Зельда чувствовала, что опоздает к ужину и что ее каждую минуту могут застать на месте преступления — в беседе с молодым человеком в самой неподходящей обстановке. Но как прогнать такого милого юношу, который обещает покатать ее в будущее воскресенье и приглашает на танцы в «Золотые ворота»? Впрочем, нечего и думать, чтобы тетя дала согласие на то и другое.
Зельда заранее знала, что та скажет: «Ты еще слишком молода, милочка! Дядя бы не одобрил такое времяпрепровождение. Успеешь еще!»
— Пит Годфри отправляется на экскурсию на озеро Элинор и еще дальше, в Гетч Гетчи. Завидую ему! — говорил между тем Джеральд. — А мне нельзя. Я в будущем году еду учиться в Гарвард и зубрю, как окаянный — учитель мне передохнуть не дает.
Зельда ждала, когда он, наконец, уйдет. Она знала, что ему хочется поцеловать ее, но она и не думала позволить это. Она инстинктивно понимала, как важно не продешевить себя. Никаких поблажек! Джеральд держал под мышкой вымокшую шляпу, а его кудрявые белокурые волосы густыми прядями обрамляли лоб. Глаза у него были голубые, и в них мерцал задорный огонек, но в линиях рта и подбородка было что-то слабое, детское.
— Мне пора.
— О, нет, не уходите еще, Зельда!
— Надо!
— Не выйдете ли вы ко мне попозже?
— Конечно, нет! — Девушка невольно выпрямилась.
— До свидания, — сказала она несколько холодно и переступила порог.
— Зельда!…
— В воскресенье — может быть, — шепнула она в щель, обжигая его взглядом и улыбкой.
Наверху раздался тоненький серебряный звонок к ужину. Она тихонько закрыла дверь, юркнула в библиотеку и последовала за дядей и доктором Бойльстоном в столовую.
На ужин, как всегда по воскресеньям, в выходной день Хонга, были печеные бобы, чай с гренками и холодный пудинг. Тетя Мэри сошла вниз, еще розовая ото сна, жмурясь и подавляя зевоту. Темные завитушки над ее лбом слегка примялись. Зельда знала, что у тети Мэри имелось с полдюжины этих фальшивых «накладок» из локонов, которые она меняла по мере надобности. Раз в неделю три или четыре из них отсылались к Стразинскому, парикмахеру, и он причесывал и завивал их. Воссев на конце стола, тетушка принялась разливать чай. Ее молчаливый чернобородый супруг уселся напротив, за другим концом, а сбоку — доктор Бойльстон и Зельда.
Зельда чувствовала расположение к доктору. Во-первых потому, что он был красив. Во-вторых, она знала, что нравится ему. Доктор Бойльстон был крупный мужчина, лет сорока, со свежим румяным лицом, с добрыми глазами, блестевшими из-под золотого пенсне. Он имел хорошую практику и жил круглый год в отеле «Калифорния» на Буш-стрит. С год тому назад Зельда как-то простудилась и слегла. Доктор Бойльстон дважды навестил ее и во время второго посещения, когда они на минутку остались одни, поцеловал и нежно погладил ее руку. Зельда этого не забыла, и знала, что доктор тоже не забыл. Говоря с нею или встречаясь глазами, он всегда дружелюбно и радостно улыбался. Он был единственный человек, дерзавший громко смеяться в этом мрачном доме. Иногда он хохотал прямо оглушительно, и Зельда подозревала, что эти взрывы веселости являются как бы тайным приглашением ей посмеяться вместе над тетей и дядей.
— Ага! Как поживает мой калифорнийский цветочек? — сказал он, увидев ее в дверях столовой.
Он взял ее за плечи и шутливым жестом повернул к себе. Рядом с доктором Зельда казалась до смешного маленькой; он был такой огромный, широкоплечий, с могучей грудью и большими руками. Почти такой же высокий, как дядя Кейлеб.
Усевшись за стол, они принялись за бобы. Мужчины продолжали обсуждать партию. Зельда неотступно думала о бале в «Золотых Воротах». Когда она очнулась и стала прислушиваться к разговору, доктор рассказывал какую-то историю об одном из своих пациентов. Она слушала без всякого интереса. Но, окончив, он залился смехом и невольно заразил ее своей веселостью. Нора ходила вокруг стола с салфеткой и стряхивала крошки, причем большая часть их попадала на ковер. Зельда заметила, что тетка с неодобрительным видом наблюдает за этим. Подали холодный пудинг. Дядя Кейлеб омочил кончик салфетки в своем стакане и вытер рот и руки, потом полез в карман жилетки за сигарами, встал, с грохотом оттолкнув стул, бросил одну из сигар гостю и, не сказав ни слова жене и племяннице, тяжелыми шагами направился в соседнюю комнату. Там он, заложив руки за спину, с сигарой во рту, остановился у стола с шахматами и стал изучать расположение фигур на доске. Доктор же продолжал болтать с миссис Бэрджесс и Зельдой. Тетя Мэри слушала с вежливым интересом, не отрывая своих серых глаз от лица собеседника, но Зельда знала, что ей мало понятны речи доктора. И когда последний достал спички, чтобы зажечь сигару, тетушка облегченно вздохнула и поднялась.
— Пожелаю вам покойной ночи, доктор, и не буду мешать вам и Кейлебу доканчивать игру. Пойдем, Зельда, я уверена, что у тебя еще не все уроки приготовлены!
— Я только возьму книги, тетя.
Миссис Бэрджесс, приподымая двумя пальцами свое синее вечернее платье, чтобы оно не мешало ей при ходьбе, проследовала наверх.
Доктор положил свою руку на руку Зельды и притянул ее ближе к себе.
— Вы — мой калифорнийский цветочек, — сказал он, поглядывая на нее сквозь дым сигары.
Она засмеялась, пытаясь высвободить руку. Но он не выпускал ее.
— А, знаете, моя милая, из вас выйдет прехорошенькая и пресоблазнительная женщина!
Она одарила его одним из тех снисходительно-удивленных взглядов, какие бросала какому-нибудь золотоискателю или гуртовщику, появлявшемуся в гостинице ее отца и пытавшемуся ухаживать за ней. Взгляд из полуопущенных ресниц, поднятые брови и пренебрежительно-развязная поза.
Шутливая веселость вдруг исчезла с лица доктора.
— Зельда, — промолвил он серьезно. — Вы будете удивительной женщиной, и жизнь у вас будет удивительная, но у вас еще нет души и раньше, чем вы ее обретете, вам придется много страдать!
Она пожала плечами. Углы ее рта опустились.
— Вы могли бы, если захотите, стать великой актрисой, но сначала вы должны научиться чувствовать, а потом уже изображать эти чувства.
— Вы думаете, мне следует идти на сцену? — спросила заинтересованная Зельда.
Он утвердительно кивнул головой и улыбнулся.
— Хотите как-нибудь пойти со мной в театр? Знаете, я ведь театральный врач и почти живу там, при театре «Калифорния». Непременно как-нибудь свезу вас туда.
Кокетливая поза и взгляд моментально исчезли. Глаза девушки засверкали от радости.
— Ну, конечно, хочу! Я обожаю театр и буду ужасно любить вас, если вы возьмете меня туда с собой, доктор! С вами меня отпустят, я уверена!
Улыбка на лице доктора стала еще шире, и он сжал ее руки.
— Что за восхитительный ребенок!
В внезапном порыве она потянулась к нему и прижалась губами к его лбу, В ту же минуту доктор свободной рукой обхватил ее, прижал к себе и нежно поцеловал в губы. Она сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть его. Это был первый мужчина, целовавший ее так. Ее целовали уже много юношей и мальчиков, но взрослый мужчина — никогда. Она почувствовала на лице его теплое дыхание, крепкий запах сигары. Грубость, с которой он обнял ее, возмутила ее. Она отшатнулась, но скрыла свое неудовольствие.
— Эй, Бойльстон, придете вы, наконец, кончать партию, или намерены сидеть там всю ночь? — крикнул из соседней комнаты дядя Кейлеб.
— Иду, иду, сейчас, Кейлеб! — Затем шепотом Зельде: — Пойдем в театр на этой неделе, ладно? Ну, хоть в субботу? В субботу утром?
— Попросите дядю, — также шепотом ответила Зельда. Схватила своего Вергилия с дивана, где он валялся, и торопливо убежала наверх.
Ночь была темная. Черная, плотная завеса тумана мешала разглядеть что-нибудь. Зельда в своей ночной сорочке в складочках встала на колени у открытого окна. Можно было подумать, что она молится. Но она не умела молиться. За всю свою жизнь она один единственный раз была в церкви, когда одна из ее маленьких подруг в Бэкерсфильде затащила ее в католический храм поглядеть на крестины. Зельда ничего не знала о религии, о боге. Мэтиа иногда бормотала что-то вроде молитв, крестилась, но Зельда не обращала на это внимания. И сегодня, стоя на коленях в позе молящейся, она думала только о предстоящих в ближайшие дни волнующих событиях. Катанье с Джерри Пэйджем в Парке, танцевальный вечер, поездка с доктором в театр! Она трепетала от ожидания новых ощущений, захватывающих, изумительных! Она, Зельда Марш, на пороге нового, неизвестного мира. Что готовит этот мир Зельде Марш? Что может Зельда Марш дать этому миру? Она радостно вздохнула и с чувством блаженного довольства прилегла головой на свою гладкую полную руку.
