– Меня можешь продать и ты, – заметил Юс, подлив себе чаю. – Если ты вернешься вместе со мной, тебе, может, дадут медаль. Или дачу.

– До наших болот отсюда очень далеко. А пока – и ты, и я в ловушке здесь. В мешке. И выбраться отсюда мы сможем, только если будем вместе. Мне некому больше доверять здесь.

– А что вы собираетесь искать на Вахане? – спросил Юс. – Ну, если ты хочешь моего доверия, расскажи. Из-за чего весь сыр-бор?

– Я не знаю. Знает только Семен.

– Взаимное доверие – великая вещь, – сказал Юс сонно. Ему не хотелось ничего обсуждать, ни сверх-, ни архиважного, а хотелось только откинуться на подушки и дремать, слушая невнятный гомон вокруг, ощущая сытое, густое тепло внутри.

– Но я знаю, что там во время афганской построили секретную базу. А после – забросили ее. Почти ничего не вывезли. Но что бы там ни было, оно достаточно мало, чтобы несколько человек, или даже один, могли это унести. И достаточно ценно. Если оно окажется у нас в руках, мы сможем диктовать свои условия. И выкупить свои жизни. Жизнь твоей Оли тоже.

– Да, наверное, – согласился Юс.

– Ты подумай. Хорошо подумай, – сказала Нина. – Встретимся у машин. Выжди, не иди сразу следом за мной.

– У меня и в мыслях не было, – признался Юс.

Когда Нина ушла, Юс откинулся на подушки и с наслаждением закрыл глаза.

Открыл он их, когда над ветками старой ивы уже зажигались первые звезды.

По пути назад, к площади и памятнику, он сбился с пути. Уже совсем стемнело, когда наконец выбрался на площадь, к машинам и распростертому на асфальте вождю. И к грузной, раскоряченной туше бронетранспортера подле него.

Кривоногих Есуевых гвардейцев, а следом за ними и Шавера с его командой, разоружив, скопом заперли в подвале соседней пятиэтажки. Впрочем, держали их там не двери с коммунально-имперским замком, болтавшимся на одном шурупе, а пара неторопливых людей в рыже-пятнистой униформе, присевших на бордюр неподалеку от двери. Сидели молча, слушая темноту, неподвижные, как сфинксы, с длинноствольными «АК-100» на коленях. Семена с Есуй завели наверх, в сохранившуюся на втором этаже неразграбленную квартиру. Юса втолкнул туда здоровенный, веснушчатый, белобрысый верзила с закатанными по локоть рукавами.

– Так это и есть ваш третий? – удивленно спросил майор, выпустив колечко дыма.

– Сам пришел, – отрапортовал верзила, – подошел к БТРу и стоит, как пень. Ну, мы его за шиворот.

– Не дергался?

– Не, товарищ майор, не дергался. Как барашек.

– Оружие?

– Не-а, – верзила помотал головой.

– Что, вообще?

– Даже зажигалки нету. Деньги, паспорт, а больше ничего нету.

– Ну нету, так и ладно. Все в сборе. Или еще кто-нибудь?

Сидящий на полу со сцепленными за спиной руками Семен помотал головой:

– Ныкого, товарыш майор.

– Смотри, Сёма. Нет у меня к тебе доверия больше, совсем нет. Скурвился ты, – майор вздохнул. – Мы ж тебя предупреждали.

– Моя нэ с вами справа, – буркнул Семен. – На што ты на нас залупыуся, не розумию.

– Не с нами? А через чью границу ты идти собрался?

– Та мы ж вашым давалы. Тэбэ шо, ще трэба? Богато ты, браце, москальства прыхопыв.

– Ты, курва, щэ раз мяне «братом» пакличаш, я табе вока на дупу нацягну, багнюк лайны!

– О як кажа, подывыся ты. Нэ забув за кильки рокив.

Белобрысый верзила усмехнулся. То, как майор покраснел, было заметно даже сквозь густой загар.

– Ладно, – сказал майор примирительно, – не трепись зря. Может, эти с тобой, тоже по мове?

– А то, – Семен усмехнулся. – Пане Юзефу, мовце пану офицерову, шо мы тута шпацыроваты ехалы.

– Что, и баба тоже? Ты что, бандеровать на Памире собрался? А сало жрать своих кривоногих приучил? – Майор захохотал.

Отсмеявшись, высморкался в обрывок туалетной бумаги и сказал:

– Ладно, холера ясна, деньги деньгами, но ты ж куда прешься? Ты думаешь, я такой идиот, что в твои сказки поверю? Ты ж, курва, нам все перебиваешь. Не пизди! Чем бы там ты еще ни думал заняться, этого уж точно не упустишь.

– Да воны ж з тобою дамовылыся!

– Им у меня веры еще меньше, чем тебе. Вон, с тобой они тоже «дамовылыся». И за моей, между прочим, спиной. Не прищучить их, сволочей. Забились в свои лайные коридоры. Это раньше, – пару групп, да с крышей. Только пятки чесали б. А сейчас, – майор скривился, – полдивизии черножопых. С ними разве что сделаешь? Растрезвонят. Мясо дурное. Только на своих и глядят. Мне хотя б тогдашнюю роту витебскую…

– А ты до нас ходы.

– Та я ж не курва, черным жопы лизать, – сказал майор. – Короче, пятнадцать штук на бочку, и выбирай сам, кого оставить в залог твоего хорошего поведения. Или пана Юса твоего, или бабу. А с тобой, для верности, мы пару своих ребят направим. И не дай бог, с кем из них несчастный случай приключится.

– Та я ж курва, – усмехнулся Семен.

– Курва, – согласился майор, – да с головой, а не со сракой на плечах. Тебя ж твой черножопый князек на кол вобьет, даже если от меня сподобишься удрать. А через границу тебе здесь – ни-ни.

Семен посмотрел задумчиво на Есуй, сидящую рядом на полу, на Юса, стоявшего у двери. На верзилу, на майора.

– Не, нельза. Без них – не справа.

– Баба, ладно. Ладной бабе всегда есть употребление, – майор ухмыльнулся. – А этот барашек тебе зачем? По мове шпрехать?

– Альпиняка це. С лагеря.

– А, через перевалы, небось, драпать собрался? Мимо нас? Курва, одно слово.

– Отпусти нас, – сказала Есуй. – Тогда мы, может быть, простим тебя.

– О, холера! Спицын, поучи-ка ее, кто и как здесь говорит.

Верзила подошел к Есуй и ткнул ее носком сапога в живот. Та согнулась, коснувшись лбом пола.

– Пока не спросят – молчать! Зяпу не раскрывать, – рявкнул верзила.

– Ой, дарма робыш, пане офицер. Дарма.

– Тебе, видать, тоже неймется. Так это у нас быстро. А может, мне с вами и не валандаться? Выпотрошить, да и катитесь восвояси. Экспедиция на Вахан, вот же мать вашу.

– Не. Не атрымаецца, пане офицеру, – сказал Семен, улыбаясь. – Чуешь?

Майор замер, прислушиваясь. С улицы донеслось негромкое, но отчетливо различимое взревыванье.

– Ох, браце, браце. Ты полычыв, одын ты таки справны, стукарей ставыты?

– Спицын, проверь, – скомандовал майор, нахмурившись.

Минут пять все ждали молча: ухмыляющийся Семен, Есуй, побледневшая, прикусившая губу, майор, закуривший очередную сигарету, и Юс у двери. Его клонило в сон. Он оперся спиной о стену, прикрыл веки. Майор не отреагировал никак. Юс подумал, что всего пара шагов – и окажешься за майоровой спиной. У расстегнутой кобуры с пистолетом в ней. Но майор – не Алтан-бий. Он на две головы выше, и неизвестно, насколько тяжелее. И проворнее. В комнату вошел Спицын.

– Товарищ майор, у нас гости. Из штаба.

– Одни?

– На броне.

– Кто?

– Восьмой и одиннадцатый, Велюгин.

– О, холэра ясна! – Майор в сердцах раздавил окурок.

– Казав я тобэ – не москалься. Дали б мы тэбэ на лапу штуку, и поцелувалися б на розвитанне. Што, дочекався?

– Товарищ майор, они вас хотели видеть.

– Что, они сюда подняться не могут?

– Не хотят, – Спицын пожал плечами. – Требуют вас.

– Твою мать! Ты смотри, – пообещал майор Семену, – мы еще встретимся. Эти в штабе, а граница тут моя. Спицын, присмотри за ними, пока я выясню, в чем дело.

– Здоровеньки булы, браце! – крикнул Семен майору вслед.

Через полминуты после того, как закрылась за майоровой спиной дверь, Есуй, сидевшая на полу со связанными за спиной руками, подпрыгнула, будто подброшенная пружиной, выбросив одетую в ботинок ступню далеко вперед. Но белобрысый верзила оказался быстрее. Он развернулся как кошка, и Есуй, взвизгнув, покатилась по полу. Тут же он повернулся к двинувшемуся Юсу – как раз навстречу пригоршне пепла из пепельницы.

Все же Юса он ударить успел. Неточно, но очень сильно, – Юсу показалось, будто он налетел грудью с разбегу на бетонный столб. Внутри стало тесно и жарко, и нечем дышать, и он сполз по стене, судорожно хватая ртом воздух. Но еще раз развернуться ослепший Спицын не успел, – поднявшаяся с пола Есуй ударила его носком ботинка в печень, а потом, уже упавшего, в пах, в живот, с хрустом припечатала каблуком лицо.