Его вдохновляла гордость от победы над шведским адмиралом. Он победил его сам, без помощи кораблей Бекеша, хотя «Зефир» был втрое меньше флагманской каравеллы Столпе, не говоря уже о галеоне с его тридцатью с лишним орудиями, которые так ни разу и не выстрелили! Теперь со свойственной ему отвагой он бросился навстречу новой схватке, хотя осталось на борту едва с полсотни изувеченных людей, только частично способных к бою.

Об этом он не думал. Ян рвался поразить Бекеша и Хайена. Жаждал одним махом завоевать себе на Балтике такую же славу, какая окружала его до сих пор в чужих морях. Он уже заплатил за неё гибелью Томаша Поцехи, но боль утраты старого боцмана, который верно служил ему больше двадцати лет, только толкала его к действию. Поцеха должен быть отмщен. По мнению Мартена, только разгром всей флотилии Столпе мог удовлетворить его жажду мести. И потому пятьдесят измученных матросов должны были ещё раз померяться силами с командой шведского галеона, насчитывавшей минимум двести человек, а двадцать орудий «Зефира» — заставить замолчать вдвое превосходившую числом артиллерию неприятеля.

Но на этот раз первыми заговорили другие орудия — не шведские, и не те, которые поспешно заряжали пушкари под командой Броера Ворста.

Далекий грохот донесся из южной части пролива и эхом заметался между берегами, а Мартен, подняв к глазам свой люнет, разглядел сквозь волшебные стекла целую стаю парусов, разбросанных у входа в Кальмарский пролив.

Конвой пана Бекеша прибыл наконец с запоздавшей помощью.

Последняя фаза битвы под Кальмаром была короткой и закончилась победой эскорта польского конвоя. Ротмистр Владислав Бекеш так писал о ней в своем рапорте королю:

«Наскитавшись почти две недели по морю, в ужасных непереносимых штормах изнывая, стояли мы на якорях в Карлскроне, военном порту короля датского. После чего, по совету каперского капитана Яна Куны, которого как французского дворянина Мартеном именуют, я его корабль к стокгольмскому входу в пролив направил. Этот Ян Куна, Мартеном именуемый, корсар весьма славный, весь остров Оланд обогнул, и с севера в Кальмарский пролив вошедши, сам в одиночку вначале с азартом великим каравеллу адмирала Столпе спалил, tandem18 второй корабль Каролуса затопил, а в конце под Кальмар направился. Tempore opportuno19 мы также вышли из Карлскроны навстречу, и у самого Кальмарского залива уже только один большой шведский корабль застали, который к тому же не к нам, а как раз к Стокгольму развернулся, на помощь Столпе устремившись. Так что против нас вышли семь пинков и эспингов, об армаде которых я уже был осведомлен. Имея попутный ветер, направились мы прямо к ним, ударив в бубны и трубы, распустив хоругви и зарядив орудия, что узревши, они кто куда по морю разбежались, путь нам освобождая. Tandem тогда огонь из картечниц по оному галеону открыв, причинили ему немалые уроны, и наконец in communi20 со шкиперами обоих хольков и при помощи орудий» Зефира» затопили мы этот шведский корабль у самого берега Оланда на небольшой глубине.

Eo modo21 c помощью Господа нашего всемогущего вместе с остальными кораблями и двумя коггами 24 декабря в полдень перед замком на якоре стали. Какую радость у людей Вашего королевского величества, в замке пребывавших, это вызвало, Ваше величество, милостивый государь мой, вообразить может; ведь князь Каролус своего бекарта22 с пехотой и конницей под городом оставил, и тот наших настолько потеснил, что оставив город они принуждены были в замок отступить, ибо их и сотни не осталось, чтобы защищать то и другое.»

Радость в замке и среди экипажей кораблей в самом деле была огромной. Только на» Зефире» царило траурное настроение. Из семидесяти матросов и боцманов полегло пятнадцать. Их тела, зашитые в парусину и утяжеленные орудийными ядрами, по очереди соскользнули в море, ещё прежде чем «Зефир» вошел в Кальмарский залив.

Недоставало ещё и Тессари. Никто не видел его на палубе во время битвы, а Грабинский, который первым заметил, что Цирюльник исчез, был совершенно уверен, что нашел двери своей каюты запертыми снаружи, как и оставил их выходя. Осмотревшись обстоятельнее, обнаружил, что исчезла и жестянка со скипидаром, и льняная простыня, от которой осталось несколько лоскутьев.

Остальное можно было домыслить: раскрытое окно, внезапный пожар в надстройке «Вестероса»и шлюпка, которую несмотря на самые тщательные поиски вдоль обоих берегов пролива найти не удалось…

« — Это он нас спас, — думал Стефан. — А сам погиб в огне… Почему, однако, никто его не видел и не слышал в тот момент, когда» Зефир» высвобождался из плена у борта шведской каравеллы?»

Вопрос этот не давал ему покоя. Он припомнил, что на корме у бизаньмачты Тессари заменял Славн. Мог он его не заметить? Их разделяло всего несколько ярдов. Достаточно было подать багор или бросить линь, чтобы Цирюльник мог с их помощью вернуться на палубу» Зефира «. Даже если бы на это не хватило сил, можно было перебросить трап и вынести его из пылающей надстройки.

Наверняка можно было. Но отважился бы Славн на такой поступок при немалой опасности, поскольку корабли каждую минуту могли разделиться?

« — Спрашивать не стоит, — думал Грабинский. — Перси все равно соврет. Его трусость не докажешь, даже если так все и было. Да и что это даст?»

Что касается самого Барнса, то он весьма недолго испытывал растерянность и что-то вроде угрызений совести. Все прошло, ещё прежде чем он успел вместе со своей вахтой перебрасопить реи.

Ведь он не был виноват в смерти Цирюльника! Он действовал впопыхах и уже не мог удержать фатального удара топором, когда услышал окрик и увидел того висящим на канате.

Не мог? Наверняка не будь это Цирюльник, может и сумел бы отклонить удар немного вправо или влево и миновать канат. Может сумел бы, а может нет. Но тогда и не пытался. Тессари никогда не пользовался его симпатией, и сам не выказывал к нему склонности. Напротив: относился к нему скорее презрительно, свысока, словно считая себя лучше.

Перси за семнадцать лет службы добился боцманской должности, но до сих пор не стал старшим боцманом вахты. Функции эти выполнял он только на подмену, и притом по очереди с Клопсом. А Цирюльник, пришедший на» Зефир» вместе с ним, издавна командовал третьей вахтой и сейчас, после гибели Томаша Поцехи, снова получил бы повышение. Разумеется — если поборол бы болезнь, что представлялось весьма сомнительным.

« — Все равно бы он откинул копыта, — подумал Славн. — Нечего жалеть.»

Ему светила перспектива принять третью вахту после Тессари, но опять постигла неудача: во время вечернего построения Мартен назначил старшим боцманом вахты Мартина Кноха, прозванного Клопсом.

Ротмистр Бекеш по совету Мартена хотел поскорее воротиться в Гданьск или лучше в Пуцк, где новый командующий силами побережья, Ян Вейер, приготовил зимние стоянки королевским кораблям. Гданьский сенат уже не раз протестовал против их длительной стоянки у Лятарни, а Зигмунту III приходилось считаться с советниками, у которых он постоянно получал займы. Сенаторы же считали, что его конфликт со Швецией — частное дело династии, и кроме того предпочитали нейтралитет войне, которая не способствовала торговым интересам.

Король уступил. Остатки его «армады» были переведены в Пуцк и стали там на якорях, а Вейер занялся их ремонтом.

Немного он мог сделать, не получив на эти цели денег, но по крайней мере хоть как-то сохранил суда от окончательной гибели и теперь ожидал возвращения Бекеша.

Бекеш однако не смог выйти из Кальмара сразу после выгрузки припасов для крепости, ибо в море снова бушевал декабрьский шторм. Корабли стояли на якорях под стенами замка и только «Зефир» выходил из залива, чтобы патрулировать пролив.