купанье, обед, вино, танцы, медленное приятное путешествие домой, луна, пустынные улицы, последние минуты беспечной болтовни у ворот дома. Джордж поцеловал ее на прощанье, — и в первый раз за время их знакомства она ответила ему на поцелуй…
А сегодня у нее вышел весь кольд-крем и не на что было купить новый. Стоя перед зеркалом, она мысленно подсчитывала свои капиталы… Если сократить расходы на еду, можно протянуть еще недели две. Но ей нельзя голодать, это отразится на внешности. Мадам Буланже не будет торопить ее с платой за комнату… Но что, если она не получит ангажемента?..
В десять, как всегда, она отправилась в свой утомительный обход театральных агентств. Перед дверью конторы миссис Бриан стояла уже целая группа девушек; какие-то подозрительные молодые люди с испитыми порочными лицами болтали с ними, и все они провожали Зельду глазами, когда она поднималась по лестнице. В конторе тоже было много актеров и актрис, ожидавших с тоскою в глазах. Кое-кто кивнул Зельде: они знали ее, постоянно встречаясь во время поисков работы. Зельда подошла к конторке.
Безучастная физиономия дамы за конторкой сегодня при виде ее несколько оживилась.
— Марш, да? Я не ошиблась? Присядьте, мисс. Миссис Бриан хотела видеть вас.
Сердце Зельды внезапно забилось, и она присела на стул, который уступил ей высокий лысый мужчина. Руки у нее дрожали, в горле пересохло от волнения. Надежды, радужные виденья дико плясали в голове, ей хотелось уже бежать домой, поделиться поскорее новостью с кем-нибудь, все равно с кем — с мадам Буланже, Джорджем, Джоном…
Мальчик распахнул дверь и крикнул:
— Мисс Марш!
Миссис Бриан быстро и незаметно оглядела вошедшую Зельду.
— Входите, входите, моя милая. Я, кажется, наконец, могу вас порадовать кое-чем…
Зельда минуты две слушала, едва дыша. Потом сердце ее начало медленно падать, падать… Миссис Бриан продолжала убеждать ее. Место, которое она ей предлагает, «прелакомый кусочек». И ничего общего с кафе-шантаном. Напряженно слушая, Зельда поняла, что это — нечто гораздо худшее.
— Но это что-то вроде балагана, не так ли? — спросила она, запинаясь.
— Ну, не совсем. Забриский обиделся бы, услышав такое определение.
— И представления будут даваться в разных местах?
— Да, он, вероятно, будет кочевать.
Зельда медленно покачала головой, не отрывая глаз от собеседницы.
— Ну, что же? Это хороший заработок. Множество девушек с радостью ухватятся за него.
— Возможно, но мне это не подходит, миссис Бриан. Я хочу создать себе имя. Я хочу на настоящую сцену.
Миссис Бриан кивнула, уже не слушая ее.
Зельда встала, бормоча извинения.
Снова на улице. Сегодня еще жарче, чем вчера. Она медленно шла, с вожделением заглядывая в раскрытые двери кондитерских, где на прилавке шипела сельтерская вода в запотевших от холода стаканах.
У Джозефсона брюзгливый клерк скользнул по ней коротким безучастным взглядом и пробурчал:
— Ничего нет… приходите завтра.
Зельда пошла дальше, к Гамильтону. У него сидело много народу: были здесь актеры и актрисы с именами. Зельда была потрясена, увидев среди них Вальдо Лазаро. Когда-то она вырезала из журналов его портреты и прикалывала их к стене. А теперь он — тут, ждет, как и все остальные. Чего? Неожиданных предложений? Словечка от мистера Гамильтона? Может быть, им всем просто нравится сидеть здесь, лениво сплетничая и передавая друг другу новости театрального мира?..
