Я тогда удивился такой делёжкой, денег мне не жалко, заработок на убийстве до сих пор в голове как-то не укладывается, словно не жизнь, а игра какая-то, где с трупа падает лут и деньги.
- Слушай, а почему мы делим призовые и вырученные от продажи деньги с Бушами, а не с Гёбелями? - спросил я тогда Антона. - А то некрасиво получается, мы их оставили у машин, а сами пошли “зарабатывать”.
- Ну, во-первых, Маршалл и Энтони и сами бы вперёд не попёрлись, - возразил мне Антон. - Они фермеры, а не ганфайтеры, лишний раз рисковать головой не будут. И не только они, здесь все такие. Если к ним на ранчо сунутся бандиты - да, будут стрелять, не задумавшись, мой дом - моя крепость, это их кредо лет уже так двести или триста. Но вот искать приключений на свою задницу где-то в дороге, зачем им это?
- Мы же пошли, - не согласился я.
- У меня это профессиональное, совать нос в подобные дела, - усмехнулся парень. - Плюс, всё таки и подготовка выше, и экипировка лучше, и рефлексы.
- А меня тогда зачем с собой потащил? - опешил я.
То есть фермеров он не звал, так как те и так не стали бы рисковать, а меня что, не жалко было?
- Ты завалил свинорыла, то есть, не такой уж и лопух, руки растут, откуда надо. Плюс, я за тобой на стрельбище наблюдал. У тебя для новичка очень хорошие рефлексы, меткость, схватываешь всё на лету, словно когда-то всё это делал, но немного подзабыл. Опять же, как ты держишь оружие, как с ним управляешься. Тебя месяц погонять, и будешь не хуже двух третей орденских патрульных. Я вот всё думаю, или ты что-то скрываешь и такой же программист, как я балерун, или просто ты из тех редких самородков, у которых ко всему этому склонность, просто ей негде в мирное время проявиться. В любом случае, я за тобой присмотрел бы и прикрыл, так что риска не было. Тем более, тебя же не заставляли, я спросил, ты согласился.
Уел, да. Действительно, сходить на разведку я чуть ли не сам вызвался. Наверное, это всё оттого, что в меня никогда не стреляли, поэтому это воспринималось как прогулка с оружием в руках, а не что-то потенциально смертельно опасное. И пока пули над головой не засвистели, для меня это было… да игрой это было. В разведчиков, как в детстве, только автоматы не пластмассовые.
- Ладно, с Маршаллом всё понятно, а почему с Бушами делимся? Мне не жалко, просто хочу понять принцип, чтобы не делать ошибок в этом вопросе, случись что, - сменил я тему о моих внезапно проявившихся навыках.
- Деньги не цель в жизни. Они всего лишь инструмент для решения каких-то вопросов и проблем. Тебе же сейчас хватает? И мне хватает. Более того, мы же не собирались зарабатывать в дороге, правда? Чисто случай. Повезло, можно сказать. Это “лишние” деньги. И так получилось, что мы встретили людей, которым они сейчас нужнее. Так зачем жадничать?
- Не за чем, ты прав, - в принципе, я придерживался схожего мнения, но лучше было уточнить.
- Вот и славно, - Антон хлопнул меня по плечу. - Если Вселенная тебе что-то дала, то надо во Вселенную что-то и вернуть. Не греби только под себя, и всё будет хорошо.
Карма, как её понимает наёмник.
До обещанного Хелен кафе мы добрались быстро. В столь раннее время посетителей не было, чудо, что заведение вообще работало. Зато повар оказался на месте, и через пять минут перед девушкой нарисовался греческий салат, с поправкой на местный сыр и отсутствие маслин, всё остальное соответствовало классическому рецепту, разве что выросло в Эдеме.
- Слушай, всё одно не могу понять, как всё таки такая, как ты, рискнула податься за ленточку? Тут же помесь Африки и дикого Запада, если не пристрелят, так сожрут, - я смотрел, как маленькие но острые, словно у зверька, зубки перемалывают зелень.
Хелен оторвалась от тарелки, усиленно заработала челюстями, жестом показала, что сейчас ответит, только вот дожуёт. Посмотрела в окно, поболтала ногами под столом. Явно собиралась с мыслями, тянула время - я же вижу, что пищу она уже проглотила, зубки сейчас воздух перемалывают.
Перестала созерцать улицу, отпила сок. Вздохнула.
- Понимаешь, Алекс, - Хелен перешла на русский, то ли для практики, то ли не хотела, чтобы нас кто-то подслушал. Акцент, кстати, у неё почти отсутствовал, только буква “р” звучала у неё очень чётко, выпукло, звонко. А так говорила она правильно, даже, наверное, чересчур правильно, как говорят все иностранцы. - Родители меня всю жизнь опекали, баловали, пылинки сдували, сюсюкали - так вы говорите? В университете тоже все охали да ахали, какая я молодец, такая вся маленькая, нежная. Парни, с которыми встречались, лишний раз обнять боялись, думали, наверное, что рассыплюсь. Все во мне видят ребёнка, бабушка так вообще считает, что мне до сих пор двенадцать лет.
Я усмехнулся. Бабушка на все сто права, косички заплести, банты повесить - и больше двенадцати девушке не дашь.
- И когда встал вопрос о практике преддипломной, папа нашёл мне место в парижском Vogue, - продолжала француженка. - Меня это выбесило - правильно? Я ему сказала: хватит меня опекать, я уже взрослая! Он только рассмеялся. И я решила, что не просто найду сама себе практику, но ещё и докажу всем, что уже не ребёнок. И вот я здесь.
- М-да, назло маме уши отморожу… - я не сдержал улыбку.
- Как это? Тут же жара, - не поняла девушка.
- Это значит, сделать что-то плохое или необдуманное, чтобы только против воли родителей или кого-то другого, - пояснил я ей.
- А-а-а! Как точно: назло маме уши отморожу, - Хелен нарисовала в воздухе причудливый крендель. - У вас так говорят, потому что всегда холодно и без шапки ходить нельзя?
- Да, у нас зима круглый год, - серьёзно киваю. - Та, что с травой, ещё терпимо, а вот со снегом - вообще труба!
- Ого, и как вы там живёте, в Сибири? - глаза у Хелен словно два серых блюдца.
- Пьём водку для согрева, спим на печи, - пожимаю плечами, поднимаю стакан с соком, чтобы скрыть пробивающуюся улыбку.
- Врёшь ведь, - внезапно заливается смехом девушка, словно колокольчики зазвенели. - Я была в России. В Москве и Санкт-Петербурге, летом. Такая же погода, как в Париже.
- Летом, наверное, да, - соглашаюсь. - Но вот зимой точно холоднее.
- Знаю, дедушка рассказывал.
- А он был в России зимой? Воевал?
- Да, - кивает Хелен, - за советскую армию. В тысяча девятьсот сорок втором попал в плен. Его перевезли во Францию, на какой-то завод работать. Там познакомился с бабушкой, она военнопленным еду готовила. Вот и решил дедушка остаться во Франции.
- Так у тебя все в семье по-русски говорят?
- Нет, только я, - мотает головой так, что непокорная прядь вновь падает на правый глаз. - Я вообще языки учить люблю. К тому же, русская литература девятнадцатого века просто великолепна! Читать Достоевского, Толстого, Гоголя в оригинале просто фантастика! Совсем не тоже самое, что в переводе.